Подумала, что летом в кабине-аквариуме будет жарковато, но зато зимой гораздо теплее, хотя совершенно непонятно, как поведут себя стёкла кабины зимой в мороз и не начнут ли отпотевать и замерзать, ведь в выдохе всегда много воды. А немецкие конструкторы едва ли продумали такой жёсткий зимний вариант эксплуатации, при их мягких зимах, максимум какой-нибудь обдув от запотевания… В общем, результатами первого облёта я осталась довольна. Правда при посадке чуть сама всё не испортила, когда резко дала тормоза – едва не скапотировала, от кувырка через нос спасло только отсутствие достаточной скорости, но хвост задрало и со всей силы приложила дутик об землю, даже стрингера взмявкнули. Ой! Стыдно-то как! Евграфович ничего не сказал, но посмотрел выразительно, а я стала чего-то лепетать, мол, кто же знал, что у него такие резкие тормоза…

Взлетать с раскисшей земли Тотошке не очень нравилось, но теперь я свободно могла взлетать с НАПов, что я и сделала со второго полёта. В итоге, за два дня облетала самолёт полностью, и теперь уже была практически уверена, что могу выполнять все ранее выполнявшиеся мной задачи. Митрич приехал знакомить меня с пулемётом. Все постреляли, почистили со снятием и разборкой, снарядили ленту в две с половиной сотни патронов с каждым четвёртым трассирующим. Стоявший сзади красивый генеральский диванчик выкинули, вернее отдали в штаб бомберам, вместо него установили два кресла по бокам. Выяснили, что сзади кабины есть ещё трюм-багажник, до которого пехота не добралась, а вот Панкратов нашёл там несколько ремкомплектов, инструменты и коробку с личными вещами пилота, надо полагать. С ними пришлось ехать в отдел и писать рапорты, потому, что в личных вещах обнаружили шкатулку с ювелирными изделиями из золота и серебра, но это бы ладно, но на одной серёжке явно обнаружился засохший кусочек уха, а на других пятна, скорее всего крови, и два нарядных платья, одно из которых со следами тоже похожими на замытую кровь. Даже обнаруженный там же в вещах Люггер Панкратов себе оставлять отказался и вообще, после этой находки лицо у него стало какое-то закаменелое. Одно дело слышать от Соседа, что творили эти цивилизаторы на нашей земле, и совсем другое, взять в руки колечки и серёжки, которые срывали с кого-то, возможно убив перед этим. Хорошо, что хоть коронок зубных не оказалось.

Красильников, которому мы всё передали и написанные рапорты, о том, как и где это обнаружили, быстро вник в ситуацию и пообещал, что скорее всего пленному пилоту будут заданы новые вопросы и возможно из лагеря он переместится на небеса, потому, что спускать такое никому никто не будет. На аэродром ехали молча, хорошо, что в этот момент Верочка была где-то на аэродроме и не присутствовала при нашей находке. Как-то совсем не хотелось, чтобы она это видела и поняла, как и откуда это в самолёте взялось…

Я познакомилась с управлением самолёта. Непонятные триммеры оказались задними законцовками рулей высоты, которые можно отклонять вверх и вниз при необходимости, но у меня такой не возникло ни разу, но попробовала, не удобно и странно, триммеры вверх, когда нужно чтобы рули пошли вниз и наоборот. Панкратов меня успокоил, что я ещё не такой виртуозный летун, чтобы этими приспособлениями пользоваться. Что для меня проще пока осознать, что при потере возможности управлять рулями высоты я могу худо-бедно компенсировать это триммерами, на том и договорились. Пусковое кольцо для срабатывания дымовой шашки, под брюхом самолёта Панкратов вывел мне слева сбоку внизу у самого пола, не мешает, и не перепутаю ни с чем другим.

Очень понравились выдвижные предкрылки, когда я их убрала скорость возросла очень заметно и вообще, самолёт стал, словно более скользким и лететь со скоростью больше двухсот километров в час, это не то же самое, что со скоростью немного более сотни. А в один день, когда поднялся порывистый сильный ветер, я даже умудрилась зависнуть над полосой и почти испугалась, когда оказалось, что я не просто зависла, а меня несёт хвостом вперёд, то есть я лечу назад, но это длилось не долго, только пока не кончился сильный порыв ветра, а вот садиться с пробегом всего в десяток метров мне очень понравилось. Я ведь очень хорошо помню ту посадку на истоптанную коровами болотинку, когда у меня чуть голова не отвалилась. Теперь даже приземлившись на такую, я наверно удержала бы самолёт, хотя тут снова вариант, что колесо бы попало в какую-нибудь яму и ничто бы не спасло меня от капотирования. В общем, снова варианты и вероятности…

