Кажется, ни одна бутылка не разбилась…

Проснулся я с дикой головной болью и отрывистыми воспоминаниями о минувшей ночи. Чего мы только не вытворяли, даже произносить вслух не хочу!

Бутылки так и валялись на полу. Теперь среди них оказалось немало пустых.

Я лежал прямо на линолеуме посреди комнаты, укрытый несколькими куртками и парой брюк. В квартире было тихо. Неужели гости разошлись?

– Вставай. Уборку буду делать,– добродушное круглое лицо хозяина квартиры вынырнуло посреди моих обрывочных воспоминаний, словно буёк, за который лучше не заплывать. Голос растревожил утихшую было головную боль, теперь же она пронеслась рябью по вискам, отпульсировав точное количество слогов в каждом произнесённом слове. Благо их было не так много. Сухой язык не был готов к диалогу, дурнота в желудке, как натренированный доберман только и ждала команды: свистни – и рванёт с места.

– Кофе будешь?

– Да. Этаж вернулся?

– Вернулся.

– Так нечестно,– я брезгливо побултыхал во рту вкус перегара,– если уж этаж исчезающий, то и похмелье на нём должно быть мгновенно проходящим… Но вечеринка была что надо.

Только вот с Верой в таком виде знакомиться не пойду. Кавалер из меня сейчас ещё хуже, чем автомеханик.

С Верой мы познакомились через несколько дней. От моего дома до рынка, где она торговала вязаными игрушками, было не больше десяти минут ходьбы. Это моим шагом. Туда ходили маршрутки и трамваи – всего одна остановка, но я выбрал пешую прогулку. По дороге я купил себе мороженое в вафельном стаканчике с изюмом и сладкую газировку.

Пируя на ходу, я размышлял сразу о многом. Во-первых, меня заботило, прав ли я, что не взял два стаканчика с мороженым и две бутылки газировки. Впрочем, ларьки со снедью и холодильники под цветными зонтиками попадались на каждом шагу, словно в каком-нибудь городе-курорте. Если очень захочется, можно взять не только пломбир, но и шаверму или кольцо с курицей. Во-вторых, мне не давала покоя «голая философия» моего соседа. Неужели и правда эта Вера не настолько хороша при детальном рассмотрении? И, наконец, в-третьих, что, интересно, поделывает сейчас Танюха? Она написала мне на днях: «Будешь в Ямгороде, заглядывай в гости» и уточнила, как я добрался. Я отделался сухим коротким: «Норм». Кстати, а у Тани есть мимические изъяны? Надо бы глянуть на неё ещё разок с новым, исследовательским интересом. А хотя – к чему это? Я ведь не влюблён в «подругу с расширенными функциями». Нет, однозначно, не влюблён. А вот в вязальщицу из 96 квартиры кажется втрескался по-настоящему.

Я допил газировку, доел мороженое, выбросил бутылку и обёртку в урну возле рынка, после чего облизал липкие пальцы, решил обтереть ладони о шорты: на пальцы тут же налипли мелкие ниточки. Прикинул: не облизать ли повторно, но аппетита собранные с собственной одежды частицы не вызывали.

На рынке пахло свежей зеленью, клубникой и яблоками с торговых лотков, лепёшками из тандыра, кругом слышались голоса, некоторые – с южным акцентом, покупатели придирчиво осматривали короткоплодные вялые огурцы и крепкие, но бледноватые томаты, шумно торговались, пытаясь сбить цену. Я двинулся дальше – туда, где предлагали несъедобное.

– Сынок, купи творожку…

Я отмахнулся от предложения, коротко мотнув головой. Вскоре закончились ряды с овощами, мёдом, разносолами домашнего производства. Теперь меня пытались схватить пустыми рукавами халаты и кофты, одно задетое мною платье рухнуло и вешалкой огрело меня по голове. Я отшутился: не мой фасон, и передал предмет гардероба в руки продавщицы. Тапочки, галоши, тренировочные штаны, нижнее бельё невероятных размеров, вывешенное по краю прилавка, прищепки, стеклянные банки, словно башня из крупных золотистых монет – крышки к ним и тут же – закатывающие устройства.

