Но Меропе было откровенно плевать на все эти дела. Ее душа пела от счастья — наконец-то они перестанут ее мучить. Ей не было дела до того, как она будет жить одна. Ей не было дела ни до чего, кроме тайного хранилища, где она берегла все необходимое для изготовления амортенции. Надо только подгадать день, и тогда он уже не сочтет ее уродливой или отвратительной. Нет, он полюбит ее куда сильнее, чем эту свою Сесилию. Он будет ее боготворить, обожать, носить на руках и… и дальше Меропа не успела придумать, потому что Джеки снова очнулась.
А потом, уже стоя на пороге, она вдруг захотела посмотреть назад. Что-то в этой хижине было — помимо Меропы и ее семейства — что-то определенно пыталось влезть в ее голову. Джеки прикрыла глаза рукой и вдруг увидела вспышку света, и эта вспышка как будто кого-то ударила, и этот кто-то упал без сознания. Другой человек наклонился над ним, схватил что-то длинное, тонкое, и вышел.
— Скорее отсюда, — сказала она дрожащим голосом, буквально выбегая за дверь и вытаскивая за собой Тома. — Я тут с ума сойду.
========== 11. Тайна ==========
Когда они вернулись в гостиницу, было уже около двух пополудни. Джеки страшно замерзла и измоталась. Пережитое в развалинах дома переполнило ее до краев. Том заказал обед в комнату, а пока еду готовили, он вдруг странно забеспокоился и заходил туда-сюда по комнате. Джеки внимательно за ним следила, но не решалась нарушить его сосредоточенность вопросами.
Когда в дверь постучали, Том сам открыл. Тот самый седой и румяный мужчина, который вручил им ключи от комнаты, внес огромный поднос с дымящимися тарелками. Том все так же молча дождался, пока он выйдет, а потом снова запер дверь и заходил туда-сюда. У Джеки сложилось впечатление, что он почти совсем позабыл о том, что она тоже здесь, в этой же комнате.
Наконец он очнулся от своих мыслей.
— Мне нужно кое-где побывать, — объявил он. — Нет-нет, ты оставайся здесь. Поешь и ложись в постель, не жди меня, я не знаю, сколько я там пробуду.
— Но я не больна, и я вполне в силах…
— Нет, я должен пойти туда один, — твердо ответил Том. Он подошел, быстро и как-то небрежно поцеловал ее в щеку и скрылся за дверью с неожиданной стремительностью.
Джеки растерянно посмотрела на обед, над которым поднимался ароматный парок и села к столу.
Она задумчиво смотрела в окно, где над мягко очерченными холмами низко висело серебристое солнце. Интересно, куда он пошел? Откуда он знает это место и почему кольцо нужно было прятать? В Министерстве Магии бы мигом разобрались и с проклятьем и со всем остальным, если уж в этом дело. И тот паук… Джеки не испытывала особой любви к паукам, но жалость и страх снова охватили ее от одного воспоминания о мертво подогнувшихся лапах, о разом остановившейся жизни.
Как вообще это кольцо попало к Тому? Какое отношение он имеет ко всему этому семейству? И почему так совпало, что ее видения начались чуть ли не с первого дня ее знакомства с Томом? Вот только стоит ли спрашивать об этом его самого… Вряд ли, по крайней мере, пока.
А потом мысли Джеки обратились к ее собственной семье. Ее охватило чувство вины: родители наверняка уже подняли на ноги полмира, пытаясь ее разыскать. Наверняка, Криспин положит все силы на то, чтобы ее найти. А она здесь, в маггловской деревушке Литтл-Хэнглтон, сидит у стола и пытается понять, как она вдруг оказалась в самой гуще каких-то удивительных вещей.
Пальцы нашли медальон и привычно сжались вокруг него. Может быть, Меропа сама даст ей подсказку? Джеки закрыла глаза, пытаясь призвать видение силой воли. Естественно, ничего не получилось, но она и не ждала, что все произойдет по ее велению.
Тогда она вздохнула, налила в круглую толстостенную чашку чаю из такого же прелестного деревенского чайничка и устало прилегла на постель.
И все случилось.
… Загорелая рука с длинными тонкими пальцами вернула Меропе стакан, осушенный до дна. Интересно, какой вкус и аромат приобрела для него амортенция? Она все никак не могла осмелиться и поднять глаза. Даже теперь, когда бояться уже нечего, когда все уже сделано, когда…
Долгий протяжный вздох долетел до нее сверху, точно дуновение ветра.
— Тебя зовут Меропа, верно? — спросил всадник, соскакивая на землю легким, гибким движением. У нее перехватило дыхание.
— Да, — ответила Меропа, через силу поднимая голову, чтобы встретиться взглядом с тем, ради кого все это и затевалось. Длинные загорелые пальцы прошлись по ее щеке, стирая катящиеся слезы. Как же он был красив — пронзительно, до боли красив. Меропа всхлипнула в последний раз.
Джеки уже привыкла к тому, что вместо возлюбленного Меропы ей всегда видится лицо Тома. Это даже было к лучшему — сейчас, когда человек с лицом Тома склонился к губам Меропы и прижался к ним своими, еще влажными после выпитой амортенции, губами, Джеки не захотелось отвернуться.
— Почему я раньше не знал, какая ты красивая? — спросил возлюбленный Меропы, а на Джеки в это время смотрели влюбленные глаза Тома. Это было что-то новенькое. Не в воображении, а в реальности он никогда на нее такими глазами не смотрел. Может быть, такой побочный эффект у амортенции… На самом деле, ей больше нравилось выражение глаз настоящего Тома — у этого, воображаемого, взгляд был совсем пустой. По-телячьему влюбленный, гордый, надменный — но пустой, стеклянный.
Меропа ничего не ответила. Слезы все так же катились по ее щекам, и Джеки вдруг страшно остро ощутила и поняла — Меропе так больно от того, что все это как будто не взаправду. Это амортенция, это сила зелья, которое она сварила, это — только иллюзия, и если он не выпьет новую порцию, то скорее всего…
— Я тебя люблю, — сказал воображаемый Том, улыбаясь до ушей. У настоящего была совсем другая улыбка — тонкая, едва уловимая, таящаяся в уголках рта, в почти незаметных ямочках на щеках.
Тогда Меропа взяла его за руку и повела за собой. Он пошел следом, покорный, радостный, как будто поведи она его за собой на костер — он пошел бы без раздумий и сомнений.
Она провела его в ту самую комнату — там кровать была застелена страшным, серым, но хотя бы относительно чистым бельем. Возлюбленный с лицом Тома проявил инициативу мгновенно, чуть только увидел постель. Он развернул Меропу лицом к себе, прижался к ней всем телом, запрокинул назад ее голову и принялся целовать, слегка прикусывая ее губы и глухо постанывая. Джеки ощутила, как тело Меропы ответило на его страсть, как уже знакомый жар нарастал внизу живота и между судорожно сведенных бедер.
Меропа со странной и пугающей готовностью доверялась его горячим ласкам, как будто в точности знала, что должно произойти. Джеки вдруг заподозрила нечто… и волна дурноты подкатилась к ее горлу. Святое небо, неужели Морфин дошел и до этого?..
Но ей не суждено было узнать ответ. Возлюбленный Меропы склонился над нею, развел в стороны ее бедра и…
— Том, — прошептала Меропа и Джеки вместе с ней.
Том? Да какого черта?
Видение сменилось новым.
Меропа стояла перед высоким, слегка наклоненным зеркалом в опрятной, нарядной комнате с широким окном и оборчатыми занавесками. За окном туманился серый, теплый день, и на ней было голубое платье в белый горошек. Она была почти хорошенькой сейчас — волосы аккуратно причесаны, лицо умытое и сияющее, и платье удивительно хорошо освежало ее резкие, тяжелые черты.
Самый подходящий момент, чтобы… дверь распахнулась, и в комнату ворвался — ну конечно же, воображение снова использовало его лицо — Том. Он был растерян, напуган, подавлен — и еще тысяча эмоций отразилась на его неповторимо-изысканном, бледном лице. Меропа быстро обернулась к нему от зеркала и невольно сомкнула руки чуть ниже талии, как будто готовясь сказать ему что-то очень важное.
— Ты?.. — глухо спросил Том, как будто впервые ее видя. Джеки почувствовала, что Меропа была к этому готова, и поняла, что возлюбленный наконец избавился от действия амортенции. Однако, нужные слова все никак не приходили на ум, и Меропа только и смогла, что шагнуть ему навстречу.
