— Да, — снова кивает Лиам, и брови Мейсона сразу касаются потолка. — Я сказал «встречаться». Я не говорил, что не хочу тусоваться с ним иногда или что-то такое. А еще я не говорил, что никогда не буду встречаться с ним. Если он слишком глупый, чтобы понять это, то это не моя вина.

— Не думаю, что хоть кто-нибудь мог понять это, — отвечает Мейсон, потому что он явно решил сегодня не проявлять поддержку, как и в любой другой день.

— Кто угодно с мозгом понял бы это. Если ты не захочешь встречаться с кем-то до конца своей жизни, то ты так и говоришь — я никогда не буду встречаться с тобой. Если нет, ты должен это понять.

— Хорошо, я согласен, — говорит Мейсон, и его сердце буквально перестает биться.

— Нет, ты лжешь.

— Ладно, не согласен. Никто во вселенной бы не согласился, и он никогда это не поймет. — Лиам фыркает. Почему Мейсон так драматизирует? — И по-хорошему я бы уже побежал за ним, делая грязную работу за тебя и объясняя ему, как работает твой странный мозг, но я все еще не уверен, что я правда хочу, чтобы ты тусовался с кем-то, кто пытался убить тебя, так что да, я просто соглашусь с тобой.

Лиам озадаченно моргает.

— Значит, ты саботируешь меня.

— Печально, что соглашаться с тобой — это на самом деле саботировать тебя, но да, в каком-то роде, — кивает Мейсон, и Лиам ощущает желание опять перестать с ним разговаривать. Честно слово, это так оскорбительно. — Я просто позволяю тебе саботировать самого себя вместо того, чтобы чинить это.

— Тогда ты снова ведешь себя, как предатель, — обиженно бормочет Лиам.

— Нет, я так не думаю. Я веду себя зрело, — говорит Мейсон. Лиам никогда не может сделать что-то так, чтобы Мейсон не захотел тоже это сделать. Теперь он тут зрелый, разумеется. Лиам удивлен, что он еще не попросил об укусе. — В смысле, я втайне чертовски хочу, чтобы ты с ним встречался, потому что… ну, ты явно хочешь этого. Ты дольше держал обиду на меня за ту фотографию, чем на него за то, что он, знаешь ли, пырнул тебя ножом. И ты купил ему пиццу, а ты ни разу не покупал пиццу мне за семнадцать лет — на самом деле ты умудряешься украсть немного моей пиццы каждый раз, когда мы заказываем вместе, — но ты позволил ему съесть всю его пиццу, хотя он был связан и не собирался кусать тебя, как я всегда делаю. И он такой горячий, что ты каким-то образом забыл, что должен быть в депрессии из-за Хейден, и я благодарен за это, потому что не хочу весь день слушать, какая она предательница, раз теперь встречается с Бреттом, и…

— Подожди, что? Правда? — Невероятно, черт возьми. Они не теряли времени даром, не так ли.

— Так что да, я определенно хочу, чтобы ты с ним встречался, чтобы мы могли ходить на двойные свидания, как я всегда мечтал, и он определенно поднимет сексуальность всей нашей компании, но я также достаточно зрелый, чтобы знать, что это не безопасно, когда он буквально ударил тебя ножом и когда Кори продолжает говорить о том, чтобы ослепить его, так что да, я определенно веду себя, как хороший друг, позволяя тебе саботировать самого себя.

Похоже, Мейсон долго размышлял об этом, что совсем не удивительно, поскольку его лучший друг, кажется, тратит очень много времени, сплетничая о жизни Лиама, и Лиаму, пожалуй, стоит довериться ему в этом, потому что он, напротив, никогда не тратил время на размышления о своей личной жизни.

— Я купил тебе пиццу, когда ты болел, — все-таки отвечает он, потому что ему не нравится ложь.

— Ты съел ее сам, — возмущенно ворчит Мейсон. — Ты сказал, что я не могу, потому что я болен, и сделал мне суп.

— Потому что нужно есть суп, когда ты болен, Мейсон, а не пиццу — не я придумываю правила.

— Тогда зачем ты купил ее? — Он такой ребенок для того, кто хочет быть зрелым.

— Потому что мир не останавливается лишь потому, что ты болен, Мейсон. Не все вертится вокруг тебя, эгоист, — объясняет Лиам, после чего предлагает им пойти в класс, раз и навсегда показывая, кто здесь зрелый.

*

В тот день Лиам ответственно выносит мусор, когда все становится черным.

Через какое-то время он просыпается с болью в затылке и видит перед собой несколько размытых фигур. Он пытается поднести руку к глазам и чувствует, как тугие веревки жгут его запястья. Вокруг него шепчутся приглушенные голоса, а потом все его тело охватывает шок и боль, и электричество сотрясает его с ног до головы. Он не кричит, однако чувствует влагу у себя на щеках и под носом, как только это прекращается. Его конечности болезненно покалывает, а зрение до сих пор затуманено, но затем кто-то шагает ближе. Он узнал бы эти голубые глаза где угодно.

— Что… — слышится хриплый и слабый голос, и Лиам сначала даже не понимает, что это произнес он, что так теперь звучит его голос.

Тео бесстрастно наблюдает за ним, пока веки Лиама не начинают казаться слишком тяжелыми.

Его холодный саркастичный голос — последнее, что слышит Лиам, прежде чем все снова чернеет:

— Я не слишком хорошо принимаю отказы.

========== Часть 5 ==========

— Эй, волчонок?

Лиам лишь на две секунды озадачен тем, почему он проснулся от шепота Тео, а потом рычит — клыки обнажены, а глаза сверкают золотом в двух дюймах от лица Тео, и собственный гнев обжигает его сильнее, чем веревки вокруг его запястий и шеи.

— Ты покойник, — рявкает он, когда Тео выходит из пределов его досягаемости, заставляя его кровь вскипеть еще сильнее. — Слышишь меня? Я, черт возьми, убью тебя, предательский кусок де…

— Эй, успокойся, я ничего не сделал. — Тео поднимает руки в защитном жесте, и Лиам громко рычит сквозь зубы, натягивая веревки изо всех сил, но умудряется только еще больше порезать свою кожу, а его ноздри наполняет запах волчьего аконита и крови.

— О, ты ничего не сделал, мистер-я-не-слишком-хорошо-принимаю-отказы? — огрызается он, дрожа от гнева. Ему плевать, что его конечности болят и кажутся слабыми, — как только Лиам вырвется на свободу, он разделается со всеми, а начнет с мудака, который стоит перед ним. В этот раз его даже не отвлекает его сексуальность, к черту его голубые глаза и к черту его идеальные волосы. Каждая секунда, которую он проводит, глядя на его глупое лицо, — это секунда, когда он не швыряет его в стену, а значит секунда, потраченная впустую.

— Они смотрели на меня! — Тео косится на закрытую дверь слева. Он, похоже, почему-то до сих пор думает, что Лиам поверит хоть единому слову, выходящему из его рта.

Он еще раз дергает за веревки, понимая, что это бесполезно и что он привязан к большой металлической сетке в помещении, которое напоминает заброшенный склад.

— Что ты вообще с ними делаешь? — холодно рявкает он в ответ, настолько сильно сгибая левое запястье, насколько может, пытаясь дотянуться когтями до веревки. — Ты сказал, что ошибался насчет оборотней. — Просто выиграй немного времени, давай. А потом разберись со всеми ними. Лиам не может дождаться этой части.

— Да, и я не собирался возвращаться, но они сказали, что у них есть для меня подарок, а потом втащили тебя, я понятия не имел…

— Боже мой, а что, как ты думал, они собираются тебе подарить? Они убийцы! — расстроенно рычит Лиам, чувствуя боль даже в кончиках своих пальцев, пока пытается еще хоть ненамного вытянуть дурацкие когти — достаточно, чтобы поцарапать веревку. Но он не может даже коснуться ее.

— Я не знаю, ладно? У меня день рождения через две недели, — оборонительно отвечает Тео, снова бросив взгляд на дверь, и в его глазах появляется нетерпение.

— Правда?

— Да.

— С днем рождения.

— Спасибо.

— Сегодня не твой день рождения, идиот.

— Но ты только что сказал…

— Да, потому что, когда кто-то поздравляет тебя с днем рождения до твоего настоящего дня рождения, это приносит несчастье, и я желаю тебе самых больших несчастий в мире. Надеюсь, что тебя переедет фургон с мороженым и ты проведешь свой день рождения в гробу, чертов мудак!

Лиам щелкает клыками в воздухе от невозможности запустить их в какую-нибудь часть тела Тео, и он одновременно удовлетворен и раздражен, когда Тео делает еще один шаг назад. Еще немного — и он выпадет из окна, и пусть Лиам по-прежнему будет привязан и на грани смерти, он будет счастлив.