Верино место оказалось в самом углу. Здесь сходились два ряда, загораживая девушку черенками для лопат, вёдрами, швабрами, вениками с одной стороны и плетёными корзинами – с другой. Перед Верой тоже стояла небольшая корзинка. В неё, как, бывает, усаживают котят, ищущих хозяев, были сложены разноцветные некрупные вязаные медвежата. Я взял одного, делая вид, что намереваюсь приобрести, а сам невзначай пытался высмотреть «мимические изъяны» Вериного лица. Выглядело это глупо: тискал в руках игрушку, а сам вперился в девушку взглядом.

И нет их, изъянов мимических. Не вижу. Черты лица тонкие, тщательно прочерченные, особенно скулы, зелёные глаза с прохладцей – не заинтересованы мной ни как покупателем, ни как молодым вполне симпатичным парнем. Миром этим, впрочем, они тоже, пожалуй, не слишком заинтересованы. Апатичная, но такие всегда были в моём вкусе. Вялая, но в противовес мне – любопытному и подвижному – самое то! Волосы прямые, длинные, пепельные, прихвачены тонким пластиковым обручем салатового цвета.

Руки тонкие. Длинные пальцы будто созданы для спиц. А может, они сами и есть спицы?

Одета Вера немодно. Над прилавком видна была только вязаная кофта с деревянными пуговицами, надетая поверх клетчатой мужской рубашки. Не думаю, что остальная, скрытая от меня часть облачения девушки окажется современнее.

Я ещё какое-то время потеребил в руках игрушку. Взял другую. Симпатичные, неплохо сделаны.

– А почему только медведи? Другого ничего вязать не умеешь?

Девушка подняла на меня бесстрастные глаза и слегка шевельнула плечами.

– Ты Вера?

Вместо ответа она отобрала у меня игрушку и поправила питомцев в корзине. Жест этот, вероятно, означал: не планируешь ничего покупать, ступай прочь!

– Мы с тобой соседи. Хочешь я покажу тебе кое-что? Вернее, кое-кого! Уверен, тогда твоя коллекция пополнится. Собирайся.

Может, она глухая? Или глухонемая?

– Не загораживай товар,– процедила она сквозь зубы, развеяв мои сомнения. Я огляделся по сторонам – ни вениками, ни плетёными корзинами, ни тем более скромным ассортиментом медведей никто не интересовался. Чуть поодаль крупная женщина разглядывала розовые чашечки бюстгальтера. А в угол мало кто заглядывал. Но на всякий случай я посторонился, открыв всем потенциальным желающим вид на плоды Вериного рукоделия.

Голос у неё низкий, грудной, не женственный. Курит много? Или простыла?

Вера осматривала меня примерно как покупательница лифчики. Оценивающе. И будто примеряла, только не к бюсту, а к собственным давним девичьим мечтам. Взгляд её при этом не сделался ни теплее, ни заинтересованнее, но чувствовалось, что она пропускает меня через внутренние фильтры. В ней словно шёл диалог, в котором участвовали мы оба, и я – безмолвный – что-то отвечал на её вопросы, которых мне никогда не суждено услышать. Её в этот момент нисколько не волновал я, а только – и главным образом – складывающееся на основании внутреннего диалога впечатление обо мне.

–Я видела тебя несколько раз,– она опять поворошила медведей, словно они могли завять, как пучки укропа. Игрушки смотрели в разные стороны (реже – в одну и ту же) глазами-пуговицами. Морды их казались понурыми. Может, и правда вянут?

–У них есть имена? – диалог не клеился, я от нечего делать пересчитал всех обитателей корзинки. Восемнадцать. Почти одинаковые.

– Я не даю имён своим игрушкам. Особенно тем, что на продажу. Чтобы не привязываться.

– Вязать, но не привязываться…– пробормотал я.

– Хорошо,– Вера посмотрела на меня. Непонятно как-то посмотрела. Не знаю, как расценить этот взгляд.– Договорились.

А она со странностями!

– Я согласна.

– На что?

– Ты хотел меня куда-то отвести… Что-то показать… Уже передумал?

– Не передумал.

Мне нравились черты её лица, грубоватый для девушки голос и резкая манера вести диалог – здешний, а не внутренний. Возможно, внутренний – мягче? И странностей я не опасался.

– Только учти! Мы можем гулять, общаться, даже дружить, но…

– В полночь карета превратится в тыкву?

Дама, выбиравшая бюстгальтеры, ушла. Теперь у прилавка суетились две весёлые подружки и глуховатый дед, громким голосом на весь рынок требовавший «трико из экологически чистых продуктов». Трико из продуктов – такое бывает?