Картина, открывшаяся перед ведьмачкой, сдавила горло удушающим спазмом, пальцы рук онемели, словно от холода, взор заволокла пелена обиды и слез. На ложе из плетеных корней златолиста Белый Волк, в порывах похоти издававший звериные рыки, в быстром, нещадном темпе терзал лоно рыжеволосой чаровницы, чьи заостренные когти до мяса впивались в мужскую спину, сливаясь с ней в диком танце соития. Она старалась кричать, но всякий раз голос ее обрывался, приглушенный страстным поцелуем. Каждое движение любовников, каждый их брошенный взгляд выдавал неземное наслаждение процессом, свидетелем которого стала ведьмачка.

В какой-то момент рыжеволосая незнакомка взглянула на Цири своими мутными темно-синими глазами, на устах ее заиграла дьявольская улыбка, обнажавшая ровные белые зубы с заостренными клыками. От этого взгляда у Ласточки перехватило дыхание, руки задрожали в бессильной злобе. Она схватилась за горло, стараясь словить глоток воздуха, но каждая попытка превращалась в хрип и выплескивавшуюся на язык кровь.

Когда металлический привкус во рту стал невыносим, девушка вдруг оказалась на том самом ложе из плетеных корней златолиста. Белый Волк до исступления и безумства терзал уже ее лоно, врезаясь в Ласточку с желанием истинного хищника, возводя ведьмачку к вершинам наслаждения, окуная ее в беспамятную эйфорию слияния с тем, кого Цири желала более всего, а зеленые омуты глаз глядели на рыжеволосую ведьму, стоявшую в дверях и по-прежнему дьявольски улыбающуюся…

Ласточка распахнула глаза посреди ночи. Вся в холодном поту, она не чувствовала ни страха, ни боли, лишь неуемное желание, обжигающее вены горячей кровью. Но, вопреки порывам, двигаться девушка смогла не сразу, просто лежала несколько минут, словно прикованная невидимыми кандалами, уставившись в потолок, изнемогая страстью и яростью бессилия. Ее желание становилось все более осязаемым, а нетерпение затягивалось в тугой узел внизу живота, куда стекались потоки необъемлемой страсти и вожделения.

Цири гневалась внутри своего невидимого заточения, не понимая причины бездействия. В этот темный час ей хотелось только одного – Геральта. Но что-то сковывало девушку, не давало прорваться к яркой цели. Это заставило ведьмачку прибегнуть к крайним мерам.

Закипающая энергия набирала силу, входила в полноводное русло, чтобы выплеснуться и освободить свою хозяйку от невидимой сковывающей хватки. Ласточка прикрыла глаза, опустила тяжелые веки, почувствовала, как по телу бежит поток, разрывающий на своем пути все заслоны. В голове зашумело, стая черных воронов пронеслась в сознании, создавая плотную пелену, сквозь которую лился поток освобождения.

Цири не знала этого, но чары старой ведьмы, пришедшие со сном, отозвались темным желанием в теле девушки, заставили ее использовать дар бессознательно.

Луна ознаменовала полночь, когда Ласточка на нетвердых ногах дошла до комнаты, где горел камин, разнося тепло по всему дому. Белый Волк сидел на ковре у огня, натянув сверху только штаны, пытаясь что-то высмотреть в оранжево-красных язык пламени. Приближение девушки он заметил не сразу, будучи увлеченный созерцанием только ему понятных дум.

- Цири? – повернул голову мужчина в полном удивлении, когда присутствие Ласточки стало невозможным не замечать. На ней не было абсолютно ничего из одежды. – Тебе надо поспать. Иди обратно в кровать, - его голос был спокойным, тихим. Геральт с трудом отвел взгляд от женского тела, но медальон на шее вдруг задрожал. Ведьмак насторожился, когда девушка продолжила неровными шагами приближаться к нему со странным пламенем в глазах. – Цири, - снова окликнул он ее.

Огонь в камине вдруг громко затрещал, принявшись за еще не тронутое полено. Ведьмачка упала на колени рядом с Волком, но встать ему самому не позволила. Усевшись сверху на Геральта, девушка дрожащими пальцами начала расшнуровывать тесемки на мужских штанах. Он внимательно смотрел на ее лицо, положив ладони на женские бедра, не совсем понимая, но принимая столь откровенный порыв посреди ночи.

