Вертфаст чуял, что всё время бродит возле Ргеи... Не раз доставал и теребил аграфу, принадлежавшую ей. В лицах молодых женщин и девушек высматривал свою хрупкую и послушную чаровницу и, не находя сходства, ощущал, как щемит приручённое к ней сердце. Отступиться от поисков он уже не мог: желал вновь и вновь видеть её рядом с собой!.. К тому ж слишком много людей наблюдали за его охотой — для утверждения своего надлежало теперь только побеждать...

Уставший и разбитый, он пешком доплёлся до Полянских ворот и велел их открыть. Бдительным караульщикам разрешил выпускать из града только лиц мужского пола. Сам встал на помосте, облокотившись на меч, смотрел зорче всех. Велел подвести коня и воссел на него, показывая тем, что состояние города близко к боевому. Фигура знатного всадника, правда, никак не подействовала на толпу: мужики шли и мычали недовольно, прося выпустить хоть дочурок малых; бабы злобно выкрикивали в адрес дружины непотребные словечки.

Когда человеческий поток схлынул, Вертфаст крикнул запереть ворота. Утихомиривая не поспевших, оповестил, что теперь откроет морские ворота... К рыболовецким ватагам и артелям плотников поспешили присоединиться все иные отходники.

— Тошно ото всего! — призналась Кламения, усаживаясь на край скамьи.

Ушана с превеликой укоризной пялилась на благоверного. Тому ничего не оставалось, как буркнуть нечто невразумительное и постараться спешно удалиться. Он более не ощущал желания кого-нибудь приструнить.

— Ты куда? Иди сюда и объясни, откуда они и главное-то, почему они все опять нагрянули? — остановила мужа Ушана, извинительно косясь на сопевшую, грузную гостью. Боярыня, после сиюминутных горьких раздумий о несообразностях жизни своей, вспомнила про Ргею.

— Слава красну солнышку да месяцу ясному, что не пойманы пока страстотерпцы!.. Ан, изловят бесы? — навалилась на стол баба Кламения. По движению тела и лица женщины нетрудно было догадаться, что вовсе не так стара баба боярская — тусклый лик да полнота застили её настоящую суть.

— Радмир, ну-ка сюда пойди! — ласково позвала мать.

Напрягшийся малец явился на зов.

— Куда пошли те люди из сарая?

— Когда тятька убёг, я им сказал, чтобы ушли.

Обе женщины затаили дыхание, обратили взоры на опростоволосившегося тятьку, потом переглянулись между собой и захохотали. Сначала беззвучно колыхали телесами, после пищали издевательски, в довершение загоготали чуть не навзрыд. Юному Радмиру тоже сделалось смешно, детское лицо осветила беззаботная радость.

— Они спрятались. Здесь они. Позвать?

Женщины с перекошенными физиономиями заткнулись — будто дерева остолбенели перед майской грозой. Хозяин фыркнул и присел, наконец.

— Звать, нет?

— Гм... Зови. Скажи: Кламения кличет.

Три пары глаз, считая и тот, что наполовину закрыло синюшным кровоподтёком, уставились на паренька, как на диво дивное.

Оно на тоненьких ножках скакнуло под лестницу, продолжая лыбиться и не смекая, в чём, собственно, дело. Позвал своих новых товарищей, не получив ответа, насторожился. Робко повторил призыв ещё и ещё раз — тишина. Пройти к их укрытию чего-то было боязно.

— Их нет.

— Врёшь ты всё, баламут. Сынок, сказывай: соврал иль нет?

— Не, там они были. Сам прятал.

— А где же то место?

— В пакле — там. Вьюхи они развалили.

— Кламения, держи лучинку, посвети мне... Где же? Нет никого!

— Тут легли они, а я их закрыл.

— A-а! Щиток на улицу открыт — в него выскочили. Ушли, ушли, баба Кламения, — всплеснула руками Ушана.

— Эх, куда же они, олухи!

— Мы здесь. Щиток нароком отворили. Отсюда ведь не разобрать, кто там в горнице... — раздался голос Ргеи.

— Ба! Голубчики, выбирайтесь! Помочь, нет?

— Ох, баба Кламения, спаси, что ли, нас.

— Ах, ах! Мой-то, как собака, шастает везде!.. Спрятать вас где-то?

Ргея осторожно поставила ножку на скобу, вбитую в стену, спрыгнула вниз и попала в мягкие объятия Кламении.

— Ой, матрёшка горемычная! — пожалела беглянку боярыня, прижимая растрёпанную голову девки к своему плечу.

— Прости.

— Тебя не виню — блудил бы с другой, ан и с двумя... Спасу. Помогай своему — отощал, с ног валится, спрыгнул — чуть не упал... Ушана, накорми их, что ль! Да спрячь покамест.

— Да-а, с моим — спрячешь!.. Батюшки, где он ужо?!

— Да тут я!.. Где... Тут я — на-ка, смотри.

— Чего смотреть? Не смотря знаю!

— Чего знаешь?

— Тьфу на тебя!.. — мужу, а потом гостям: — Покормлю, но уйти от нас вам надо — моим-то невсутерпь...

— Что кудахчешь, дура? Пусть будут. Хоть до ночи — боле нельзя. Саму ж тебя к метле привяжут — и в море-окиян! А дети?.. Невсутерпь...

— Ты, а не я кудахтать взялся! Иди-ка наверх и блюди всё!.. Доченька, только до ночи у нас можно, не обессудь. Сынок, только до ночи... Немой, что ли? Сыно-ок?!

— Немчура он. Балабанит — как трезкозуб... А парень то, видать, неплохой! Сарос, что ль? — поворачиваясь к готу, поясняла хозяйке боярыня.

— Сарос... Кламения? — отчётливо произнёс мужичина.

— Да, да, сынок, Кламения я... Что ж мы? Веди, Ушана, нас к столу, что ли — ослушников кормить.

— Открыли бы ворота — мы как-то и убежали бы... — сидя за столом, раздумывала Ргея.

— Ворота он запер... Надолго ли?

— На телеге бы... Али под телегой?

— Нет, покуда заперт город — прятаться надо.

— А куда дальше-то собрались?

— У Сароса армия на Танаисе. У Лехрафса.

— А там-то, голубушка, куда ты? При войске, что ли, жить будешь?.. Постой, милая, а не носишь ли ты — веки вон от глаз отвисли? Да и бледная какая...

— Тише, тише, баба Кламения! Не оглашай!

— Молчу — жених-то видный... Не его, что ль? А когда прознает он? Ой!

— Будь что будет! Всё перемешалось в голове моей... Тут мне нет житья боле! — спрятала глаза Ргея.

— Ладно, ладно, не пекись о содеянном... Поди, от моего ухаря отяжелела?.. — Кламения закрыла лицо кулаками, из-под них таращась на девку. — Ай, бес! Зенки бы ему выцарапать!.. О-о, горе! Всю жизнь он вот так, козёл!

— Баба Кламения, плюнь ты на него, — робко попыталась успокоить Ргея.

— Не плюнь! Дождался он, плут! Терпела я, теперь — сделаю...

— Не бери грех на душу, — сунулась-таки с советом многого не понимавшая Ушана.

— Возьму! Так сделаю, чтоб он перетерпеть мог. Котом жил — а нынче мышка ему сотворит непотребное!.. — Кламения глянула на Сароса. Тот ел, ни на кого глаз не поднимая. — А у них что там за сторона?

— Я не знаю, — ответила Ргея.

— Спроси его, а после нам и растолкуешь. Надобно и мужичка послушать — да, Ушана? Он троих одним махом уложил замертво!

— Ба?! — Ушана не поверила разгорячившейся бабе.

Ргея принялась тихо выспрашивать вкушавшего гота:

— Сарос, а у твоего народа где сторона? Как вы там живёте? Расскажи, пожалуй, просят все.

— Очень большая страна: леса, реки, звери.

— Непонятно им — скажи больше.

— Собираемся и ходим воевать... Когда дома, рыбу ловим, зверя бьём, к лесным людям наведываемся — берём от них жён, к себе селим.

— Много ль городов?

— Зачем нам города? По ним зверь не ходит и рыба не плавает. В большом городе холодно, а в маленьком — тепло.

— А насколько маленький? Как наш — или как тот, откуда ты прибежал меня спасать? — уточняла Ргея.

— Тут нет таких домов. Наши — в земле. Но тоже большие.

— Нехорошо, наверно, у вас... А богов каких почитаете?

— Предков... Предки — наши боги. И огонь — алый и чистый. А молния — мерцающий меч... Меч с копьём — самые главные боги нашей земли! Предки не разлучались с оружием — так и мы. Лучшие из нас для потомков станут богами, и быть им на обеих сторонах мира с оружием. Я не вру: все боги наши на полянах славы с оружием стоят — Бел, Церн, Кут, Рутевит, Радегаст, Сьва...

— Сьва — женщина? — переспросила Ргея.