— Эй! Руки! — возмутилась она. — Здесь, в Заоблачной, я могу принять любую форму. Могу стать призраком или голосом в твоей глупой башке. Могу вообще уйти так глубоко, что ты больше меня не услышишь. Но не надейся на это!
— Девочки, не ссорьтесь! — озабоченно окликнул нас Агей. — Сейчас пойдём в бурсу, запишу вас на следующий год на учебу, потом в общежитие устрою, а там… Мне будет нужна ваша помощь!
Я глянула на волчицу. Она снова улеглась в той же позе уставшей старой собаки и безучастно следила прозрачно-светлыми глазами за движением на площади. Меня пронзило острое чувство жалости. Каким бы ни было её преступление, Яна выглядела смирившейся со своей судьбой. Захотелось обнять её, прижать большую породистую голову к груди, укрыть от всего мира… Успокоить, сказать что-то ласковое… Она убила, да, но убила убийцу, человека с гнилой душой, которого и человеком-то назвать было сложно. И теперь умрёт за этот, в общем-то, благой поступок!
Я прижала руки к груди, ощутив тёплое биение двух амулетов, и Дала сдавленно прошептала:
— О, бесы Нави! Нельзя же так сразу! Лада, прекрати!
— Прекратить что? — удивилась я, очнувшись от созерцания жутких подробностей убийства маленькой девочки, которые вихрем пронеслись в моей голове.
— Ты мне всё транслируешь, забыла? — Дала потёрла лоб и кивнула на волчицу. — Это она тебе показала?
— Не знаю, — растерянно ответила я, пристально глядя на Яну. Она трясла ушами, словно пытаясь избавиться от моего присутствия в своей голове. А я всё смотрела и смотрела на мысли оборотни, как будто присосавшись, не могла оторваться, читая эту увлекательную книгу…
Умная, храбрая до безрассудности, безжалостная к плохим, равнодушная к хорошим. Нет, с Агеем её связывает не любовь, а дружба, с раннего детства они были, как брат и сестра… И да, она честная, она знает закон, она согласна принять наказание.
— Нет, так нельзя… — пробормотала я, и Агей дёрнул меня за руку:
— Ты чего?
Связь с волчицей прервалась. Я ощутила жуткую слабость, упадок сил, ноги подогнулись сами собой, и если бы Агей не поддержал меня, свалилась бы прямо на булыжники площади. Дала пожала плечами:
— Эмпатия — страшная штука! Мне-то ничего, противно только. А вот ей нужна подзарядка.
— Так вы телепатки! — догадался Агей. — Читаете мысли?
— Чувства, эмоции, ауру, — Дала одёрнула платье с таким видом, будто это было самой обыденной вещью на свете. А у меня перед глазами плыли чёрные точки, да и мысли в голове плясали польку-бабочку. Никогда бы не подумала, что способна на такое, — залезть кому-то в душу и выгрести наружу всё спрятанное, потаённое…
— Эмпатия даёт неограниченные возможности, — тихо сказала Яна из-за решётки. — Но и забирает много сил. Твоя подруга должна быть осторожнее, Агей. Но я благодарна ей за попытку помочь… Займись ею, а меня оставь на волю Богов.
— Как же, разбежался! — сквозь зубы процедил Агей, поднимая моё безвольное тело на руки. — На суде увидимся, и не отчаивайся! Я тебя не брошу.
Глава 5. Судьи и подсудимая
В здании бурсы было гулко и прохладно. Каблуки сапог Агея звонко цокали по мраморному полу, а я вяло думала, какой на нём может быть рисунок. Квадраты или круги, или вообще звёзды. На более возвышенные мысли я сейчас способна не была.
Дала плыла рядом, не касаясь пола, и я постоянно чувствовала её присутствие. Это меня жутко раздражало. Восемнадцать лет жила без всякой сестры, ни в реальности, ни в голове, а теперь вот, дикое ощущение, что я уже никогда не смогу побыть в одиночестве. Даже Машка, навязчивая экстравертка, оставляла меня наедине с самой собой. С Далой такое явно не прокатит.
Агей внёс меня в небольшое, забитое книгами, свитками и берестяными грамотами помещение. Там пахло пылью, старой бумагой и почему-то грибами. Маринованными. Меня посадили на единственный свободный стул и отошли шушукаться с высокой костлявой женщиной, одетой в строгий костюм, как типичная училка — синий чулок. Она смерила меня недоверчивым взглядом поверх больших очков в роговой оправе и принялась внимательно читать листочек, переданный Агеем.
— Ну… Раз сама Яга Баюновна просит… — женщина ещё раз оглядела меня с ног до головы и вздохнула так тяжко, словно бурса была супер-пупер элитным заведением, а я — бюджетницей без протекции. — Запишу, но на практику они уже не попадут!
— А общежитие? — живо спросил Агей.
— Место есть, — снова вздохнула женщина и зашуршала бумагами. — Но на сентябрь.
— А где же нам сейчас? — воскликнула Дала возмущённо, но училка строго осадила её:
— Барышня! Даже по просьбе вашей бабушки я не могу расширить помещение до неопределённых размеров!
— Велеславочка Светозаровна! — низким голосом произнёс Агей, наклоняясь к женщине, и я ясно представила, как ту обдаёт его мужским, звериным запахом. Уловила перемену настроения училки и усмехнулась сама себе. Такой парень кого хочешь уговорит!
Волна тщательно скрываемого и освобождённого вожделения докатилась даже до меня. А от меня к близняшке, и Дала аж подпрыгнула, изумлённо уставившись на Велеславу Светозаровну. А Агей мурлыкал сытым котом:
— Я точно знаю, что в ваших силах сделать что-то для этих бедных сирот! Они не могут оставаться в Лукоморье, я не имею права сообщать вам причину, но там они окажутся в смертельной опасности! Придумайте что-нибудь, ну пожалуйста! Ради меня!
Училка совсем размякла, заулыбалась глупой улыбкой и не глядя потянулась к стоявшему на столе компьютеру. Пара щелчков мышкой, и Велеслава Светозаровна радостно сообщила:
— Вот, я вижу, что в ДММ есть две свободных кровати! Поспешите туда, и девочки смогут жить там целое лето!
— Я не зря верил в вас, Велеслава! — Агей галантно поцеловал её костлявую руку, и училка зарделась маковым цветом, от смущения опуская щедро подведённые глазки:
— Ох, Агеюшка, умеешь ты разговаривать с женщинами! Идите уже, у меня немерено работы! Бумаги я оформлю и сама перешлю директрисе ДММ.
Обратно я уже не позволила себя нести. Вышла сама, хоть и медленно на вкус Агея. И чемоданчик в цветочках у него отобрала. А то нашли, понимаешь, моду таскать моё тело! Мы вынырнули из-под прохладных сводов бурсы в жаркий воздух города, и Агей довольно пояснил специально для чайников:
— Даже лучше, что вас на лето в ДММ поселят! Не заскучаете! Там вечно кто-то толчётся, не все на каникулы уезжают.
— Что значит ДММ? — поинтересовалась я всё ещё вяло.
— Дом Магической Молодёжи, — пояснил наш спутник. — Что-то типа летнего лагеря, только в городе. Пошли быстрее!
— Как могу, так и иду! — с достоинством ответила я, пытаясь ускорить шаг. — А ты всех очаровываешь, чтобы добиться своего? Или только старых уродливых училок?
— Тоже мне, писаная красавица нашлась! — фыркнул Агей. — Веля не уродливая, видела бы ты её танцующей при луне! Ни один мужик перед ней не устоит!
— Она что, ведьма? — уточнила Дала.
— Берегиня пополам с русалкой, — коротко бросил Агей и сердито добавил: — Опоздаем на суд — обеих покусаю!
— Попробуй ухвати! — хмыкнула Дала, становясь почти совсем прозрачной, и я покачала головой — вот трусиха, чуть что сразу в кусты, то есть в меня! А я, значит, отдувайся за двоих!
Дала услышала мои мысли и обиделась. Отлетела на пару метров и теперь плелась в хвосте, лавируя между прохожих. Список недостатков близняшки постепенно пополнялся…
ДММ, оказавшийся старой кривобокой гостиницей с мутными окнами и молниеподобными зигзагами трещин на фасаде, стоял примерно в получасе ходьбы заплетающимся шагом от бурсы. Со всех сторон его окружал пустырь, а с трёх из них — глухой частокол под два метра, как в праславянских поселениях. Такому забору не страшны ни дикие звери, ни дикие же кочевники! Толку же от него было, как от козла молока, ибо ни ворот, ни калиток в нём не наблюдалось, так, видимость одна.
Мы стукнулись для приличия в дверь ДММ, и Агей с усилием потянул её на себя. Со страшным скрипом та отворилась, пропуская нас, и захлопнулась, издав грохот, который наверняка услышала вся нежить в округе. Впрочем, в этом было своё достоинство, ибо на звук выползла совершенно древняя старушка, ещё дряхлее Агаши, и уставилась на нас бельмами невидящих глаз. Меня аж передёрнуло от этого взгляда, таким он был проницательным, словно бабуся смотрела сразу вглубь души. Она скривилась, как будто съела целый лимон, и проскрипела ехидно:
