Машенька — лучшая подруга, готовая всегда прийти на помощь и единственная, кто была в курсе отношений с Андреем. Не в силах молчать, однажды Яна поделилась и в ответ получила клятвенное обещание молчать до гробовой доски.

Вот и сегодня пришлось сказать маме, что они вместе с Машей будут готовиться к важному семинару, чтобы отпустили, не задавая лишних вопросов. Жаль только, что эта ложь была бессмысленной, и теперь, к волнению об Андрее добавилось едкое чувство вины.

— Всё хорошо, — кивнула, усаживаясь за стол и вытягивая ноги, которых из-за холода почти не чувствовала. — Я чаю очень хочу.

Мама улыбнулась, зажгла газовую конфорку под пузатым расписным чайником и села напротив, подперев подбородок ладонями.

— Игорь, кстати, в клуб ушёл, с подружкой своей новой, — скривилась мама, как всегда воспринимающая в штыки любую влюблённость старшего сына.

А Яна обрадовалась — никто не будет доставать своей заботой. Можно будет лечь в кровать, накрыться с головой одеялом и ни о чём не думать. Хотя бы несколько часов, хотя бы до утра. А мама щебетала дальше, и Яна бы не слушала, погрузившись в свои мысли, но прозвучало имя Андрея, и это будто бы тумблер включило.

— ... ты же помнишь его, да? Приходил к нам часто, хороший мальчик.

— Да, помню, конечно.

— Он женится, оказывается. Представляешь? — мама округлила глаза, шокированная, что ровесники обожаемого Игорька уже связывают себя узами брака.

— Женится? — не узнала своего голоса, таким спокойным и безразличным он казался. И где только силы в себе нашла что-то говорить, когда с треском и грохотом рушился мир? — Здорово. Рада за него.

— Игорь, правда, не знает, на ком. Говорит, Андрей уехал к себе домой сегодня утром, вроде как, с невестой поехал родителей знакомить.

Когда окружающая реальность пошла трещинами, а сердце в груди стучало африканским барабаном, Яна поднялась на ноги и пошла в свою комнату. Мама хлопотала по хозяйству, сокрушаясь, что скоро и Игорь приведёт знакомиться очередную лохудру, и придётся улыбаться ей. А потом и Яна решит выйти замуж, и останутся они с отцом одни в пустой квартире.

Яна сползла на пол, глотая раскрытым ртом воздух, понимая, что просто не сможет жить дальше. Не сможет сказать маме, что беременна, а Андрей уехал, бросил её и даже не нашёл времени объясниться. Не понимала, что делать, как жить дальше.

Сказать маме о ребёнке? Она убьёт её, просто убьёт, нет уж. Так нельзя. Паника сбила с ног, руки лихорадочно затряслись. Нужно что-то делать, срочно, пока не стало совсем поздно.

Боль рвала на части, и Яна выла, давилась рыданиями, зажимая рот рукой, боясь, что услышит мама. Нет, никак нельзя этого допустить, немыслимо. Испугалась, что начнутся вопросы об отце ребёнка, и тогда вскроется правда, и Андрея найдут.

Игорь сам его убьёт, не простит, что бросил его сестру — слишком уж любил свою мелкую, слишком заботился о ней, чтобы позволить кому-то обидеть.

Когда в доме стихли все звуки, Яна вышла из комнаты. Не включая свет, на цыпочках добралась до ванной комнаты, щёлкнула выключателем и закрылась изнутри. Чувствовала себя грязной, использованной, прогнившей изнутри. “Он женится, женится", — только и могла думать, больше ничего на ум не приходила.

Как ни трясла головой, ни пыталась отогнать навязчивые образы Андрея. такого красивого. высокого, в нарядном чёрном — обязательно чёрном! — костюме. стоящего рядом с потрясающей девушкой рука об руку и ступающих вместе в новую, счастливую жизнь. Жизнь, где нет места Яне — девушке с живущим под сердцем ребёнком.

Ребенок... когда узнала об этом пару дней назад, показалось, что в грудь выстрелили из дробовика. У них и было-то всего один раз — почти случайно, на каком-то бешеном накале эмоций, но вот смотри ты, забеременела. Как в пошлой мелодраме, честное слово.

Сейчас же Яна стояла над ванной, выкручивая краны на полную. Нужно вымыться, срочно избавиться от всей этой грязи и мерзости, налипших на кожу, на душу, въевшихся в сердце. Вымыться, срочно вымыться! И чтоб вода погорячее, чтобы кожу обжигало, и дыхание перехватывало. Нужно забыть, всё забыть. Может быть. хоть так получится?

В голове мелькнула мысль схватить лезвие и оборвать всё раз и навсегда. Одним движением руки перечеркнуть жизнь, в которой слишком много боли. Но не решилась, не смогла. Представила рыдающее лицо матери, бледное — отца и злое — брата... нет, уж слишком страшной показалась померещившаяся картинка.

Интересно, Андрей, узнав о её смерти, хоть скривится? Или для него, в его новой жизни, совсем не существовало места воспоминаниям?

Так глупо... Яна влезла в обжигающую воду, поморщилась, и немного привыкнув к температуре, закрыла глаза, откинув голову на бортик ванной. Перед глазами навязчивым образом стоял он — человек, так легко предавший. А ведь на секундочку показалось, что эта любовь — взаимная. Так смешно... и больно.

Интересно, эта боль вообще пройдёт хоть когда-нибудь? Яна не знала, но не верила, что сможет вынести. А ещё: время на самом деле лечит, или это сказки для дураков?

Время замерло, растворилось в океане тоски, а Яна плавала в липком сиропе, и боль — на этот раз физическая — пронзала насквозь. Яна хотела выбраться из ванной, позвать маму, но голова кружилась, а тошнота накатывала волнами, лишая воли. Пошевелилась, застонала, но тело, будто расплавленным свинцом налили — не шевелилось. И только болело где-то внизу живота, тянуло и дёргало.

— Мама, мамочка, — звала тихо, но голос растворялся в сонной тишине дома.

Никто не придёт, не придёт... Она осталась одна, никому не нужная, брошенная всеми.

Но всё-таки нашла в себе крупицу воли, напрягла затуманенное сознание и выбралась кое-как из ванной, наполненной обжигающей водой. Сделала шаг в надежде выйти из комнаты, но ноги не слушались, и Яна рухнула на пол, сложившись как тряпичная кукла.

Когда сознание почти угасло, и на смену боли пришёл долгожданный покой, и из сердца наконец-то вытащили раскалённый прут, дверь в ванную комнату распахнулась, и чьи-то руки вырвали её у смерти.

Яна говорила и говорила, будто кто-то вытащил пробку из стока, и туда хлынула мутная ржавая вода. Не видела из-за застилающих глаза слёз, как Андрей, сидя на корточках напротив, запустил дрожащие руки в тёмные волосы. Он не мог поверить в услышанное, не понимал, как это вообще возможно. Ребёнок? Это казалось таким невероятным, но от Яны исходило волнами отчаяние, так больно било в самое сердце, что Андрей боялся не вынести. Но. ладно, он, а как она-то со всем тогда справилась?

Но ещё не мог понять, почему кто-то решил за них. Судьба, злой рок — всё это очень красиво звучит, но на поверку часто за всем этим стоят вполне конкретные люди. Только намеренно или случайно с ними это сделали? Вот именно в этом Андрей хотел разобраться больше всего на свете.

— Подожди, — попросил, когда она взяла длинную паузу, — подожди! Я не знал... Я ведь не знал. Ты меня слышишь?

Хотел схватить за плечи, прижать к себе, но не хотел быть утешителем. Яна сильная, раз столько всего вынесла и не скатилась в бездну, но всё-таки и у него тоже была своя правда, о которой нужно поговорить.

Его боль, жившая внутри столько лет, обида постепенно утихала. Будто бы дышать стало проще, а на сердце почти ничего не давило. Удивительно... а ведь столько времени потеряно из-за глупых наговоров, неуёмной гордости, злобы и обиды.

— О том, что женишься не знал? — горько усмехнулась, потирая предплечья, словно в комнату залетел морозный ветер.

Ей мерещилось, что она снова оказалась в том дне, когда ледяной осенний дождь заливал всё кругом, а она пряталась от холода под вязаной кофтой и козырьком автобусной остановки. И ждала, ждала ...

— Но я, блядь, не женился! — выкрикнул, оглушая Яну, а она замерла, пытаясь понять, что именно он хочет до неё донести.

— Невеста передумала?

Зашипел, резко поднимаясь на ноги, и мир закружился перед глазами.