— Я слышал выстрелы! Полиция!

Меропа со всех ног бросилась прочь. Она знала, что такое полиция в мире магглов, и уж точно не горела желанием попадаться им в лапы. Боль стиснула ее нутро, как будто железные клещи с тупыми зубьями. Она в ужасе схватилась за живот, уже похожий на тугой барабан, на который с трудом налезало купленное где-то на барахолке заношенное, безразмерное платье с чужого плеча. На миг ей показалось, что ее чрево превратилось в ледяной, застывший камень, но потом боль стихла и совершенно растворилась где-то в глубинах ее тела.

Меропа остановилась, тяжело и бессильно привалившись плечом к стене, обнимая руками тяжелый живот. Только бы еще немного… С блеклого неба, затянутого тучами и дымом, посыпал мелкий снег. Когда отпустила боль, Меропа почувствовала, что промерзла до костей.

Она провела рукой по выпуклости живота и почувствовала ответное движение. Слезы полились по горящим от мороза щекам. Этот ребенок — он живой, он двигается, и совсем скоро он появится на свет… где его никто не ждет.

Меропа закрыла глаза. Ее душа была почти мертва. Еще немного — и она перестанет чувствовать даже боль и страх. Что-то только что сломалось внутри нее, и она знала, что это навсегда. Меропа уже знала, что смерть стоит за ее плечом, что ей осталось только завершить последнее дело в ее беспросветной, безнадежной жизни.

Окоченевшие ноги начали нестерпимо ныть. Меропа достала волшебную палочку, направила на лежащую у стены смятую газету. Если удастся ее поджечь, можно попробовать согреть руки и ноги. Но палочка не произвела на свет ни малейшей искры. Меропа попробовала другие известные ей заклинания — ничего. Как будто она и впрямь была сквибом, где-то укравшим волшебную палочку. Судорожно всхлипывая, она побрела вперед, держась за стену…

Джеки почувствовала, как глаза Меропы закрылись и открылись. Вывеска Боргина и Берка дрожала и двоилась перед глазами. Она медленно, тяжело поднялась по ступенькам и вошла внутрь. Тренькнул пронзительный колокольчик.

Из-за шторки за прилавком вышел человек невысокого роста, с густой копной волос, которые нависали прямо на глаза, точно край соломенной крыши.

— Чем могу вам слу… эээ… — протянул он, оборвав на середине привычное приветствие. Вопреки его ожиданиям, в канун Рождества к нему пришел не богатый клиент, желающий выбрать подарок, а нищенка в отборнейшем тряпье.

— Вынужден просить вас удалиться, мадам, — холодно заявил он, глядя на Меропу, запрокинув голову, из-под своей соломенной челки. У Меропы зазвенело в ушах, кровь прилила к лицу. В теплом уютном магазине ей вдруг стало дурно. До нее донеслись обрывки фраз «скомпрометировать заведение,» «немедленно покинуть» и «не заставляйте меня применять силу в вашем положении.»

— Во что вы его оцените? — хрипло спросила Меропа, даже не пытаясь вслушиваться и вытаскивая медальон Слизерина из-под рваного платья. Железные тиски снова стиснули ее нутро. Она невольно обхватила живот одной рукой.

— Что там у вас? — нервно воскликнул приказчик, как будто боясь или брезгуя приблизиться.

— Медальон Салазара Слизерина, — сказала Меропа как можно отчетливее, и внезапно ощутила что-то похожее на мстительную радость. Избавиться наконец от этой дряни, которой ее вечно попрекал отец — какое облегчение.

— Положите сюда, — недовольно приказал приказчик, постукивая своей волшебной палочкой по прилавку. — Я должен оценить товар.

Меропа видела, что он ей не верит, но повиновалась. По прежнему прижимая руку к животу, она другой неловко сняла медальон с шеи и положила на прилавок. Странно — еще никогда в жизни она с ним не расставалась. Медальон как будто подпрыгнул на месте, словно зная, что его собрались отдавать в чужие руки.

Приказчик склонился над ним, ощупал длинными белыми пальцами, что-то тихонько бормоча себе под нос. Потом перевернул и — не смог скрыть порывистое движение. Его руки сами собой вздернулись к прилавку, как будто его обуяло внезапное желание схватить медальон и уволочь куда-то к себе в нору.

Еще через мгновение он овладел собой и почти спокойно поднял голову. Меропу не интересовали его чувства и эмоции. Боль постепенно схлынула, но колени ее дрожали, и ей казалось, что еще чуть-чуть, и она потеряет сознание.

— Десять галлеонов, — сказал приказчик, кое-как пристроив на лицо довольно кислую мину. Джеки ахнула бы, если бы могла, но Меропе было не до удивлений. Десять галлеонов — целых десять больших, толстых золотых монет, за которые можно… Она не очень представляла себе, что можно купить на десять галлеонов и на сколько их хватит. Но уже сама мысль о теплом, солнечном золоте согревала ее душу.

— Давайте, — хрипло каркнула Меропа. Ребенок забился внутри, как будто просясь на свободу. Десять галлеонов, целое состояние.

***

Раннее утро выдалось солнечным и морозным. Том сказал, что нужно двигаться дальше и поскорее закончить дела в Англии, чтобы приступить к следующей части его загадочного плана. Джеки подчинилась, не спрашивая и не удивляясь. Она уже почти смирилась с тем, что Том мало что ей рассказывал. Недостаток информации он с лихвой компенсировал в постели, так что у Джеки оставалось мало сил и времени на раздумья. Они пробыли в деревушке два дня, а потом ей вдруг показалось, что вдоль улицы неторопливо прогуливается Криспин Боунс.

Ночь была тревожной, Джеки сжимала палочку под подушкой, надеясь только, что не придется ею воспользоваться. Она почти не сомкнула глаз, только изредка погружаясь в короткую, беспокойную, полную странного шепота дрему. Утром Том в который раз проверил содержимое своего саквояжа, и, чуть только встало солнце, они покинули свое пристанище.

Трансгрессировать прямо из комнаты было бы глупо — здесь все думали, что они такие же магглы, как и остальные жители деревушки, и привлекать к себе внимание исчезновением с хлопками уж точно не стоило. Поэтому Том решил выйти за пределы поселка, подальше от посторонних глаз.

Тропинка круто уходила под скалы, присыпанные легким снежком. Идти по неровной замерзшей грязи, да еще и в гору было непросто, и Том крепко держал Джеки под локоть.

— Ты спрашивала о том большом доме в Литтл-Хэнглтоне, — вдруг сказал Том, оглядываясь на оставшуюся позади деревушку. Над красными черепичными крышами вился живописный дымок.

— Однажды, много лет назад, в этой деревушке жила семья. Отец, сын и дочь. Они принадлежали к старинному роду, они были потомками самого Салазара Слизерина и обладали магической силой. А в том большом доме жила другая семья — магглы, простые… простые, не наделенные никакой колдовской силой магглы, — сказал Том, и Джеки заметила, как трудно, через силу дались ему эти слова.

— У них был сын — мерзкий, заносчивый… маггл, — продолжил Том, и его рот дрожал и кривился, как будто сам вкус этого слова вызывал у него тошноту и отвращение. — Дочь… дочь колдовской семьи полюбила грязнокровку и сбежала с ним, бросив своих родных. Они даже поженились, но через какое-то время он понял, что его жена — ведьма. И только из-за этого, только потому, что она принадлежала к колдовской расе, он бросил ее, беременную, в Лондоне и вернулся домой, к своему папаше. Весь Литтл-Хэнглтон потом пересказывал истории о том, как бедному грязнокровке «задурили голову.»

Пальцы Тома сжались вокруг ее локтя так, что рука онемела. Каждое его слово вызывало в ее памяти то одно, то другое лицо.

— А она так и не вернулась домой из Лондона, — продолжал Том. — И он даже ни разу не попробовал ее найти. Ни ее, ни своего ребенка. От славного древнего рода остались только ее отец и брат. Отец умер вскоре после бегства дочери, а брат остался. Он был последним хранителем кольца, которое мы оставили в той хижине.

Сердце Джеки колотилось как угорелое. Том все еще держал ее за локоть, хотя они давно уже не двигались с места. Его пальцы были такими странно горячими, как будто прожигали ее платье и мантию одновременно. Внезапно вокруг стало темно, и Джеки снова оказалась в хижине Гонтов. Одно скользящее, как будто замедленное мгновение она смотрела в глаза Морфина, чудовищно заросшего и грязного, но все еще узнаваемого. Его освещало тусклое желтоватое пламя, и Джеки вдруг поняла, что держит в руке старомодный фонарь.