Небрежно отодвинув ненужную теперь тётку, перс подступил к Ргее, взял смуглыми пальцами её за подбородок. Глаза девки говорили — я твоя и тому не противлюсь... Ничто больше не мешало Иегуды уединиться с ней.

Он нетерпеливо приказал всем разойтись и не толкаться. Поднял Ргею, повёл за собой и не подумав поменять выражение лица. Всевластным господином строго поворотился к толпе и, не спеша, отстав чуток, направил девку в покои. Ргея, пытаясь скрыть напряжённость, тоже бросила колкий взгляд на постояльцев, покорно встала перед подъёмом, одна-одинёшенька в целом мире, кротко пропустила хозяина своей судьбы вперёд...

Иегуды откинулся на тахте на локти, ожидая, когда недавно недоступная девка стянет с него сапоги. Надменным взором окинул её, с удовлетворением отметив, что близкая теперь услада сникла, чуть клонясь, прячет грудь, краснеет, полнит взор предчувствием его ласк.

— Покрути... Не тяни — больно! — указывал он, как справляться с тесным сапогом. — Едем завтра с утра — и скоро ты увидишь, как живут достойные люди!

Он взял её за руку и притянул к себе. Потом дёрнул шёлковые вязки своих штанов. Она увидела его флёровые подштанники.

— Раздевайся — вся! — приказал он, и глаза его запылали неуёмной похотью.

Она вставала коленом на мягкую лежанку. Уже ничто в ней не говорило о прежней неуверенности.

— Я три дня и три ночи пробыла в погребе. Пахнет от меня... — Она показала грязные, с гнилыми опилками кружева своих исподников под подолом. — Мне самой не приятно... Пусть подождёт мой повелитель, и через краткий срок я буду чистой и благовонной.

Ргея строго и даже настойчиво смотрела на перса. Он был распалён, он был готов воспользоваться ею и такою, но эта очаровашка и прежде всегда выглядела чистюлей — породистой самочкой, несмотря на низкое своё положение. Перс не желал портить породу.

— Что тебе нужно для приготовления?

Он не менял позы, показывая ей своё умение держать себя в руках. Всем видом своим говорил о тонкости цивилизованного поведения, однако и недовольство не счёл нужным скрывать — чтобы она поняла на будущее, что должна быть готовой к услугам всегда.

— У меня есть тайничок — я кое-что в него сносила от Вертфаста. Правда, ночь на дворе... Там и из одежды моей что-то есть. Жалко своё терять... А ещё — нельзя ли мне где-то уединённо помыться?

— Пойдёшь с провожатыми — очень, очень быстро. Я не люблю ждать и не терплю никаких женских отговорок! Запомни это — тебе сгодится.

Ргея кивнула согласно. Далее изображала перед Иегуды переживания. С провожатыми выходила заминка — она волновалась и по тому случаю.

Иегуды с порога своей комнаты торопил всех, повторял для важности ещё раз, чтобы его личную женщину сопроводили полдюжины статных охранников — туда, куда она укажет, и обратно. Распорядитель постоялого двора исполнил приказание, проследил, чтобы было всё чинно, и доложил о готовом эскорте высокому гостю.

— Там у себя всех тех захребетниц повыгони — моя женщина будет мыться... Нет, стой. Бочку — новую! — в мой покой. Мыло моё и масло тоже — пусть пахнет. Как вернутся — сразу мыться и гони её ко мне! — на весь приют командовал исполненный вожделения персидский купец.

В окружении дебелых охранников, собственно, пленённая, но всё ещё надеявшаяся на свободу, она вошла в тесный переулочек, в коем находился дом торговки. Ргея так изначально и рассчитала, что Иегуды, конечно же, её — хитроумную умелицу и затейницу — отпустит за вымышленным скарбом, послав следить за ней одиночного провожатого или двоих. Никак не помышляла она, что будет под таким усиленным конвоем... Иегуды оказался не прост, легко разрушив коварный бабий план. По-хозяйски не доверил.

Ргея с помощью ушлой базарной тётки намеревалась улизнуть, забрав немалые деньги, отомстив, выплеснув злобу свою, как-то наказав... Теперь ничего получиться из того не могло... Шла и страшно ругала себя — глупую, наивную, несчастную, корила судьбину свою — отвратную, никчёмную, ненастоящую... Теперь ни весь город с его войском не помогут, ни бегство напропалую по огородам, ни мольбы к конвоирам, ни боги, ни чья-то благодетель... Сарос в соседском доме!

