Меропа посмотрела на свои черные, загрубевшие, заскорузлые руки и заплакала. Беззвучно, незаметно, даже плечи не вздрогнули, не сбилось дыхание. Нельзя дать им понять, нельзя показывать им, что…
— На что это ты там таращишься? — вкрадчиво спросил тихий голос у самого уха. — Опять пускаешь сопли на того красивого маггла?
Меропа вся сжалась. Грубые пальцы Морфина прошлись по ее плечу над небрежно распахнутым вырезом платья, откинули в сторону спутанные волосы, опустились ближе к груди. Меропа ощутила, как на ее плечо лег колючий подбородок брата, как его нечесаная грива коснулась ее шеи, и вздрогнула. Видимо, эта реакция ее тела привела его в особый восторг.
Тихо хихикая, Морфин прижал ее к себе, обхватив одной рукой поперек туловища, а второй принялся щипать везде, где только мог достать. Больше всего досталось груди. Длинные и твердые ногти буквально вгрызались в кожу, и, не в силах терпеть, Меропа вскрикнула и попыталась высвободиться. Однако, Морфин держал ее с нечеловеческой силой, и щипки превратились в настоящие укусы. Когда два желтых когтя впились в самое нежное, самое чувствительное местечко, Меропа взвыла от ослепительной боли, а брат зашелся в приступе хохота.
— Ори громче! — выкрикнул он прямо ей в ухо. — Пусть твой магглишка подумает, что ты не просто дура, а еще и чокнутая!
Меропа прикусила костяшки пальцев и в наступившей тишине услышала голоса на дороге.
— Опять у этих Гонтов творится какой-то бедлам, — сказала девушка. Какой же у нее нежный, мелодичный голос.
— Они там все поголовно сумасшедшие, — ответил молодой мужчина, и сердце Меропы заныло. — И такие уродливые к тому же.
— Ах ты злюка, — засмеялась девушка, но вдруг перестала. — На самом деле это жестоко. Они ведь не выбирали, какими им родиться.
— Это не делает их менее отвратительными, — высокомерно ответил юноша. Настала тишина, только гравий хрустел под копытами их коней. Меропа беззвучно рыдала.
Уродливые. Отвратительные. Да, именно такие они и есть.
Морфин понемногу успокоился — ему прискучило мучить сестру, и он бросил свое занятие так же внезапно, как ребенок переключается с одной игрушки на другую.
— Слыхала? Получи своего магглишку и его любовь! — прошипел Морфин. Его рука пробралась под ее волосы, наматывая их на пальцы. А потом он оттянул ее голову назад и, высунув широкий мокрый язык, одним махом облизал слезы с ее щеки, пуская слюни и тяжело дыша…
Джеки зажмурилась и поняла, что она — это уже она, не Меропа. Что никакого Морфина рядом с ней нет, что есть только Том, и что сквозь дыры в крыше сияет холодное зимнее солнце, дробится и сверкает в каплях слез, висящих на ее ресницах. И что ее лицо сплошь мокрое.
— Что случилось, Джеки? — спросил Том мягко-мягко, осторожно заглядывая ей в лицо. Джеки поняла, что волшебная палочка все еще зажата в ее кулаке, да так, что пальцы онемели как каменные, не разогнуть.
— Я видела… — выдохнула Джеки, утирая слезы и размазывая по лицу грязь и пыль. — О нет, я не смогу рассказать, что он творил, это чудовище… Том, я видела людей, которые жили в этом доме, отца и…
— … И сына с дочерью, — мягко договорил за нее Том. — Да, я знаю, кто здесь жил.
— Это был кошмар, — всхлипнула Джеки. — Несчастная дочь…
И тут Джеки осеклась. Дочь применила непростительное заклятие подчинения к человеческому существу. Заставила его выпить любовное зелье, а потом уехала вместе с ним, вероятно, заставив его бросить Сесилию, бросить все. О, Джеки была наслышана о мощи любовных зелий, даже тех, которые продавались в разнообразных колдовских магазинах, а уж что и говорить об амортенции, которую умудрилась сварить бедняжка Меропа.
