- Я вижу, у вас есть вкус, госпожа, - с прелюбодейской улыбкой пропел тощий купец в пестрой шапочке с пером сокола, заметив внимание к своему лучшему товару.

- Сколько оно стоит? – с легкой улыбкой отозвалась Цири в присущей только ей пылкой манере.

- Три сотни крон, - выдохнул торговец так, словно произносил имя благоговейной дамы, - но для такой прекрасной госпожи, я сделаю скидку и отдам всего за две с половиной.

Ласточка долго не думала. Через полминуты она уже отсчитывала нужную сумму, представляя, как дикое, притягивающее взгляд ожерелье будет украшать ее шею. Ей хотелось поскорее оказаться на праздновании дня Цветения и окунуться в веселую пляску, забыть обо всем и просто наслаждаться ночью, музыкой и тем, что наутро можно будет покинуть Новиград вместе с Геральтом. Хотя, на счет последнего Цири уверена не была.

- Если девушка наденет это восхитительное украшение в ночь дня Цветения, - не переставал расхваливать свой товар купец, - то любой мужчина, на которого упадет ее взор, непременно окажется во власти чаровницы.

Цири чуть замешкалась, перестав на секунду отсчитывать кроны. Слова резанули слух, а чутье очнулось, почувствовав чей-то взгляд.

- А если мужчина наденет это ожерелье на прекрасную госпожу, - решил быстро исправить положение торговец, - то сам отдаст свое сердце ей.

Ласточка замерла. Конечно, купец приукрашивает или попросту лжет, но Цири его слова почему-то остановили. Она лишь в этот момент окончательно осознала, как сильна ее тяга к ведьмаку, сколь велико это неконтролируемое притяжение и какими бесконечными кажутся просторы, если их обещают его объятия. По коже пробежал легкий холодок, сердце ускорило свой ритм, когда мысли о Геральте снова овладели девушкой. Внутри запылало пламя, и, словно по щелчку, Ласточка услышала женские стоны, так похожие на ее собственные, внезапно окружившие ее со всех сторон дымкой эха. А потом в разум пробился смех – мерзкий, скрипучий, злобный.

- Это слишком дорого, - резко отрезала ведьмачка, возвращая уже выложенные деньги и отодвигая украшение от себя.

- Я скину еще десять крон, - кричал торговец вслед уходящей пепельноволосой девушке. – Это выгодное предложение! Ожерелье вам так идет, госпожа! – он сплюнул. – У дешевых шлюх никогда нет денег на достойные украшения.

Цири скрылась в толпе уже через несколько секунд, а купец в пестрой шапочке с соколиным пером грубо получил кулаком по наглой морде, лишившись трех зубов разом. Его визг, больше похожий на поросячий, глухо улетучился в ладонь, которую мужчина прижимал ко рту. Торговец в ужасе поднял глаза и увидел перед собой нового покупателя. Толпа вокруг прилавка тут же сгустилась, любопытство людей однажды доведет их до верной гибели, как бывало уже не раз.

- Ты отдашь мне это за двести крон, - покупатель указал на ожерелье из костей суккуба.

- Мои зубы! – промямлил торговец. – Ты мне три зуба выбил, сучий сын!

- Зубами ты расплатился за грязь о девушке, которая только что отсюда ушла, - с ледяным спокойствием пояснил покупатель. – Двести крон за ожерелье.

- Я позову стражу! – продолжал мямлить купец, но уже на более высоких нотах.

- Я перережу тебе горло раньше, - предупредил покупатель.

Торговец в пестрой шапочке с соколиным пером, съехавшей набок, и с тремя выбитыми зубами, безобразно лежавшими у него в ладони, кинул украшение покупателю, высокому мужчине с белыми волосами и кошачьими глазами. Тот аккуратно положил под ноги купцу мешочек с монетами, чем вызвал новый приступ паники у беззубого бедняги, решившего, что сейчас огребет по полной, и ушел через расступающуюся перед ним толпу.

Огромные кострища пылали по периметру Новиграда, освещая стены неестественным пламенем пожарищ, собирая вокруг себя толпы людей и нелюдей, которые были только рады забыть о расовых разногласиях. Простым людям споры о форме ушей и высоте роста уже в печенках сидели. День Цветов перешел в ночное празднование этого великого события, которого горожане и путешественники лишились на время войны.

Барды играли на флейтах, свирелях, барабанах, лютнях и скрипках, дополняя какофонию прекрасными голосами, похожими на тончайшее наслаждение или терпкое удовольствие. Фокусники удивляли публику невероятными трюками, похожими на магию для тех, кто ничего в этом не смыслит. В ночное небо запускались фейерверки, рассыпающиеся сотнями искр, соединяясь со звездами. Хорошо было избавиться от гнета Вечного Огня, который долгое время запрещал этот праздник, считая его грязным и языческим, недостойным просвещенных людей.

Изрядно выпивший Золтан играл четвертую партию в гвинт с парочкой краснолюдов и эльфом, ругаясь при этом всеми возможными словами, проклиная свет на ровном месте. Лютик с Присциллой, главные барды города, были в центре внимания всю ночь на главной площади, где пылал самый большой костер.

Цири пустилась в дикую, безудержную пляску с множеством людей, затеявших хороводы и парные танцы. Перед глазами у девушки мелькали лица, сопровождаемые бессчетным хором голосов. Раз в год люди забывали не только о расах, но и о том, у кого сколько монет в кошельке. Ласточка смеялась, радуясь непрекращающемуся веселью; сливалась в массу людей, когда они стесняли круг во время танца или шуток; успевала побегать с детишками, которые проказничали и все время путались под ногами.

Это продолжалось добрых пару часов, пока ведьмачка не поймала себя на мысли, что среди людей невольно высматривает мужчину с белыми волосами, хватается за эти мысли, словно за соломинку утопающего. Барды заиграли медленную мелодию, предварительно сказав о том, что на каждом празднике должно быть место теплой романтике. Грусть заволокла взор Цири. Отделившись от основной массы людей и отойдя подальше в темноту, где пламя кострища лишь немного задевало девушку, она обняла себя за плечи, едва заметно покачиваясь в такт мелодии.

Менестрели разошлись на долгую балладу, что явно было по нраву всем собравшимся. Геральт, до сих пор стоявший в тени крыльца под навесной крышей, выбрал этот момент самым подходящим для того, чтобы преподнести Цири подарок и отгородиться от всех разногласий и споров, витавших в воздухе уже несколько дней. Мужчина все еще боялся, что каждый толчок с его стороны может стать последним и Ласточка просто уедет, сбежит от него. Эта мысль тут же потопила его сердце в наступление горести.

Когда Геральт медленно подошел к ведьмачке со спины, его дыхание было ровным, а поступь тихой. Девушка не обернулась. Погруженная в свои мысли, она зачарованно смотрела на поднимающееся в небо пламя, полыхающее странным кроваво-красным бликом, точно под цвет ее корсета. Не сказав ни слова, Белый Волк осторожным движением опустил на шею Цири ожерелье из костей суккуба, отчего та слегка вздрогнула, но короткий испуг тут же сменился теплой волной спокойствия, пробежавшей по телу. Ласточка вспомнила слова торговца. С улыбкой она дотронулась кончиками пальцев до украшения и повернулась к мужчине.

- Оно очень красивое, - медленно, с нежностью проговорила Цири, растроганная тем, что ведьмак выбрал именно то ожерелье, на которое у самой девушки падал взгляд. – Спасибо.

- Тебе очень идет, - улыбнувшись, отозвался Волк, глядя ей в глаза. Про то, что он следил за ней на торговой площади, говорить Геральт не стал. – Пообещай, что больше не будешь убегать от меня. Потерять тебя снова - невыносимо.

Люди вокруг них танцевали парами; кто-то уже отошел в тень, чтобы придаться более изысканным выражениям чувств; другие тихо стояли в сторонке, обмениваясь глупым любовным шепотом. А барды продолжали играть свою мелодию, топящую в сердцах даже самый прочный лед. Цири со странной задумчивостью смотрела вокруг себя.

- Потанцуй со мной, - после недолгого молчания попросила Ласточка, с надеждой взглянув на Волка, так и не ответив на его просьбу об обещании. – Пожалуйста.

- Из меня плохой танцор, - неловко отозвался Геральт.

- Тогда просто позволь себе расслабиться в компании прекрасной женщины, - она протянула ему руку. – Я не укушу.