— Сарос, Сарос, Сарос!!! — низким голосом заорала она ветхому дому через плетень.

В окружении вздрогнувших от истошного гласа ратных мужей вошла к растерявшейся торговке. Столкнулась с ней — до ужаса перепуганной и криком, и грозным сопровождением — в тёмной прихожей.

Спотыкаясь, под окрики конвоиров завернули в комнату. Ргея, рыдая, скулила пискляво, что — «все»!.. Торговка, ожидая расправы, всем заглядывала в глаза. На вопрос, чего она вернулась, Ргея отворотилась к распахнутой двери, искала там его — освободителя. И ничего в её душе не было — ни планов, ни плена, ни мерзкой будущности, ни любви, ни воспоминаний. Она видела за стеной, за порогом, над крышей, над городом, над судьбой и всей своей жизнью — его.

Она подошла к чему-то, оперлась на что-то, присела до пола зачем-то, завизжала до хрипоты, до рвоты: «Сарос!» В глазах её мелькали чёрные разводы, среди них она видела тупые лица охранников, а в груди её убийственно ворочалось сердце. Сознание плыло... Сил хватило лишь на то, чтобы прохрипеть:

— Давай все деньги! Что из одежды — тоже!

Торговка тут же предоставила требуемое и отступила от воинов, вдруг изготовившихся к какому-то подвоху, засаде, атаке. Они торопили пленницу, озираясь по сторонам.

— Ргея, кто это? Зачем ты звала меня?

— Сарос, меня увозят! Я не хочу! Спаси!

— Вставай тогда мне за спину!

Но крепкие руки прихватили её намертво.

Сарос, всё оценив, вышел из дома. Отступил в проём калитки и сказал на готском:

— С ней не выпущу. Хотите жить — идите без неё.

Ргея выдала перевод слово в слово и попыталась вырваться. Четверо бойцов, расходясь в стороны, оглядываясь, прислушиваясь, взирая на свисающие кровли, пошли на Сароса. Тот смотрел только на Ргею — ничего бы не содеяли с ней непоправимого!

— Пустите, псы! Вас же бросят в море, если что случится со мной! — грозно предупредила озлобленная пленница.

Но её возглас на мужланов подействовать не мог. К Саросу, грузно неся тела, приближались четверо богатырей. Присоединился для пущей верности и пятый, оставив драгоценную особу в лапах невозмутимого шестого исполина.

Бой не предвещал ничего хорошего ни для Сароса, ни для Ргеи. Из домов выглядывали люди, быстро понимали, кто здесь против кого, и, не приученные к зрелищам, где один боец шёл против пятерых, стояли молча в предвкушении.

Один русс перемахнул через плетень и, оказавшись сбоку от гота, высоко занёс меч. Другой горожанин поднял с земли булыжник, шепнул приятелю что-то смешное и приготовился к броску.

Ргея, видя всё это, больше не сожалела о своей никчёмной участи — она испугалась за окружённого Сароса.

— Уходи! Ах, беги же, покинь меня беспутную! — нервно вскричала она.

Сарос под её истошный вопль набросился на ратника в проулке. В освободившийся проём калитки выбежали на подмогу возмущённые руссы. Но гот в два приёма разобрался с осмелившимся пойти в окружение смельчаком и повернулся лицом к городским воякам. Те, не поспев на выручку, по ледяному оскалу чужака определили, что схватка будет не так проста, как показалось несколько мгновений назад.

Из-за углов послышались робкие слова поддержки. Никто тут не знал, что упёртый одиночка-воин, насмерть вставший перед клинками, умел в поединках настолько, что может и в чистом поле справиться с таким-то числом нападающих.

Хитрый поединщик — Сарос отступил за скрючившегося от боли русса, встал за ним, давая наглядно понять, чем грозит стражникам вся сия затея.

Моложавый ратник, находившийся к Саросу ближе всех, крикнул назад — вроде того: что стоишь? Тащи девку к купцам, мы догоним позже...

Шестой, поперёк тела взявши Ргею, выскочил со двора и понёсся по грязи.

«Неужто поражение?» — мелькнуло в голове Сароса.

На все случаи жизни заранее заготовленным в кармане сыпучим песком он швырнул в глаза перед ним стоявшим, ударил мечом выверено и жестоко — раз-два-три, вдоль плетня тенью пролетел мимо обескураженных удальцов, укрываясь и отмахиваясь искрившей сталью, и побежал вослед единственному своему сокровищу.