— Я знаю, дорогая, — сказал Том, беря ее за руки. — Я бы не пришел в этот дом, если бы не знал, кому он принадлежал. Чем скорее мы отсюда уйдем, тем легче тебе будет. Здесь слишком…
— Зачем мы здесь? — спросила Джеки, чувствуя, как недавняя волна гнева отступает, и душа заполняется странной тоской. Том кивнул и полез в карман под мантией. Когда он достал оттуда коробочку с кольцом, Джеки уже и сама догадалась. Да, кольцо и этот дом — они были частями головоломки, которые должны были сойтись рано или поздно. Вопрос только — почему и зачем?
— Я должен оставить здесь вот этот клад. — Том слегка улыбнулся и взвесил коробочку на ладони. — Оставить так, чтобы никто не нашел и не достал.
— Потому что на нем проклятие?
— В том числе и поэтому. А еще потому, что это вещь чрезвычайной важности, благодаря которой Лорд Волдеморт однажды станет известен во всем мире.
— Да что же в нем такого особенного? — Джеки потянулась к коробочке, которая матово блестела на солнце обтянутыми черной кожей боками. Слова Тома показались ей странно пафосными, напыщенными. Известен во всем мире? Вот чего он хочет, вот к чему стремится… А еще он говорил, что победит смерть. Уж не с помощью ли этого артефакта?
— Что в нем особенного? — переспросил Том. — Пожалуй, то, что он поможет мне стать сильнее и могущественнее самой смерти. Только не коснись, — предупредил он, когда пальцы Джеки оказались слишком близко. Она поспешно отклонилась назад, и Том наконец вытащил свою волшебную палочку. Только сейчас, при свете солнца, Джеки впервые заметила, что ее рукоять оканчивается чем-то вроде когтистой лапы.
Том направил палочку вниз, не говоря ни слова. Безмолвные заклинания удавались ему блестяще. Старые, почти совсем прогнившие доски пола задрожали и принялись выгибаться вверх и вниз, словно норовя оторваться от основы. Вылетел и отскочил со звоном один гвоздь, за ним второй, потом еще и еще. Две длинные половицы выскочили из своих мест, и под ними немедленно образовалась ямка, достаточно широкая и глубокая, чтобы спрятать туда коробочку с кольцом. Однако, Том не спешил.
Новые заклинания выгладили ямку так, что она стала походить на глиняную чашу, вкопанную в землю. Том что-то делал и делал, накладывал новые и новые слои, не произнося ни слова. Вспыхивал то красный свет, то белый, то зеленый. Джеки могла только догадываться, какую защиту он сооружал со всех сторон. Потом он сам взял коробочку с кольцом и своими руками погрузил ее как будто в слой прозрачной воды, которой не было видно, пока она не зарябила, не заходила кругами вокруг его пальцев и запястий.
А потом ямка сама засыпалась землей. Том наложил еще несколько заклятий сверху и принялся возвращать доски пола на место. Гвозди сами ушли в свои вековые гнезда. Том напоследок взмахнул палочкой — и пыль взвилась в воздух и пала на пол, скрывая все следы его тайного хранилища.
— Вот и все, — сказал он, протягивая Джеки руку. — Идем.
Они отошли в сторону. А потом Том нацелился палочкой на здоровенного паука в дальнем углу. Джеки вся съежилась от одного его вида. Хорошо, что раньше не заметила это чудовище.
Паук выполз из своего угла и деловито направился прямо к тому месту, где был тайник. Том прищурился, внимательно следя за его движениями. Споро перебирая лапами, паук быстро добрался — почти добрался до тайника. Внезапно он как будто натолкнулся на какую-то невидимую преграду. Вспыхнуло одновременно красным и зеленым, и все восемь лап сразу подогнулись под круглое волосатое брюшко. Паук упал и больше не встал. Каким-то образом Джеки поняла, что он мертв, а не просто оглушен или парализован. Она с содроганием посмотрела на неподвижное тело, на скорченные ноги, и ей вдруг стало страшно и жалко.
Однако, Том, видимо, остался доволен проделанной работой. Он кивнул каким-то своим мыслям и потянул ее за руку к выходу. До двери оставалась еще пара шагов, когда ее снова накрыло.
Меропа стояла тут же, у двери, глядя, как люди в длинных темных мантиях уводят ее брата и отца. Морфин плевался, брыкался и шипел, пытаясь вырваться, но тщетно. Когда конвоирам надоело его поведение, они просто оглушили его и трансгрессировали прямо со двора. Отец вел себя спокойнее — наверное, в его представлении это было достоинство представителя старинного рода. Его не пришлось парализовать или оглушать, чтобы арестовать.
