— Криспин, — медленно проговорила она, не сводя глаз с его лица, — Криспин, это же я, Джеки. Ты же буквально утирал мне сопли в детстве. А теперь — нет, ты шутишь, ты точно шутишь.

— Ну, не совсем, — усмехнулся тот. — Мои родители тоже успели мне намекнуть на то, что лучшей партии, чем ты, мне не сыскать.

— И что ты на это сказал? — спросила Джеки, чувствуя, как где-то в глубине живота завязывается какой-то тугой тяжелый узел.

— Сказал, что понял намек. И что в общем и целом я не против.

— Нет, погоди! — воскликнула Джеки. — Ты хочешь сказать, что ты меня любишь?

— Трудно сказать, мы видимся всего второй раз как взрослые люди, но, думаю, скорее да, чем нет.

— Это же не просто так… — продолжила Джеки, поражаясь легкости его тона. — Это жить под одной крышей, это вместе есть и… спать… и…

Ее обычная решимость вдруг ей изменила, и она быстро отвернулась, чтобы Криспин не увидел, каким пламенем вспыхнули ее щеки при мысли о супружеских обязанностях.

— Вот тут я точно возражать не стану, — тихо отозвался Криспин и внезапно подступил к ней ближе. Видимо, ее смущение показалось ему очаровательно-женственным, или кокетливым, или Мерлин его знает, что он там себе подумал. Он как-то неуловимо приосанился — высоченный, крепко сложенный, мускулистый, воплощение молодого мужества и силы. Джеки невольно представила себя рядом с ним под венцом, а потом и в залитой лунным светом супружеской спальне и испугалась по-настоящему. Если из всех участвующих сторон только она одна и окажется против подноготной этого странного плана, то шансы ее невелики.

Медальон сам собой дрогнул на ее груди. Сейчас он казался ей живым как никогда.

— Ты шутишь, — твердо сказала Джеки. — Ты просто меня разыгрываешь.

— Может быть, — с улыбкой отозвался Криспин. — По-моему, ты основательно замерзла.

Не дожидаясь ответа, он красивым жестом сбросил с плеч мантию и обернул ее с таким привычным видом, точно они были женаты уже лет десять. Почему-то Джеки стало от этого только холоднее. Не сговариваясь, они направились к дому. Сад стал совершенно темным, и Джеки совсем не хотелось оглядываться назад — напротив, она никак не могла отделаться от впечатления, что кто-то смотрит ей в спину из пасмурной темноты.

— Кстати, — вдруг спросил Криспин. — Кто он — тот парень, с которым ты разговаривала на похоронах миссис Смит?

— Какой парень? Ах, тот… — Джеки стало холодно и жарко одновременно. — Он… Погоди, ты меня видел?

Криспин прищелкнул языком, как будто удивляясь ее недогадливости.

— Джеки, дорогая. Ты все время забываешь, где и кем я работаю. Так что это за таинственный незнакомец, с которым я тебя не видел?

— Это… в общем, только никому не говори, пожалуйста, ладно? — Джеки лихорадочно пыталась придумать, за кого же выдать Тома, чтобы это не было подозрительно.

— Это мой друг из школы. Он хотел повидаться со мной, но оказалось, что не вовремя, — сказала она наконец, надеясь, что Криспин не заметит, как вспыхнули ее щеки.

— Мсье из Франции?

— Из Бельгии. Реми Лефевр, — поспешно добавила Джеки. Криспин кивнул, и она поняла, что где-то там, в его памяти, это имя уже высечено в камне — на всякий случай.

Меньше всего ей хотелось сейчас вспоминать Тома — слишком уж неожиданным оказался разговор с Криспином и слишком сильно он ее ошарашил своим подходом. Так неожиданно встретить старого друга, такого доброго, умного, заботливого — и вдруг его потерять, потому что… Джеки вдруг осенило. А что, если все это расследование ее прошлого было сделано в качестве аванса? Что, если Криспин просто хотел ей понравиться вовсе не как друг?

Она стоически вытерпела ужин, улыбалась, смеялась, даже шутила. Мама сияла, отец тоже выглядел довольным. Кажется, Джеки Мэйфейр еще никогда не была такой очаровательной. Но томящая, тянущая пустота росла в ее груди.

Когда, наконец, мужчины выкурили по последней трубке, Боунсы засобирались домой. Мама на прощание необыкновенно сердечно расцеловала миссис Боунс. Та тоже не осталась в долгу: подошла к Джеки, взяла ее руку в обе свои ладони и, проникновенно заглядывая в глаза, пожелала счастья.