Вообще, при выпущенных по-посадочному закрылках с элеронами и выдвинутых предкрылках при минимальной тяге мотора самолёт почти зависает в воздухе – это здорово и делает возможности для маневрирования при нападении очень большими. Ради интереса, а вернее, чтобы покатать сестрёнку, предложила прокатить всех, то есть обоих техников и Верочку, в плане изучения возможностей самолёта при максимальной загрузке, для чистоты опыта ещё добрали вес канистрами с маслом и мешком с картошкой, вышло больше четырёх сотен килограммов. Правда пришлось учесть, что бензина у меня осталось всего литров пятьдесят от трёх сотен. Ничего, с трудом, но метров через сто взлетела и даже немного полетала, чтобы почувствовать управление при такой нагрузке. Верочкиным радостным эмоциям не было предела, да и техники были очень довольны. Я вот не понимаю радости от полёта пассажиром, наверно у меня уже в мозгах какой-то тумблер в другое положение встал, а они так радуются. Мне же куда интереснее был факт, что я могу в перегруз взять на борт такую значительную массу и при этом лететь почти без серьёзных ограничений.

Заканчивая тему освоения самолёта расскажу, хотя мы это сделали с Евграфовичем недели через две. После моего возвращения из полёта по заданию штаба, Панкратов потащил меня к стоянкам пешек и стал показывать мне какие-то расположенные снизу крыла по наружным частям от моторной гондолы спереди-назад полозья. Оказалось, что это штатные направляющие для эрэсов. Из его объяснений я поняла, что он предлагает пару установить у меня под крыльями в местах крепления распорок. И если я пристреляю их, то получу возможность не только убегать при необходимости, но и огрызнуться пару раз.

Установить на усиленные нервюры в этой части крыла направляющие оказалось самым простым, куда сложнее оказалось придумать, как ими прицеливаться и рассчитать углы сведения направляющих. В плане сведения решили, что срабатывание запала нужно установить на две секунды, это после пуска примерно в пятистах метра от меня, то есть, несмотря на то, что я сама фактически лечу на место взрыва, даже при максимальной скорости я за секунду пролетаю всего метров шестьдесят, а реактивный снаряд больше трёхсот. За две секунды он успевает разогнаться и расстояние до места взрыва будет метров четыреста, что достаточно надёжно защищает меня от поражения осколками своего заряда. А вот выпустить перед вражьим самолётом или вдогон такой подарок, вполне может сбить у него желание ко мне приставать. Конечно, вероятность, что мне удастся попасть и сбить другой самолёт – это сказочная удача или если он совсем потеряет осторожность и прижмётся, и тогда смогу его атаковать вдогон.

Вопрос прицеливания решили просто, сбоку закрепили откидывающийся крестик на проволоке, а на одном из боковых стёкол нарисовали перекрестье с двумя окружностями. После чего я полетела с подвешенными снарядами испытывать нашу придумку. В отличие от бомберов, у которых на полигоне мишени были на земле, мне требовалась вертикальная мишень, поэтому сначала пришлось минут пятнадцать кружить по полигону, пока не нашла с краю высокое дерево, макушку которого назначила своей целью. Прикинула расстояния, зашла на цель и выпустила первый снаряд, он пролетел и взорвался метров через двести позади от дерева. Второй улетел в сторону и вообще не взорвался. Летать на полигон и расстреливать реактивными снарядами несчастное дерево пришлось больше пяти раз, хорошо, что эрэсами бомберы работают очень редко, и не любят их, поэтому вооруженцы отдали нам два десятка снарядов без особенного противления, как я поняла из объяснения техника. В результате регулировки сведения и наработки у меня навыка, в последний, извините, крайний вылет я запулила двумя эрэсами одновременно и они взорвались почти снеся верхушку моей несчастной мишени. На чём решила поставить точку, и я стала летать с двумя реактивными снарядами под крыльями. На управляемости и скорости Тотошки их появление сильно не отразилось, а вот мне было приятно, осознавать, что я теперь могу огрызнуться, но лезть на рожон из-за этого желания не появилось. Иметь возможность и самой устраивать провокации – это совсем не одно и то же, поэтому хоть и есть у меня теперь чем огрызнуться, при встрече с немцами в воздухе я первым делом постараюсь не отсвечивать, а ракеты только если совсем припрёт…