- Трахни меня, - нервно попросила Ласточка, расправившись с тесемками и переведя взгляд на мужчину.

- Цири, что ты…

- Пожалуйста, - дрожа всем телом, повторила она, - ничего не говори. Просто трахни меня.

Несколько секунд бездействия и молчания показались девушке вечностью, которая тянулась бесконечно долго. Белый Волк упрямо смотрел ей в глаза, стараясь выкрасть хотя бы крупицу того, что заставило Цири повести себя подобным образом. Конечно, он больше не прикасался к ней после той ночи в «Хамелеоне», чего-то ждал, но не столь откровенного, хотя ведь именно за это он Ласточку так и любил. Она была темной, желанной, страстной. Не боялась жить. Не боялась любить.

За долю секунды ведьмак схватил девушку, прижал к себе и, перекатившись, оказался сверху, не прерывая зрительного контакта. Она тут же покорно расставила ноги, пока мужчина стягивал ненужные теперь штаны. Геральт нарочно придавил Цири своим телом, чтобы в момент проникновения в тепло женского лона, она не смогла извернуться и подстроить ситуацию под себя, чтобы не взяла верх над ритмом, чтобы подчинилась разыгравшемуся в мужчине желанию.

Девушка вскрикнула, почувствовав, как ведьмак пронзает ее лоно без предупреждения и ласки. Коротко. Громко. Почти сразу обняла Волка ногами за пояс. Но сам ведьмак не торопился, он упивался зрелищем распластанной на полу любимой женщины, с такой готовностью принимающей в себя его член. Ее тепло пьянило его, заволакивало в сладостный плен. И этот плен требовал насыщения, жаждал того, для чего явился.

Геральт не думал о приличиях секса, о церемониях, какими одаряют молодую женщину перед тем, как насладиться плотью. Его движения с самого начала были резкими и быстрыми. Цири орошала их временное гнездо стонами, прижимала к своему горячему телу мужчину, прикрывая глаза. Жар ее бешеного лона; объятия, заставляющие Волка оставаться в ней дольше, чем требовалось ему, но меньше, чем желала она; дрожащие ресницы, прикрывающие изумрудные омуты; алые губы, из которых вырывались стоны наслаждения; извивающееся тело, зовущее к себе чарующей тягой, - все это сводило Геральта с ума.

В опьяняющих порывах страсти, мужчина припадал губами к женской груди, скользил руками по бедрам, задерживался внутри лона девушки до предела, сколько позволяло крутившееся на искрах напряжения желание. Цири старалась не смотреть ему в глаза, не хотела, чтобы Белый Волк прочитал в них отголоски очередного сна. Она взлетала к бесконечным вершинам и плыла по просторам наслаждения с каждым движением ведьмака, откликалась на его прикосновения так, что у мужчины перехватывало дыхание, впивалась ногтями в его испещренную шрамами спину, распаляя его желание до безумия…

Тихое потрескивание дров в камине; сверчки, напевающие о том, как хорошо живется маленьким с крылышками; луна, обрамляющая «дом любви» в белоснежное, чарующее свечение; сухие кроны деревьев, раздуваемые прохладным ветром; женские стоны, переходящие в завораживающие крики безумного, темного экстаза. Ночь жила в своем измерении прекрасного даже здесь, на болотах.

Цири не позволила мужчине оставить ее теплое лоно, наслаждаясь горячностью семени, которое он оставил в ней. Белый Волк слегка придавил девушку тяжестью своего тела, медленно рисуя контуры на ее животе, плечах. Когда дело доходило до шеи, ее бархатную кожу ласкал его умелый язык, мягкие губы. Они лежали на ковре перед камином, обнявшись, утопая в объятиях друг друга, наслаждаясь тем временем, которое отвел им случай.

Через какое-то время Цири позволила ведьмаку покинуть ее, думая о том, что делают с ней сны, но он не ушел, лег рядом. Ласточка не сразу заметила, что Геральт смотрит на ее безобразный шрам на щеке. Она тут же поспешила прикрыть его пепельными волосами, почувствовав острый укол где-то внутри. Сама девушка давно привыкла к тому, что это безобразие уродует ее красоту, но вот Геральт…