— Ты слишком много говорил.

— Что?

— Ты слишком много говорил, — повторяет Тео, как будто это прояснило ситуацию. Что значит, он слишком много говорил? Люди часто так отзываются о Лиаме, но обычно его угрожают убить за это, а не наоборот.

— Я отговорил тебя убивать меня? — уточняет он. — Моим разумным объяснением, что я никогда не нападал на человека и…

Тео качает головой.

— Я не про это, а вообще. В смысле, ты не должен был так много говорить, произносить все эти странные вещи. Ты должен был реветь и рычать, и все — мое первое убийство. — Лиам крайне озадачен воображаемым миром, в котором живет Тео, где он способен закалывать оборотней, не будучи похищенным ими в ответ, но он до сих пор пытается следовать за его мыслью, поскольку его сердцебиение спокойное, пока он говорит. — Мне не нужно помнить, что мой первый убитый оборотень хотел резать ленты и хлеб моим кинжалом. Это удручающе.

Лиам не знает, что в этом удручающего, потому что ленты великолепны, а вот что действительно удручающе — так это быть заколотым тем, кого ты только что выбрал будущим отцом своих детей, но точки зрения бывают разные, так что.

— Ну, наверное, — медленно начинает он, пытаясь найти в этом логику. — Но ты лгущий засранец, ты мог просто сказать, что я действительно рычал, и все. Ты солгал о собаке, почему ты не мог солгать и об этом тоже? — Лиам качает головой, внезапно пораженный вдохновением. Боже, он такой умный, он может стать детективом, если карьера учителя не заладится. — Нет, скажу тебе вот что — это было не потому, что это удручающе. Мои разговоры обеспокоили тебя, потому это показало, что я такой же, как ты, а тебе не нравится идея убить другого человека.

Вот и оно. Детектив Данбар снова в деле.

— Ты не человек, — замечает Тео после небольшого молчания, явно избегая правды, в которую его только что посвятили.

— Нет, но я все еще много говорю, поэтому я все еще человек.

— В этом нет никакого смы…

— Заткнись, ты по сути признал это, — фыркает Лиам, подходя к нему и выпуская когти. Перерезанные веревки падают на пол. — А теперь шевелись, ты можешь идти. В смысле, ты должен уйти, я вовсе не приглашал тебя на ночь, чувак.

Тео не двигается, удивленно глядя на свои теперь свободные запястья.

— Что?

— Ты не опасен, — объясняет Лиам. Это звучит как оскорбление, и это хорошо, потому что Тео до сих пор заслуживает оскорблений. — Во-первых, ты отстойно владеешь кинжалом, а во-вторых, оборотням просто нужно поговорить с тобой и ты, видимо, больше не сможешь их убить. Ты по сути безвреден — им просто нужно крикнуть «мой любимый цвет — голубой» или «я люблю рисовать» — и бам, с тобой покончено.

Тео выглядит невероятно оскорбленным этим.

— Я просто сомневался, ясно?! И я был связан в твоем подвале — кто знает, сколько бы прошло времени, прежде чем кто-то нашел бы меня, если бы ты умер от волчьего…

— Ты хочешь свободы или нет? — обрывает его Лиам, красноречиво глядя на веревки на земле. Он очень надеется, что Тео скажет «да», потому что у него на самом деле нет других неповрежденных веревок, которые он может использовать, и ему нужны шнурки его ботинок.

Тео встает, бедрами пренебрежительно отталкивая кресло назад.

— Да, но я по-прежнему охотник, не придумывай странных идей, — говорит он с вызовом в глазах. Его сердце бьется быстро, и Лиам не может определить, лжет он или нет. — Я выйду из этой двери в одежде охотника.

Он проходит мимо него, и взгляд Лиама автоматически следует за ним. Кожаная куртка и белые конверсы — это теперь официальная униформа охотников? Они все будут пытаться убить его и его стаю в этих узких черных джинсах? Лиам на это надеется.

— Я могу получить обратно свой нож?

Тео останавливается возле двери — вот почему Лиам до сих пор может любоваться его задницей.

— Нет.

— Значит, ты украл его у меня, — тихо замечает Тео, оглянувшись на него.

— Я ни черта не украл, ты отдал его мне, три раза, — ворчит Лиам. К черту это, если что-то входит в его тело, это начинает принадлежать ему, конец истории. — А теперь иди, и если я когда-нибудь еще раз тебя увижу, я пырну тебя своими клыками.

— Думаю, ты ищешь слово «укушу». — Какой педант.

— Укуси мой член! — раздраженно рявкает Лиам. Он не позволит некомпетентным охотникам исправлять его угрозы в его собственном доме.

Тео ухмыляется, открывая дверь и поворачиваясь к нему в последний раз.

— Я довольно хорош. Ты бы не почувствовал зубы, поверь мне.

Лиам изумленно моргает, потому что какого черта, но Тео уже ушел.

*

— Алло? Привет, Скотт, как… о. Ну, нет, это было, да, гипотетически, Мейсон просто развлекался с фотошопом, да, это был даже не настоящий парень, ты видел его глаза? У кого бывают глаза такого цвета в реальной жиз… о, ты его знаешь? Вы двое ходили в школу вместе? Это странно, я не знаю, что тебе сказать. Никогда в жизни не слышал о Тео. Мейсон просто помогал мне проиллюстрировать гипотетические сценарии, о которых я тебе говорил, и он так увлекся, что хотел проверить, могут ли они выглядеть реально, поэтому… нет, это чушь, ты не можешь чувствовать мое сердцебиение через телефон, я не верю в это ни на секун… ладно, хорошо, спокойной ночи, Скотт. Да, я его отпустил, спокойной ночи.

========== Часть 3 ==========

— Эй, Лиам, можешь передать мне салфетку, пожалуйста?

Лиам не может поверить своим ушам. Вот это наглость! Мейсон просто бессовестный, если просит его об этом.

— Не говори со мной, предатель, — бормочет он, и его голос настолько же холоден, насколько и его одинокое сердце теперь, когда у него больше нет друзей, чтобы согреть его. Так вот каково это — не иметь никого в целой вселенной. Ни о ком не заботиться, и никто не заботится о тебе. Только ты и бесконечность, а вокруг безмолвная пустыня.

— Давай, быстро, мороженое капает со всех сторон.

Быстрыми были острые пальцы Мейсона, когда добавляли символический удар ножом в спину в придачу к физическому удару в живот, который Лиам уже пережил.

— Это не мороженое. Это то, что осталось от нашей дружбы, тает в твоих предательских руках.

Лиама обвинили в том, что он мелочный и драматичный, и это еще сильнее резануло по его и без того израненному сердцу. Его ударили ножом, и он даже не может истечь кровью, не получив обвинение в чрезмерной реакции, как иронично. Это совершенно не чрезмерная реакция, это просто то, что делают люди, когда ты ударяешь их ножом, — они истекают кровью и умирают. И Мейсону нужно вырасти и научиться жить с последствиями своих поступков, даже когда последствия — это холодное и безжизненное тело его когда-то лучшего друга.

— Кори, пожалуйста…

— Держи.

— Спасибо.

— Да, конечно. Помоги своему парню, Кори. Кто знает, скольким людям он отправляет свои фото в обнаженном виде. Или твои. Ведь мы все знаем, что твой парень обожает отправлять фотографии других людей без их разрешения.

То, что сделал Мейсон, отправив Скотту ту конфиденциальную фотографию, которой Лиам наивно с ним поделился, не просто разрушило их вековую дружбу — это также сломало всю стаю. Лиам больше никогда не сможет взглянуть своему альфе в глаза — не теперь, когда он знает, что они с Мейсоном переписываются. О всяком. И о личном тоже. Потому что вот насколько ужасен мир — ты даже не можешь отправить человеку, которому доверяешь больше всего на свете, фотографию, где ты кого-то похищаешь, чтобы он не оповестил других людей. Лиама тошнит при одной мысли об этом.

— Да черт возьми, Лиам, я сказал тебе, что мне жаль.

— А я сказал тебе, чтобы ты больше никогда со мной не разговаривал.

— Да, за две минуты до того, как попросил у меня два доллара на мороженое.

— Ты мог бы отдать мне их в тишине! Вот что сделал бы настоящий друг! Но не то чтобы ты знаешь, конечно.

Кто знает, чем еще Мейсон поделился со Скоттом за его спиной. Вдруг он рассказал ему про тот раз, когда Лиам решил, что он поправился, и теперь Скотт думает, что Лиам считает его толстым? Это совсем не правда! У него потрясающий пресс. Что если Мейсон доложил ему о теории Лиама насчет того, что Скотт одержим брюнетками, что это жутко и связано с той девушкой, которая умерла? Вот это на самом деле правда, но Скотт никогда не должен узнать, что Лиам так сказал.