— Даже не вздумай! Кто знает, может они тут ядовитые, эти молодильные яблочки!
— Куша-а-ать! — простонала я, но решила не усугублять. — Но я потерплю, так и быть!
— Спасибо и на том, — вздохнула сестра. — Смотри, вон домик виднеется, может, там нас направят куда надо?
Домик? Это она называет домиком?! Да это целый замок! И построенный безо всякой системы: башенки там, балкончики сям, флюгеры и крылечки, узенькие окошки-бойницы и тут же — огромные оранжереи со стёклами в полстены. Ни дать ни взять — Обитель, где меня осматривал знахарь с проницательными руками. Не древнерусская, а западного, средневекового образца, но архитектор, наверняка, был один и тот же, больной на всю голову. Вокруг «домика» лежала пелена чистейшего снега, он покрывал ветки деревьев, поникшие головки тюльпанов и сосульками свешивался с карнизов и перильцев. На фоне благоухающей цветами округи этот кусочек земли выглядел вырванным из другого измерения.
Мы подошли к главному входу, сомневаясь в его главности, ибо дверей тут, как и в Обители, было не счесть. Дала уже потянулась к колокольчику, висящему рядом на стене, но её остановил властный окрик:
— А ну не трожь!
Обернувшись, мы увидели садовника этих мест. Точнее, садовницу. Женщина лет тридцати с белой кожей и иссиня-чёрными волосами, замотанными в простецкий пучок на затылке, была одета в холщовый балахон непонятной расцветки — то ли запачканный серый, то ли выцветший чёрный — и обмотана поверх грязным, в земле и пятнах передником. На голове у неё красовался обруч с аляпистым цветком, похоже, настоящим, и пара симпатичных заколочек с бабочками. Я понадеялась про себя, что они искусственные. В руках садовница держала устрашающего вида огромный секатор и крохотную пшикалку, из которой как раз перед нашим приходом обрызгивала клумбу с ярко-малиновыми пионами. Причём ни на цветах, ни на земле вокруг них снега не было.
Оглядев нас с головы до ног, женщина подозрительно спросила:
— Ты кто? Что здесь забыла?
Дала отозвалась с обычной дерзостью:
— Я померла, вот, перешла через мост! А вы кто, женщина? Дух или призрак?
Я мысленно застонала: «Дура! Это одно и то же! И не ругайся с ней!»
— Я?! — возмутилась садовница. — Я Мара! Богиня смерти, зимы и ледяных вод!
Секатор в её руке превратился в длинный посох, которым она стукнула по земле. Потом обернулась вокруг себя и предстала перед нами уже в парадном виде: с буйными локонами под ободком-оберегом, в длинном тёмно-синем платье с белой расшивкой по рукавам и подолу. Да, так она больше похожа на богиню! Но кто такая Мара? Никогда не слышала!
— Так кто ты такая, девочка? — совсем грозно спросила властительница Нави и даже брови нахмурила. — У нас сегодня новых душ не предвиделось!
— Я Дала. Ведьма… Э-э-э, химера и внучка Бабы Яги! — с достоинством ответила сестра и даже плечи расправила — помирать так с музыкой! Щас нас как погонят отсюда или вообще, что вероятнее, умертвят, чтоб статистику не портить!
Но Мара неожиданно расплылась в самой искренней улыбке, крутанула посох так, что он сам собой сложился втрое, и, заткнув его за пояс, радостно протянула:
— Далушка! Какое счастье! То есть… Во имя Живы, неужели ты умерла?!
— М-м-м… — растерянно протянула Дала, не зная, как реагировать. — Ну, технически… Как бы да…
— А где сестрёнка твоя? Как бишь её зовут? Лада!
— Она там осталась! — быстро ответила Дала. — Живая-здоровая, в Заоблачной!
Мара лукаво прищурилась:
— Ой нехорошо! Нехорошо богине лгать, деточка! А родной тётке — вдвойне нехорошо! Хитры, находчивы, прямо копия Яги!
Вот, пожалуйста! Опять двадцать пять! Опять родня! Куда ни плюнь — везде какие-то тётки, дядьки, бабки да кузены! Эта, интересно, с какой стороны?
— Ты меня не помнишь, деточка! — заторопилась Мара, подхватив Далу под локоть и потянув к замку. — Ну да, вы ведь маленькие ещё были, когда мы виделись в последний раз! Ваша мама, Лёля, сестра моя… Я, конечно, не могу её осуждать, но променять вечность на мужчину… Пусть даже и такого, как ваш отец…
— Ничего не понимаю, — призналась мне Дала. Я ответила ей мысленно: «Я тоже, но, думаю, через полчаса мы узнаем всю правду о родителях!»
— Ничего, ничего, Далушка! Я всё объясню! — из Мары бил самый натуральный фонтан эмоций, ещё бы — небось, поговорить ей особо не с кем в этой дыре. — И Ладушке тоже, я же чувствую, что она внутри спряталась! Ах умнички, как же вы догадались поменяться местами?! Нет, ну я всегда говорила — гены пальцем не размажешь, а Лёлька была самой способной из нас! И папочка ваш не из простых оборотней вел род, всё-таки, брат медвежьего царя!
Мы вошли в холл замка под непрерывную болтовню соскучившейся богини, и Дала истерически взвизгнула от ужаса. Я присоединилась к ней, ведь было от чего! Прямо посреди просторного помещения, на пушистом, хоть и слегка заляпанном ковре лежало жуткое чудовище с тремя головами, напоминающее одновременно собаку и ящера. Услышав наши вопли, оно вяло приподняло все шесть ушей, но не пошевелилось, только три хвоста синхронно застучали по полу. Мара махнула рукой:
— Да не бойтесь! Это Киря, наш пёсик! Он сейчас не в форме, он очень дружит со Змеем, а зверюшечку украли на новолуние!
Боюсь, что клацанье моих зубов было слышно по всей Нави даже из-под близняшкиного тела. Да и Дала чувствовала себя не очень уверенно. Киря только зыркнул на нас красными, налитыми кровью глазами и снова уложил морды на ковёр, в мокрые пятна от натёкшей с брылей слюны. Надеясь, что пёсика сытно кормят, я толкнула Далу изнутри: «Надо бы спросить, почему ни одна сволочь из этой большой семейки не забрала нас из интерната!»
На что сестра только хмыкнула и поинтересовалась:
— Змей — это дракон, что ли?
— Змей — это Змей Горыныч, — просто ответила Мара. — Кому он мог понадобиться?! Ума не приложу!
— Князь Упырей! — воскликнули мы с Далой одновременно.
Глава 13. Страсти по ведьме
Мара резко обернулась, взметнув полы платья вокруг ног. Её взгляд острой ледышкой пронзил Далу, а вместе с ней и меня. А голос, наверное, мог бы заморозить всю Землю в три минуты:
— Кощик? При чём тут он?!
— Кощик?! — изумились мы с Далой синхронно, и Мара слегка порозовела:
— Ну, Кощей. В чём дело? Зачем ему красть Змеечку?
Сестра внутренне толкнула меня и хихикнула: «Шуры-муры с Кощеем — это достойно богини!» Я отмахнулась: «Спроси её лучше, когда она видела этого Кощика в последний раз!»
Дала озвучила мой вопрос. Мара нахмурила красиво очерченные смоляные брови, помолчала и ответила упавшим голосом:
— Ох, нет… Понять не могу, для чего ему понадобился Змеечка! Ведь молодой совсем, неопытный, мухи не обидит! Его даже не дрессировали ещё…
«Отдрессируют, мадам, не извольте сомневаться», — мелькнуло у меня в голове. Дала же ответила:
— Тётушка Мара… Вы ведь нам тётя, да? — и, получив отмашку рукой, продолжила: — Я вам сейчас расскажу, что нам известно! Мы с сестрой его даже видели! Правда, во сне, но ведь Лада провидица, так что…
По ходу рассказа о безобразиях нежити и моём сне про Жанну Мара бледнела, краснела пятнами, то прижимала руки к груди, то всплескивала ими от возмущения. Киря тоже не сидел без дела, подобравшись к нам поближе, и теперь обнюхивал близняшкины ноги. Я на всякий случай попробовала вложить в его мозг идею о нашей с сестрой дружелюбности и мирном настрое. Но в этом не было необходимости — Киря был в печали и ему хотелось знать, можем ли мы помочь найти Змея.
Когда призрачный подол платья Далы уже весь был в слюнях собачки, Мара решительно сказала, сдвинув брови:
— Пошли-ка к Велесу! Там такое творится, а мы тут сидим, как в пузыре, и знать ничего не знаем!
— Да не вопрос! — с готовностью откликнулась сестра. — Идти далеко?
— Да тут рядышком, — неопределённо ответила богиня и, подойдя к стене, откинула край старинного вышитого гобелена, пыльного и местами покрытого пятнами плесени. За ним оказалась дверь, самая обычная, с простенькой ручкой, как в любой городской квартире. Мара взмахом кисти заставила створку распахнуться и кивком пригласила нас войти первыми. Внутри было темно, как у Чернобога за пазухой, поэтому Дала возмущённо буркнула:
