— Знаешь, что? Это уже третий чертов раз, когда ты пырнул меня! — раздраженно рявкает Лиам, глядя на поверженного охотника у своих ног. — Ты не получишь этот нож назад. Он теперь мой.

Он ждет, что Тео — это вообще его настоящее имя? У него действительно есть собака? — будет протестовать, но он даже не смотрит на него, слишком занятый тем, что, пошатываясь, медленно поднимается обратно на ноги. Его нос и губы напоминают кровавую мешанину, и Лиам получает от этого радость: рана в животе уже почти исцелилась, но две другие до сих пор адски саднят.

— Ты все равно такой плохой охотник, мой пес застрял, что это за предлог? — фыркает Лиам, тщательно следя за движениями Тео. Он готов поклясться — если тот умудрится пырнуть его еще раз, Лиам сожрет его. — Что это вообще значит? Застрял где, в чем, где твой пес мог застрять в пустом переулке?

Тео пожимает плечами. От него волнами исходит самодовольство и сарказм.

— О, я даже не знаю. Ты мне скажи, раз уж ты на это купился.

Лиам ненавидит этого парня.

— Я совершенно на это не купился, — отвечает он, потому что только идиот бы на это купился, а он совсем не идиот. — Я просто пошел за тобой, потому что ты был горячим, а я думал, что сегодня мой счастливый день.

Честно говоря, он по-прежнему горячий. Вот почему Лиам до сих пор не выдрал ему глаза своими когтями. У горячих людей настолько простая жизнь, и это крайне несправедливо: ты ходишь вокруг, ударяя оборотней ножами, а они даже не могут чувствовать себя комфортно, изуродовав тебе лицо, просто потому что оно симпатичное. Это льготные условия во всей красе, и Лиам презирает себя за это, но он презирает Тео еще сильнее за то, что тот заставляет его быть предвзятым.

Ему придется быть очень милым со следующим уродливым охотником, которого он встретит, чтобы вновь почувствовать себя беспристрастным.

— Ну? — практически скучающе бормочет Тео, как будто Лиам сам попросил об этом свидании с ножом.

— Ну что? — Он свирепо смотрит на него, убедившись, что его золотые глаза держат спину Тео крепко прижатой к стене. Он не может просто уйти после этого. Он должен заплатить за все — даже за Хейден и воровку-официантку. Лиам заставит Тео заплатить за все ванильные молочные коктейли в мире.

Тео фыркает.

— О, даже не знаю, как тебе нравится проводить свободное время?

— Ну, для начала не получать ножом…

— Серьезно? Ты бы не распознал сарказм, даже если бы я ударил тебя им.

Лиам определенно собирается сбить с его лица это раздражающее выражение. За все те случаи, когда кто-то пытался убить его, — а их было больше, чем ему бы хотелось, — это первый раз, когда у него появляется чувство, что ему оказали услугу, пырнув его ножом, как будто он должен поблагодарить Тео за то, что тот уделил ему свое время. Лиам не собирается благодарить этого парня за то, что он нашел минутку в своей загруженной жизни, чтобы напасть на него, — ни единого шанса. В любом случае, кто знает, чем он занимается, когда не закалывает людей? Наверняка ничем важным. Лиам готов поспорить, что он просто стоит перед зеркалом, укладывая волосы, и все в таком духе.

— Итак, что ты собираешься делать с моим ножом?

Лиам только сейчас вспоминает, что он до сих пор держит нож, еще теплый от его свежей крови.

Удивление, с которым он смотрит на него, должно быть, очевидно, потому что брови Тео внезапно исполняют странный танец, а на его окровавленных губах появляется неуловимая усмешка, словно теперь он контролирует ситуацию. Это вовсе не так. Лиам должен поставить его на место прямо сейчас.

— Слушай, огромный горячий мешок лжи, если бы ты ударил меня сарказмом, я бы, наверное, этого даже не заметил, поскольку твой прицел просто ужасен. Ужасен, чувак. Три раза и ни одного важного органа. Чему они учат тебя в школе охотников, а? Закалывать Барби? — оскорбленно фыркает Лиам. И вот так тренируют людей, которые могут однажды убить его и его друзей? Ну никакого уважения, серьезно. — У них даже нет гениталий, не говоря уже о жизненно важных органах.