Джеки едва удержалась, чтобы не выхватить руку из теплого цепкого захвата. Раздражение начало стремительно нарастать в груди, и ей стоило огромных усилий продолжать улыбаться, улыбаться, кивать, слегка поклониться на прощание.

А потом, когда дверь закрылась, и три приглушенных хлопка известили о том, что гости успешно трансгрессировали домой, мама обернулась к Джеки с тем же радостно-взволнованным видом. Но дочери уже не хотелось ни о чем спорить и ссориться. Она была слишком опустошена для выяснения отношений. Поспешно чмокнув маму в щеку, она бегом побежала к себе.

Надо увидеть Тома. Надо срочно увидеть Тома. Сейчас же. Немедленно. Рассказать ему то, что она узнала от Криспина. Или не рассказать, а сохранить в тайне до поры. Но увидеть. Сейчас же.

Едва ли понимая, что делает и зачем, она трясущимися руками открыла шкаф, вытащила свое любимое зеленое платье с серебристым пояском, дорожную мантию. Переоделась, спрятала в карман палочку и все деньги, которые были. Еще секунду помедлила и, повинуясь неясному ощущению, что так надо, сняла с шеи медальон Слизерина, положила на стол рядом со своим старым медальоном-часиками, и при помощи своей верной палочки надела на тетино наследство личину, в точности повторяющую внешний вид часов. «Однако, — мелькнуло в голове у Джеки, — идти они не будут…»

Только сейчас до нее внезапно дошло, что мама стучит в дверь и просит открыть. И спрашивает, что случилось, что не так. Ничего, мам, все так, мне просто позарез нужно кое-кого повидать.

А пока ты догадаешься применить какие-нибудь отпирающие чары, твоя Джеки будет уже далеко.

========== 7. Союзница ==========

Приходя в себя у магазина Боргина и Берка, Джеки молилась всем небесам о том, чтобы Том оказался в своей каморке. В магазине, естественно, никого не было в такой поздний час, но окошко, выходившее на задний двор, светилось мягким теплым светом.

Джеки бросилась к нему и, встав на цыпочки, постучала в стекло. Том подошел через несколько мгновений, держа наготове палочку и вглядываясь в темноту, словно ждал, что к нему может прийти кто-то, настроенный отнюдь не дружелюбно.

— Это я, — шепнула Джеки снизу, как только он заметил движение и приоткрыл окно. — Только не убей меня ненароком.

— Джеки?.. — так же шепотом ответил Том, и на его переносице пролегла тень. — Ты что здесь делаешь в такое время?

— Можно войти сначала? — спросила Джеки, несколько обескураженная таким приемом.

— Можно, — ответил Том, но ей показалось, что он сначала странно помедлил. Еще раз вглядевшись в темноту, он закрыл ставни, предоставив ей пробираться вдоль стены ко входу в магазин почти в полной темноте. Джеки вдруг почувствовала себя странно одинокой. Сбежать из дому, чтобы тут натолкнуться на такой прохладный прием?..

— Так что ты здесь делаешь? Что случилось? Ты в порядке? — почему-то так же шепотом спросил Том, когда она вошла. Он осторожно выглянул на улицу и, убедившись, что никого нет, накрепко запер дверь.

— Не совсем, — сказала Джеки, отвечая на его последний вопрос. — Ты что, тоже прячешься?

— Я… погоди, в каком смысле — тоже? Что такое произошло? — Том наконец обнял ее, и Джеки почувствовала, что слезы вот-вот прольются снова.

— Ничего страшного, — ответила она прыгающими губами, пока Том вел ее в свой теплый, уютный кабинет. — В общем, ничего особенного. Мне просто очень нужно было тебя увидеть…

Том присел на крышку темного деревянного стола, заваленного ворохом каких-то свитков и опустил руки, бездумно вертя пальцами пестрое перо. И, что самое удивительное, он не говорил ни слова. И Джеки, сдерживая всхлипы, тоже не говорила ни слова. У Тома было такое лицо, словно он не совсем понимал, что такого случилось.

Джеки чувствовала, как с каждой минутой гаснут ее воодушевление и решимость. Она принеслась сюда в надежде, что Том пылко обнимет ее и скажет, что тоже страшно скучал и считал минуты и часы. А он вместо этого…