Услышав шум, смех и свист воинства за буграми, вождь поспешил наверх. Большой отряд Карла цепью втекал в стаю, состоявшую из растрёпанных, праздных, безоружных воинов, вздымавших вверх руки и лезших с объятиями, — неприятная для глаз главнокомандующего картина. Он и не пошёл оттого никуда, с возвышения осмотрел своё срамное воинство и вернулся к костру.
— И это все наши? А где остальные? — Карл на тонконогом скакуне топтался над Саросом.
— В городе все, или промышляют где-то... — Конунг поднял глаза на Карла, но тот будто и не желал спешиваться: лошадь его, пританцовывая-подпрыгивая, прошла за спину, встала, тюкая надоедливо копытцами. — Да слазь ты! И расскажи хоть что-то! — Сарос обернулся назад и увидел в неуютной близости от себя шустрые ходули степного красавца, который прямо-таки выламывался под умелым седоком. — Брось своего кузнечика и рассказывай, где был!
— Хочешь подарю?
— Мяса в нём мало, не кормил, что ли?
— Замысловато ты тут устроился... Безрадостно... Только о мясе теперь и думаешь.
— Как рубану по тараканьим этим ножкам! — Сарос не выдержал пляски-глумления за спиной, поднялся, обнажил меч.
— Что в городе? — Карл выехал к костру и заставил коня выкинуть залихватский курбет: за поводья сильно вывернул лошадиную морду — скакун на задних ногах сделал два прыжка назад и, резко выравниваясь, сильно тряхнул наездника.
— Убьёшься, чёрт! — Сарос, наконец, заметил стать скакуна. — Красавец!
Карл соскочил на землю, подошёл к конунгу, пал перед ним на одно колено и склонил непокрытую голову. Сарос возложил на неё ладонь и тихо произнёс:
— Слава богам, что милуют тебя непоседливого.
— Не думал уж и увидеться, — проговорил Карл, когда уселись с той стороны костра, куда не совался гуляющий шлейф тяжёлого дыма; Сарос ничего не ответил, приготовившись долго и напряжённо слушать. — Лехрафс не зря, совсем не зря тебя позвал. Тяжело ему очень. Своих воинов, ты и сам понял, у него немного. Хоть он и царь, но на битву пойти за ним могут лишь новые племена, которых никто из купцов не приглашает в дело, да ещё гвардия его, коей он платит даже и без походов. Здешний народец, что у моря вдали городов, и народец, что на Тавре и на Тирасе, родственные нам. Все глазеют на другой берег, кормятся с греческих рук да ждут, кто больше заплатит. Коль платы от Лехрафса долго нет, то и разбегаются от него каждый по своим промыслам. Тут все такие. И город этот... Как он зовётся?
— Не знаю я... Забыл... Кантель говорил что-то...
— Мне в степи называли: город асов — Ас-град. Река чуть дальше течёт, и город ещё на ней стоит, а болот там уже нет. Если не врут люди, то река до гор ведёт, до племён, где каждый поодиночке живёт — не как мы... — Карл выбросил указующую десницу в сторону видных отсюда деревянных стен и вопросительно посмотрел на Сароса: конунг ничего этого не знал. — А за рекой, за городом соседним опять город лежит — только на другом море. Оттуда к грекам короче, — продолжил Карл.
— Здесь что, два моря? — Конунг теперь и сам понял, что в последнее время совсем не занимался никакими делами.
— Что-то ты помолодел... Ветром выдуло всю твою поросль, или болен? — Карл с недоверием всмотрелся в лицо командира, выражавшее внимательный интерес, задержался на сильно укороченной причёске, потом отвернулся к невидимому за бугром селению. — Город сей построен людьми, которые в незапамятные времена отошли туда, — Карл показал рукой на север, — а здесь нынче непонятные племена живут сами по себе. Но всё равно, мне говорили, они послушны Лехрафсу.
— Так кто же Лехрафс? — Сарос явно испытывал раздражение от неприятного осознания полного непонимания ситуации.
— Что ты нервный такой? Чего лик оголил-то?
— Сердечная немочь обуяла.
— Кто ж виновница?
— Есть тут одна... Горожанка... Пальцы цепкие. Глаза — ах, ах! — вроде бьют по темени и лезут внутрь! Но краснеет и пугается... Не могу боле. Вожделею её! Город намерен вверх дном перевернуть...
— Да... — понимающе покивал Карл и стал ждать, когда Сарос закончит пыхтеть, моргать, сжимать кулаки, ощупывать остатки бороды и вновь вспомнит о рассказчике.
— Может статься, этот город и не Лехрафса вовсе? — вышел-таки из душевного раздрая вождь.
— Лехрафс его обороняет от всех — это точно.
— А какой народ под Лехрафсом?
— Он тут царь всем!
Конунг мало что понял в последнем изречении и пообещал:
— Я у тебя больше ни о чём не спрошу — сижу и молчу. Ты вещай по порядку, что знаешь. После соображения выскажешь. А власы мои не тронь — я из-за этого ненужные грады готов брать! — Сарос устроился поудобнее и смолк.
Карл посмотрел на ушедшего далеко вверх своего скакуна.
— Другой породы, а всё ж тянет его и к непохожим на него кобылам... Чем кормить-то будем коньков наших здесь?.. А, ладно... — Карл повернулся к конунгу. — Тут, в городе, своя управа, но они платят Лехрафсу оружием, а тот уряжает степь... Поговаривают, и второй здешний город под защитой когда-то Лехрафса предков обретался, так как войску греческому путь туда всегда был закрыт. Там люди живут — всем здешним сородичи, временем разведённые, житием разобщённые. По сии поры боятся они, что Лехрафс, вернее, люд асский, спихнёт их в море или, уйдя куда-нибудь, перестанет быть стеной — что ещё хуже. Беда у них такая: горцы Кораиса досаждают — выходят из-за гор и преграды чинят. Речка, от которой этот Ас-град с умыслом понятным отступил, прямо и ведёт во владения тех беспокойных горных людишек.
— И что, второй город такой же великий? — не удержался Сарос от вопроса.
— Этот — великий, а тот маленький. Так говорят... Но и тот, и этот норовят жить сами по себе. Сей Ас-град от богатства своего задумал воинство большое держать. Стеной этим летом новой обнёсся, и люди там объявляются, доселе никому не знакомые.
— А у Лехрафса что? — Сарос кивнул в сторону северной степи.
— Думаю, вся будущность Лехрафса пройдёт в степи. В городе он не власть, хотя может его разрушить. Но, опять же, останется без доброго оружия. Ему рушить — себе самому вредить только. Город на самом деле уже и сейчас сам по себе. Лехрафс очень напрасно далеко засел.
— Да, Карл, здесь народ другой, хозяйство непохожее, опять же корабли иные, а жизнь — ровно в клетке... Мы-то здесь зачем? Ни добычи тут, ни уюта!
— Нам до весны, — перенял беспокойство вождя разведчик. — Сейчас надо подумать, как зимовать станем. Что это — зимовье? — Карл с болью смотрел на вялых людей, бродивших по краям болотистых очагов, на коней, без всякого интереса обнюхивавших жухлые камышовые стрелки и корявые, жиденькие, чуть живые деревца. — Сарос, по весне половины людей и коней не досчитаемся — сгинут.
— Что ж, уходить? Куда? В город? Этот большой город для нас мал...
— Езжай, скажи, чтоб корм коням выдали да вежи, скот, работников!
— У них нет столько, — не ясно для чего Сарос пытался защитить город, кой только что хотел перевернуть вверх дном. — Лехрафс сказал зимовать здесь, а не рушить...
— Не то место, где следует помнить Лехрафса! Пойди к городскому конунгу и закажи всё, что нам надо! — настаивал Карл.
— Подождём день-другой. Сейчас придут Стемид, Кантель...
— Кантелю скажи, чтоб ни единого их судёнышка боле не впускал и не выпускал — посговорчивее будут.
— Может, и вправду сжечь городок? Какой и кому толк в нём? Возьмём только, что надо...
— А с кем ты его возьмёшь? С ними? — Карл стоял, обращённый к простуженному и сейчас, в полдень, какому-то совершенно пустому лагерю.
Сарос снял с пояса бычий рог и затрубил сбор. Лагерь онемел, напрягся, радостно зашумел. К конунгу прибежали военачальники — те, что были в данный момент в стане, и с просветлёнными ликами ждали команд. Карл отъехал от занятого делом вождя, попросив свой разведотряд тут ни во что не вмешивать: людям требовалось отдохнуть после долгой и смертельно опасной дороги.
— Что случилось, Сарос? — прокричал с пригорка Стемид. — Город всполошился, на нас волками смотрят, их войска встали у ворот. Кантель на берегу ждёт указаний.
