— Скорей же, милый — мальчик нас зовёт!
Чувствующий себя настоящим предводителем мальчуган повёл свою команду к дверце под лестницей. Там находилась кладовая — полки, полки, короба, скатки, связки.
— Здесь? — заговорщицки спросила Ргея.
— Вон там проход... — указал главарь.
— Фу — дёготь!.. А ещё укром есть?
— Вон там — щит: вжик — и на улице! — нашёл новое место смышлёный сорванец.
Спотыкаясь, прошли в схрон и залегли меж тюков пеньки и льна.
— Так, ты теперь иди. Если не проболтаешься — мы их переиграем! Не боишься?
— Не, не! — неохотно покидал их мальчишка, тоже желавший ради игры затаиться в засаде.
— Иди, иди же!..
За захлопнувшейся дверью было слышно, как кто-то принялся его ругать или спрашивать — не разобрать... Но в кладовую никто не вошёл. Ргея и Сарос не дышали.
Тем временем, никого не обнаружив в заветной развалюхе, обескураженный Вертфаст плюнул на дрова, выругался и, подлетев к обманщику, сунул ему звонкую тычину в лицо.
— И где ж они, сын потешника, насмешник над боярством?!
— Были... Да нет теперь.
— А были ли? — с трудом переводил дух Вертфаст.
— Что ж я, дурень? Им сказал — прячьтесь, а сам бегом к вам.
С округи подтягивались дружинники — близлежащие дома заранее были окружены большим кольцом, чтобы никто не улизнул от облавы. Добрых вестей Вертфасту не принесли — никого не словили, никто никого не видел...
— Так... И где же они?
— Я не знаю, — мямлил мужичок, держась за подбитый глаз.
— Ох, уморил ты со своей забавой! — упёр руки в колени боярин. — Думай-подумай, куда им деться то?
— Так вон — пошли туда-сюда...
— Нет там никого — проверили уже.
— Они, верно, сразу и ушли. Они беглые — не верят никому... — рассуждал владелец сарайчика, враг Вертфаста и иже с ним всего честного люда.
— Ладно, верю, ротозей... — Вертфаст не собирался гасить ловчий порыв дружины. — Ищите дальше! Богатая награда ждёт нашедшего — очень богатая! Кто сыщет и приведёт — дом свой отдам! Себе новый отстрою... Кшыть, кшыть! Доставьте татей к ногам моим!
Вертфаст с пятью воинами повёл мужичка в его дом — кваску попить, отдохнуть, может и чего высмотреть у непростительно провинившегося.
— У тебя уже были?
— Были, были. На заре... — сутулился за боярской спиной хозяин.
— Что ты к нему пристаёшь?! Пошла, балда, наверх! — этим окриком на мамку малого ребятёнка мужичок возвратил себе ощущение владетеля. Разобравшись с бабой, представил гостям сынишку постарше.
Но гости на мальца и не взглянули — прошли к столу, расселись по чину, озирая обстановку жилища. Кто смотрел на дебелую кормилицу, которой, несмотря на хозяйский приказ, не терпелось потоптаться и полюбопытствовать, кто водил ногтем по столу, оценивая его добротность, кто зарился на убранство, годами приобретавшееся, кто ждал выхода хозяйки — её досель видно не было. Мужичок и сам недоумевал: куда запропастилась?..
— Без хозяйки живёшь?
— Нет, муже, была утром хозяйка, была, — вспомнил один из дружинников.
— И где же?.. Распустил, клуня! У тебя что ж, всегда всё наперекосяк? — полюбопытствовал Вертфаст, когда на столе усилиями недотёпы появилась братина с шипящим холодным напитком. Мужичок что-то мямлил. Боярин приоткрыл жестяную крышку и нюхнул винохлебный аромат.
— На сухариках... Солода — совсем чуть... Засыпается после него хорошо! — макал корец в пузатый сосуд потный барышник, потом наполнил чары.
Вдруг вошли его жена с бабой Кламенией. С открытыми ртами они остановились и в унисон выдавили: «А-а!..»
Первой опомнилась Кламения. Убедившись, что один из мужчин — её собственный суженый, выплыла из темноты прихожей, хлопая оплывшими веками и натужно соображая по поводу предстоящего разговора. Невдомёк лишь было боярыне: где же Ргея с ейным диким главарём?..
— А ты чего сюда пожаловала, а? — колыхнулась борода Вертфаста. Он вопросительно пялился на жену, потом перевёл взгляд на остолбеневшую хозяйку этого дома, потом зыркнул на хозяина. — Ты это чего же? Знаешься с ними? Отчего я до сей поры не ведал о знакомстве вашем? — приступил к жене боярин, чуя близкую разгадку. Надо было лишь навалиться...
Да, ситуация складывалась странная... Сбитый с толку боярин вообще-то как раз меньше всего хотел тут видеть жену. Разрушительница!.. Для него она была единственной закавыкой, способной в одиночку нещадно порушить его положение безграничного теперь властителя города: Кламения знавала его всякого... У Вертфаста заскребло в грудине.
Ушана с боярыней поначалу сообразили так: схватили, увели только что, а теперь разбираются с обстоятельствами... Ушана твёрдо была убеждена: большая беда пришла к ней в дом!..
Её муженёк, привставший над лавкой и замерший в неловкой позе, всё, наконец, понял: баба сбегала за женой Вертфаста, чтобы та помогла куда-то пристроить беглецов. Ведь и боярин, и жена его, и девка красивая — звенья одной запутанной цепочки... Теперь ему, человеку маленькому, требовалось как-то предотвратить гнев знатного мужа Ас-града, доказать отсутствие преступных связей его семьи с врагами-неприятелями Вертфаста. Для начала надо было как-то намекнуть бабам о настоящем положении дел.
— Спасибо, что не побрезговали якшаньем с такими жалкими людишками, как мы! — прямо из-за стола попытался поклониться Кламении пузан. Та, разом смекнув в нелепом обращении мутный смысл, без раздумий выдала:
— То стоить для вас будет дороже!.. В городе все как сбесились часом — никто на меня и не внимает!.. — Кламения перевела шальные глазищи на Вертфаста. — Ну, и кто всё сие удумал? У кого под хвостом солью натёрто?! — Она постепенно раскалялась. — Чего же это за жизнь, бес?! И в доме всё попутал, и город придушил, и житья-покою уж ни у кого от тебя нет!!
Вертфаст прыснул в бороду от этих лишённых уважения и наполненных бредовой бабской логикой слов, неловко дёрнулся, покраснел — насколько позволило увядшее чело. Под взоры подчинённых выбрался из-за стола, хмыкая, направился к распоясавшейся жёнушке... Чёрт бы её побрал! — Ругать при людях не станешь: она не смолчит, наплетёт в горячке с три короба — расхлёбывай потом...
«Дура! Ужас всей моей жизни!» — такие словеса крутились на устах боярина, когда шёл он к развернувшей огромные грудь и живот жене.
— Чего кричать-то? — взамен миролюбиво произнёс он, поправляя всклокоченную бороду. — Мало ль татей мы и ранее лавливали — не впервой сие!
— Один ты живёшь, а больше никто! Все дома-дворы разбередил — людям в глаза смотреть стыдно! Выйти из дому боюсь!.. Благодарствую, устроил мне судьбину! Тебе, чёрт, до кончины признательна за то! — Кламения отвела руку в сторону и чуть не до колен поклонилась муженьку.
— Всё — пошли! — неуверенно скомандовал Вертфаст непонятно кому.
— Куда пошли?! Домой иди, и отворяй город прытче! — пыхтела, разгибаясь, Кламения. Вертфаст, глянув на отступившую в сторону Ушану, ответил жене:
— Не твоего ума дело — города заботы...
Кламения готова была со всеми уточнениями и иллюстрациями довести до слушателей, о чьих заботах речь идёт и об ком печётся старый козёл.
— Не бушуй, иди-ка домой... — мягко опередил бабий выплеск боярин.
— Сам иди, куда хошь, а я с людьми занимаюся!.. Да с воротами там реши! Народ мутный уже — башку тебе снесут не то, глупому!
Вертфаст сверкнул глазищами, прямо перед собой рявкнул в пустоту и вывалился из дважды теперь окаянного дома. Вот тут он и вспомнил дружков заморских: умеют расставить, кого куда... Нагнавшим его дружинникам пожаловался:
— Бабье племя...
Когда вышли за городьбу, одному из сопровождавших шепнул:
— Останься. Выясни, что они тут замыслили. Посмотри, куда пойдёт моя тетеря.
Гридень-соглядатай спрятался за частоколом соседнего забора.
Город по-прежнему оставался на замке. Народ, пошатавшись у ворот, расходился по домам, откладывая срочные дела на потом. Жалели о погожих, тёплых денёчках, пролетавших впустую. Степь зеленела, просыхали бугры, половодье к северу от города давно сошло, позволяя людям подступиться к их наделам. Малых селений вокруг почти не было. Те, кто всё же отважился жить на одиноких хуторках, шустро работали, далеко обойдя городских...
