– Приятного аппетита, – не выдержал Карпов.

– