Теперь стало наоборот. Привыкшие сутулиться, рабочие выпрямились, глаза освещала гордость собственного достоинства и решимость его защищать. Выстроенный для смотра в полном составе, отряд походил на корпус нового цеха, блестящей крышей которого являлись штыки. Неутомимые прежде, эсеровские зубоскалы примолкли.
Но это почувствовали ещё не все. Председатель областной земской Управы Медведев совершенно иначе оценивал обстановку. Благодаря Керенскому и Савинкову легендарная армия генерала Корнилова во весь опор мчалась к Берлину. Временное правительство было в надёжных руках министров-социалистов. А генерал Сагатовский столь же надёжно охранял местную власть. Всё это давало Александру Семёновичу основания чувствовать себя весьма уверенно. Впрочем, для полного триумфа необходимо общественное признание. И он решил выступить в Народном доме — перед самым большим залом.
Высокий, седоглавый, в элегантном чёрном фраке, подчёркивающем белизну сорочки, украшенной чёрным галстуком-бабочкой, Медведев слегка опёрся холёными руками о трибуну. Почтительная тишина почему-то не наступала. Тогда намекающе протёр платком пенсне с золотой дужкой. Дальнейшая пауза становилась неловкой. Снисходительно улыбнувшись, Медведев тоном апостола Павла, выступающего перед коринфянами, начал тронную речь:
— Многоуважаемые граждане! В то кошмарно-чёрное время, когда Россия цепенела в немоте и холопском раболепии, отважные народовольцы подняли стяг борьбы с тиранией самодержавия. Этот стяг, олицетворяющий всю чистоту и благородство помыслов самой выдающейся части русского общества, был лилейным, как вершины камчатских гор. Но беспощадный царизм всё больше, всё гуще пропитывал его кровью своих жертв. Однако взамен павших борцов подымались всё новые, так же дерзко преисполненные стремления разбить ненавистные кандалы, сковавшие великий народ. И наконец это свершилось: благодаря нашим усилиям, красный флаг воспарил над руинами самодержавия. Отныне власть принадлежит народу, ведомому в лучезарное будущее монолитной партией социалистов-революционеров!
Свист, возмущённые крики, смех и топот позволили златоусту до дна осушить стакан. Утихомирил всех Нейбут, прямо с места протяжно, словно океанский пароход, прогудев:
— Товарищи, ну, зачем вы так... Вдруг многоуважаемый Александр Семёныч скажет что-то новое? Ведь он первый получает столичные телеграммы. Вдруг Вильгельм уже испугался нашего наступления и, пока живой, решил срочно заключить мир! Пожалуйста, давайте ещё послушаем, хорошо?
Поглаживая седеющий клинышек фараонской бородки, благодарный Медведев слегка поклонился за выручку. Однако тишиной воспользовался Ефим Ковальчук, по-домашнему едва слышно сказав:
— Сударь, вы снова присвоили себе честь свершения революции. Давайте-ка заглянем в питерские или московские газеты, где напечатано письмо Милюкова. Всего за две недели до революции он авторитетно утверждал, что начавшееся движение инспирировано германскими шпионами и отечественными провокаторами. Неужели вождь русского либерализма даже не подозревал, что в революции участвует целая партия эсеров?
— Он всё прекрасно знал, только не желал, бестия, признавать нас решающей силой, — снисходительно пояснил Медведев.
— Значит, без помощи боевых эсеров победить Милюков не мог. Тогда почему же так неприлично крыл вас и аж призывал царскую власть беспощадно расстреливать на месте, как бешеных собак? Чем объяснить столь роковое недоразумение? — настырно допытывался Ковальчук.
— Исключительно пошлым стремлением присвоить наши заслуги.
— Гм, какие? Вы ещё не успели завоевать их. Или, быть может, уже сумели свершить революцию, про которую до сих пор никто не слыхивал?..
По залу прошелестел смешок. Безмолвный Медведев презрительно поблескивал стёклами пенсне, вспышки которых походили на револьверные. Пётр довольно подтолкнул сидящего рядом Кузьмича. Тот впервые видел главу земской Управы, впервые слышал такой разговор и, привыкнув почитать начальство, напряжённо ждал ответ местного вождя. Медлительный Ковальчук тоже не спешил с торжествующим выводом. Азартный Костя Суханов не мог упустить счастливую возможность окончательно развенчать фанфарона и радостно воскликнул:
— Браво, Александр Семёныч, браво! Тем паче, что в тот исторический вечер, когда в Питере произошла революция, я видел вас о супругой в театре.
— Так во-от вы где тогда прохлаждались-наслаждались... — тотчас уличил его Медведев.
— Каюсь, не подозревал о величайшем событии. А в театр жена завлекла в честь выхода из тюрьмы. Зато на следующий день я искупил невольный грех, собрав тут митинг, на котором был создан Совет. Ведь так?
Ошеломлённый открывшейся правдой, зал взорвался криками:
— Всё так, мы свидетели!
— Вон, прилипала, с трибуны!
— Ишь, как примазался к революции в белых перчатках!
— Тихо, горлопаны! Дайте человеку говорить!
— Нечего тут краснобайничать! Всё уже давно сказал Суханов!
— Да ещё тогда потребовал первым делом прекратить войну!
— А вы до сих пор не добились мира! Так на кой хрен звонарите тут!
Большевиков и сочувствующих им в зале было немного. Доминировали эсеры с меньшевиками, которые не жалели глоток для защиты Медведева. Поэтому быстро перекричали гостей и явно не хотели униматься. Нейбут уловил возникшую нелепость. Встав, он в рупор ладоней протрубил:
— Товарищи, разве можно так? Уважьте Александра Семёныча! Он же хотел сказать что-то о мире с Германией. Неужели вам безразлична такая сенсация?
Сомнительно, чтобы он пронял всех этим доводом. Но поразительная мощь голоса всё-таки подействовала. Гвалт прекратился. Медведев снова признательно поклонился спасителю и с прежним пафосом воскликнул: вот-вот добудем победу, ибо всесокрушающий боевой дух наступающих армий вселяют социалисты-революционеры во главе с легендарным Борисом Савинковым, которого Временное правительство назначило комиссаром Юго-Западного фронта. Да, именно социалисты-революционеры — та могучая сила, коя привела в движение наши доблестные армии. Именно эта сила скоро приведёт отчизну к закономерному триумфу!
Да здравствует революционно-демократическая власть!
Да здравствует Учредительное собрание!
Да здравствует демократическая республика!
Да здравствует социализм!
Этими зажигательными лозунгами он сорвал-таки рукоплескания почти всего зала. Потом в пятом или шестом ряду представительный усач смущённо промолвил:
— Бога ради, простите за недоумение... Позвольте с вами не согласиться. Вот хоть Керенский... Очень приятный с виду человек. Но где ж, извините, его государственная мудрость? Офицерству приказано: «Вперёд за землю и волю!» Да кто ж охотой будет сражаться, коль дома эсеры оттяпают землю, оставив офицерские семьи помирать с голоду. Позвольте уверить вас, господин Медведев, подобная государственная мудрость весьма скоро принесёт нам фиаско.
Нечем крыть златоусту. Хоть бесславно покидай трибуну. Однако находчивый Медведев тут же доказал, что абсурд беспределен и, сардонически пошевелив усами, всё тем же тоном апостола Павла укоризненно изрёк:
— К величайшему сожалению, новые формы государственной жизни нам приходится ковать под вражеским огнём с двух сторон. Так мы сразу оказались пред драматической дилеммой: либо революция достигнет победы и на военных фронтах, либо война станет фатальной для нас. Кто ж виноват в столь великих противоречиях наших буден? Кто посмеет взвалить на юные плечи нашей демократии всё бремя ответственности за историческую трагедию? Виновных нет. А есть великая безысходность, кою необходимо преодолеть, ибо великая Россия не может бесславно сойти со страниц мировой истории. Не имеет права! Поэтому я верю: новые испытания ещё теснее сплотят ряды демократии. Наконец надо помнить, что беспредельна милость господня! Он услышит наши молитвы и посмотрите: явит чудо!
Штормовой шквал аплодисментов и хохота шевельнул седые волосы Медведева, унеся остатки былых лавров, но смыть его с трибуны всё же не сумел. Затем на сцену вспрыгнул Костя, торжественно пожал стоику руку и победно поднял её над своей поникшей головой. В зале буйствовала стихия. Медведев стал белее крахмальной сорочки, однако с места не двинулся. Когда рукоплескания затихли, Костя опустил тряпичную руку еле живого триумфатора и, пригладив длинные тёмные волосы, молитвенно уставился в потолок:
