— Ну, моим. — Лицо Тео молчаливо добавляет «очевидно», и Лиам молчаливо хочет его смерти.

— Да боже мой, я имел в виду во мне.

Тео ошеломленно моргает.

— О. Ну, тебя сложно убить, — говорит он спустя некоторое время, и Лиам раздумывает над этим. Он решает, что это можно принять за комплимент. Это определенно качество, и это определенно лучше, чем если бы он был тем, кого легко убить, особенно когда люди пытаются убить его на постоянной основе.

— Спасибо, — кивает он с тайным удовлетворением.

— Всегда пожалуйста, — очень вежливо отвечает Тео, а затем комната погружается в тишину, поскольку Лиам по-прежнему не решил, что он должен делать теперь или как вообще превратить лицо человека в маску. Ему нужно добавить шнурки, или он просто может приклеить его на себя? Тео до сих пор задумчиво смотрит на него, и Лиам надеется, что он думает не о том, о чем он сам думает. Никто не украдет его лицо. — А еще твои глаза довольно симпатичные. Теперь ты можешь меня развязать?

Лиам, опешив, давится вдохом и мгновенно жалеет, что перед ним сейчас нет зеркала, чтобы он мог проверить свои глаза, увидеть их в новом «довольно симпатичном» свете и исследовать, что делает их таковыми. Дело в цвете — у Тео слабость к светло-голубым глазам? Или дело в ресницах — у него что, симпатичные ресницы? Как вообще выглядят симпатичные ресницы? Лиам понятия не имеет.

Тео выжидающе смотрит на него, и Лиам оборонительно скрещивает руки на груди.

— Я не освобожу тебя только потому, что ты сказал, что у меня симпатичные глаза.

— Нет, — неожиданно соглашается Тео. — Ты освободишь меня, потому что ты не собираешься меня убивать, а содержание пленника требует слишком много усилий.

Он вроде как прав, Лиам должен признать. Он не смог содержать даже тот кактус, который Мейсон подарил ему в прошлом году, поскольку он должен был делать так много вещей, чтобы не убить его, по-видимому. Он не хочет тратить время на поливку Тео и перемещение стула к окну, чтобы он мог получить солнечный свет, который ему нужен, чтобы расти. Не говоря уж о том, как сильно психанут его родители, если спустятся в подвал, чтобы постирать, и обнаружат парня, привязанного к стулу. Они всегда слишком остро реагируют.

— У Кори есть темная сторона, — внезапно вспоминает Лиам: он не любит молочный шоколад и сладкие закуски, поэтому он должен быть злым, неважно, что говорит Мейсон в его защиту. — Думаю, ему понравится, если у него будет пленник, которого можно пытать. Я просто отдам тебя ему.

— Да ладно, у меня завтра уроки, — тяжело вздыхает Тео, натягивая веревки.

Лиам бросает на него удивленный взгляд.

— У тебя уроки? Ты только что пытался убить меня, и ты… сколько тебе лет?

— Восемнадцать. А тебе?

— Семнадцать. — Лиам крайне обескуражен. Они могут хотя бы позволить им закончить школу, прежде чем посылать их за ним? Не придется ли ему в скором времени опасаться младенцев? Ну, он уже так делает, честно говоря. Младенцы опасны — всегда полны какашек и рвоты, которые готовы обрушить на тебя в любой момент. — Почему ты пытался убить меня?

— Потому что ты оборотень, — просто отвечает Тео. — А я охотник.

— Давно?

— Если ты не помнишь, когда тебя укусили, то это твоя пробле…

— Нет, давно ты охотник?

— Несколько лет, — самодовольно заявляет Тео, и Лиаму даже не нужно слушать его сердцебиение, чтобы понять, что это чушь. Его взгляд, наверное, довольно красноречив, потому что Тео быстро добавляет: — Два месяца.

— И как много оборотней ты убил? — скептически спрашивает Лиам. Он даже не альфа, а Тео в итоге оказался связанным в его подвале после того, как попытался убить его. Лиам не может представить, как он преуспевает в убийстве кучи оборотней.

— Пятнадцать, — гордо ухмыляется Тео, и его сердце пропускает так много ударов, что он сейчас тоже может быть мертв.

— Это ложь, я слышу ее, — напоминает Лиам. Чему они теперь учат новых охотников? Это нелепо, он не должен мириться с такой некомпетентностью. Позже он обязательно собирается написать жалобу в Национальную Организацию Охотников. Им нужно проводить отбор среди начинающих или что-то в этом роде, иначе это пустая трата времени для всех вовлеченных. — Итак, сколько?

Тео раздраженно вздыхает.

— Ладно, ни одного.

— Это шокирующе. В смысле, ты ведь так хорош в этом. — Лиам опускает руку на сердце, притворяясь удивленным.

Тео сердито фыркает:

— Ты был моей первой миссией, ясно?

— О, значит, в мой счастливый день я оказался чьей-то первой назначенной жертвой, великолепно, — бормочет Лиам, и Тео хмурится.

— Сегодня твой счастливый день?

— Собственно говоря, да, — подтверждает Лиам.

Тео кажется озадаченным.

— Я ударил тебя ножом три раза, и ты говоришь, что это все еще твой счастливый день.

— Да, — кивает Лиам, потому что он может сколько угодно раз повторить это своим осуждающим тоном, но факты не изменятся, а факты говорят, что его утренние чувства никогда не ошибаются, не считая того раза с вендиго, или другого раза с омегой, или того раза…

— Так что же произошло, что сделало сегодняшний день настолько счастливым, что он остается таким даже после того, как тебя чуть не убили? — прерывает его мысли Тео, который выглядит искренне заинтересованным. Но он выглядел искренне заинтересованным и по поводу своего пса, и угадайте что.

— Чуть не убили в твоих мечтах, — замечает Лиам, поскольку он жив и, ну, спасибо за это огромное. — И это еще не произошло, это только должно произойти.

— Что должно произойти? — растерянно спрашивает Тео.

— Я не знаю, — моментально признается Лиам, потому что он без понятия. — Но что-нибудь отличное. Потому что это мой счастливый день.

Тео хмурит брови.

— Я не понимаю.

Лиам пожимает плечами.

— Это вас и отличает.

— Что?

— Потому что я понимаю.

Тео таращится на него, и Лиам выдерживает его взгляд, приподнимая подбородок и очень хорошо пряча тот факт, что он тоже не понимает. О чем они вообще говорят? Глаза у Тео на самом деле голубые или зеленые? Теперь они кажутся зелеными. Это подозрительно.

— Просто развяжи меня, давай, — вздыхает Тео, неожиданно заговорив глубоким, мудрым и зрелым голосом, как будто Лиам — маленький ребенок, который похитил его ради веселья. — Я не убью тебя в твой счастливый день, обещаю. Я бы не ударил тебя ножом, если бы ты сказал мне.

— Вообще-то я сказал тебе, знаешь ли, — с горечью напоминает Лиам. — Это буквально первое, что я тебе сказал: «Я Лиам, и сегодня мой счастливый день». И ты все равно ударил меня.

— Да, потому что я не знал, что ты так легко обижаешься. Другие сказали, что вы, ребята, обычно просто отбрасываете нас, а потом уходите, если побеждаете, никто не говорил о похищении. — О, а вот и снова он — голос сварливой старушки на почте.

— Ну да, извини, что моя реакция на удары ножом разочаровала тебя, но тебе солгали. — Каково это, а? Неприятно, не так ли? Лиам ведь уже настроился спасти и погладить собаку. — На самом деле мы постоянно похищаем и пытаем людей. Постоянно.

Тео скептически фыркает.

— О, правда?

— Правда. Я просыпаюсь, и у меня даже нет времени на завтрак, потому что я уже опаздываю на свое запланированное похищение.

— Тогда где твои орудия пыток? — спрашивает Тео, и Лиам нервно оглядывается вокруг. Где его орудия пыток?

— Вон одно, — в конце концов говорит он, показывая на лампу на другой стороне подвала.

— Это лампа, — замечает Тео. Вот как он сумел пырнуть его ножом — ничего от него не утаишь.

— Именно это все говорят прямо перед тем, как начинают кричать, — бесстрастно отвечает Лиам, после чего у него появляется гениальная идея. Он театрально обнажает свои когти. — А вот еще одно, — угрожающе шепчет он, глядя на остроту когтей, и медленно ими шевелит. Проклятье, это было так идеально и пугающе. Если бы он только подумал об этом перед тем, как указал на дурацкую лампу.

Тео даже не вздрагивает.