Тео просто моргает и не отвечает, ведь что он может сказать — Лиам всегда был профессионалом в оскорблении людей и кукол.

— Во-вторых, — продолжает Лиам и только сейчас осознает, что он не сказал «во-первых» и это может все испортить. Если Тео попытается указать на это, Лиаму придется вырубить его, вот что он сделает. У него просто не будет другого выхода, он слишком хорошо справляется, чтобы вот так проиграть. — Во-вторых, ты спрашиваешь, что я буду делать с ножом? Резать что-нибудь! Вот что делают с ножами. Я буду резать все, что угодно. Стейки, хлеб, церемониальные ленты…

— Ты собираешься резать хлеб моим кинжалом, — безэмоционально повторяет Тео.

— Я собираюсь резать все, что захочу, моим кинжалом, ясно? — Лиам с такой силой нажимает на слово «моим», что буквально выплевывает его. Это отвратительно и неловко, потому что ты не должен плеваться губами. — На нем моя кровь, смотри, это явно делает его моим.

Тео бросает взгляд на нож, а потом качает головой.

— Это работает совсем не так. И я повторю — ну? — Теперь его голос кажется искренне расстроенным, и Лиам не может поверить своим ушам. Что за охотники пошли.

— Ну что? — рычит он, показывая ему, что он может быть таким же расстроенным.

— Да черт возьми, ты собираешься убить меня? — выпаливает Тео, выглядя очень раздраженным, как будто он весь день прождал в очереди, чтобы Лиам убил его, и теперь он — одна из этих сварливых бабулек на почте. Он может делать возмущенное лицо, сколько хочет, — Лиам не позволит ему опередить кого-нибудь другого.

— Разумеется, я собираюсь убить тебя, — фыркает он, скрестив руки и чуть не задев себя ножом в процессе.

Тео делает шаг вперед, и Лиам скрещивает руки еще плотнее, а в его взгляде появляется вызов, потому что ему не нужны руки, чтобы заблокировать любое движение, которое Тео может планировать. Он просто забьет его головой до смерти, если он попытается что-то сделать.

Тео снова самодовольно ухмыляется.

— О, правда?

— Правда.

Может быть, он просто откусит ему нос. Посмотрим, как он сможет ходить вокруг весь такой горячий без чертового носа.

Тео пожимает плечами.

— Не верю в это ни на секунду.

О, так теперь Лиам — лжец? Но это не он выдумал собаку, не правда ли. Кто вообще так делает, это крайне злобно. Ты не выдумываешь собак, ты находишь их, любишь и защищаешь, но ты никогда не выдумываешь их.

— Тогда зачем ты спросил меня?

Тео тоже скрещивает руки, по-прежнему выглядя так, словно это он держит все под контролем. Вот что Лиам съест — его правую руку. Это более гигиенично, чем нос.

— Чтобы поиздеваться над тобой, потому что правило твоей стаи «не убивать» — глупое.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — моментально отрицает Лиам.

Итак, он знает его стаю, он не просто случайно наткнулся на него. Это ужасно разочаровывает — Лиам проделал такую сложную работу в социальных сетях, следуя советам Мейсона и все такое, чтобы круто выглядеть в интернете, а люди сталкерят за ним только для того, чтобы атаковать его в темном переулке. Вообще никакого вознаграждения.

— Я очень даже собираюсь убить тебя, чувак.

— Конечно, определенно собираешься убить меня, я весь дрожу, — особенно скучающе говорит Тео. — Чего ты ждешь, еще раз?

— Суперзлодеи всегда ждут, — уверенно усмехается Лиам. Он гадает, сможет ли он изобразить еще и злодейский смех, но не хочет перестараться.

Между тем на лице Тео внезапно появляется торжество. Вот чудик.

— Ага! Значит, ты признаешь, что вы, ребята, — плохие парни, со всеми вашими нападениями горных львов и прочим.

Ну да, некоторые из его вида — одичавшие убийцы, и что? Лиам что-то не видит пришельцев, уничтожающих всю человеческую расу под этим предлогом, пусть даже они наверняка могли бы сделать это более чисто и эффективно. Охотникам есть чему поучиться у пришельцев.

— Черт возьми, ты пырнул меня ножом без причины! — Лиам никогда не устанет напоминать об этом. — Я здесь хороший парень!