Изабелл запнулась. Она всегда старалась избегать в разговоре слова «Калека».
– Ты, как и я, был Другим…
Дима покосился на девушку. И он, и Габриэль никогда не заостряли внимания на цвете ее волос и на том, как быстро они росли. Точно так же никто не стал бы спрашивать у Димы, видит ли он своим больным глазом, если только не хотел его намеренно оскорбить.
– Почему ты боялась меня? – и Дима затушил сигарету в пепельнице.
– Ну, – Иззи замялась на мгновение. – Ты так надменно смотрел на всех. Мне казалось, если я подойду к тебе, то ты ни за что на свете не станешь со мной общаться.
– Ерунда какая, – хмыкнул Дима и уставился в потолок, заставив девушку рассмеяться.
– Вот и сейчас ты напоминаешь мне того мальчишку, который часами возился в своем доме на дереве или в одиночестве уезжал куда-то на велосипеде. Наверное, став старше, ты страдал от одиночества, не понимая, что сам являешься его причиной. Дим, я просто боялась подойти к тебе.
– Это была защитная реакция, – юноша передернул плечами. – Если бы ты подошла и поговорила со мной, ты бы поняла… Мы стали бы друзьями. Видишь ли, мне не повезло так, как тебе. Природа отыгралась на мне по полной, едва не лишив зрения. Свой недостаток в виде изуродованного глаза я не мог и никогда не смогу превратить в достоинство так, как ты делаешь со своими волосами. Я слишком выделяюсь.
– Я тебя не виню, – прошептала Изабелл. – Я очень хорошо тебя понимаю.
Она взяла руку Габриэля в свою, задумчиво перебирая его пальцы. Дима видел только ее волосы ярко-красного цвета и не задумывался над тем, какого это быть бесплодной женщиной в браке, может, потому, что о своем бесплодии он не думал вот уже много лет. В юности он, бывало, переживал по этому поводу, в основном из-за того, что в школе над ним постоянно глумились, но потом, вступив во взрослую жизнь, Дима понял, что в его случае бесплодие это, скорее, плюс, чем минус. Он никогда не хотел иметь детей, хотя без труда находил с ними общий язык, и то, что ему практически не нужно было думать о средствах контрацепции, устраивало его как никогда.
– Так, значит, твоя бабка была из аристократов? – осведомился Дима, закуривая новую сигарету. – Как твоя фамилия?
– Де Даммартен, – и Изабелл вкратце пересказала Диме историю, которую Габриэль уже слышал от Себастьяна по дороге на рынок. Закончив, Иззи потянулась за горячим чаем.
– Когда я был маленьким, – заговорил Истомин, – я знал, что после Взрыва в нашей деревне появилось много заброшенных домов. Со временем их заселили какие-то странные люди, и меня всегда разбирало любопытство, кто они и откуда. Кто-то приезжал на роскошных автомобилях, кто-то в каретах или на повозках, кто-то прямо на лошадях. Кто-то был одет богато, кто-то – в лохмотья. Я чувствовал их страх и безнадежность, с которой они смотрели в собственное будущее. Мои родители не любили говорить о них…
– Когда Новое Правительство взялось за знатные семейства, им оставалось только одно – бежать, спасая свои жизни, – произнесла Изабелл, отпивая из чашки. – Их замки взрывали один за другим. Мои родители погибли во время восстания, которое вовсю разгорелось после Взрыва, мне тогда и года не исполнилось, и бабка увезла меня сюда. К тому времени здесь уже осело немало благородных семейств, тщательно скрывающих свои фамилии. Сейчас их, наверное, стало еще больше. Интересно было бы пройтись по этим улицам теперь…
– Пройдемся, как скажешь, – сказал Габриэль, и его рука соскользнула со спинки дивана прямо Изабелл на плечо. Девушка сделала вид, что ничего не заметила.
– Мы, как и прочие, заняли здесь один из опустевших после Взрыва домов. Бабка каким-то чудом утрясла все проблемы с местным управлением, так что дом и по сей день остается моим. Я была в ужасе, когда бабушка умерла, хотя сейчас понимаю – потомки бывших аристократов не бросили бы меня в трудную минуту. Просто им приходилось держаться в стороне, так как Себастьян был рядом, а когда он засобирался в Париж, я решила отправиться вместе с ним.
– Ты никогда не любила его, – произнес Дима, который, настроившись на волну эмоций девушки, сейчас понимал ее даже лучше, чем она саму себя.
– Не то, чтобы у меня не было альтернативы… – пробормотала Иззи. – За мной ухаживал один молодой человек из аристократов. Бабушка от него была в полном восторге. Его звали Этьен.
Габриэль так резко дернулся, что едва не перевернул маленький столик. Друзья непонимающе уставились на него.
– Этьен? Дю Тассе? – спросил Габриэль, поправляя на столе лампу. Он хорошо помнил, как Себастьян упомянул его двоюродного дядю в связи с выжившими после Взрыва Герцогами.
Не может быть, чтобы это был он! Своего двоюродного дядю Габриэль представлял себе совсем иначе и уж точно не мог бы применить к нему словосочетание «молодой человек».
– Не знаю, – пожала плечами Изабелл. – Он вроде никогда не называл своей фамилии, а мне и неинтересно было. Это бабушке он нравился, мне он всегда казался слишком слащавым. Поэтому когда появился Себастьян… Понимаете, тогда мне казалось, что лучшей партии в моей жизни не представится! Пускай у нас большая разница в возрасте, но с ним я нахожусь под защитой Нового Правительства. После его смерти… в общем, он уже обеспечил меня на всю оставшуюся жизнь! А аристократы… я ничего не имею против, но…
– Никто тебя не винит, – перебил ее Габриэль, их пальцы переплелись. – Ты все сделала правильно. Ты имела полное право не оставаться на стороне проигравших.
Изабелл удивленно подняла на него глаза. Вот уж от кого, а от Габриэля она не ожидала услышать подобных слов! Не ожидала, что именно он сможет снять этот ужасный камень с ее души.
Глаза девушки лучились такой благодарностью, что у Габриэля учащенно забилось сердце. Они все смотрели друг на друга, и де ла Кастри невольно начал склоняться для поцелуя, как вдруг Дима громко закашлялся. Неожиданный приступ буквально согнул его пополам, после чего юноша еще долго не мог прийти в себя. Он морщился, глядя перед собой так, словно ничего не видел или у него сильно кружилась голова.
Габриэль открыл было рот, чтобы сказать что-то о Димином «бронхите», но его друг уже вскочил на ноги и потянулся как ни в чем не бывало.
– А, между прочим, совсем скоро наступит утро! – воскликнул Дима и схватил со стола пачку сигарет.
– А ты куда-то спешишь? – осведомился Габриэль не без доли иронии.
Дима в ответ вновь закурил и, сунув пачку в задний карман джинс, смерил друга презрительным взглядом. Сигаретный дым поднимался к потолку белыми клубами.
– Ты как всегда меня недооцениваешь. Да, мне нужно в город по одному очень важному делу. Ты дашь мне свою машину?
– Конечно, – Габриэль поднялся. – Неужели ты…
– Да, поеду. Навещу мать.
Де ла Кастри не нужно было говорить, как сильно его удивило и обрадовало решение друга, Дима прочел всё в его глазах. Габриэль прошагал в прихожую и, порывшись в карманах летней куртки, протянул другу ключи. Некоторое время юноша держал их на ладони, разглядывая и пытаясь собраться с мыслями. В гостиной Изабелл убирала со стола. Кружки и блюдца резво позвякивали друг об друга.
– Ты ведь знаешь, чего я хочу сейчас больше всего? – и, не дождавшись ответа, Дима сам ответил на свой вопрос: – Уехать отсюда на твоей машине как можно дальше. Быть может, в другой город, где меня никто не знает, – юноша подбросил ключи и поймал их в воздухе. – Стал бы ты преследовать меня теперь?
Габриэль долго и напряженно смотрел другу в глаза, пока шум из гостиной не привлек его внимание. Де ла Кастри проследил взглядом за Изабелл, которая собрала на поднос грязную посуду и по пути на кухню одарила Габриэля томным взглядом. Мужчина еле-еле отвел от нее глаза.
– Я понял, – и Дима похлопал его по плечу. – Не надо ничего говорить. Я все прекрасно понял.
Юноша открыл дверь и вышел на веранду, вдохнув полной грудью кристально чистый воздух. Светало, и птицы пели в ветвях старого дуба. Юноша открыл дверцу джипа и залез внутрь. Не успел он вставить ключ в замок зажигания, как дверца со стороны пассажирского сиденья распахнулась, и в кабину проскользнула Изабелл.
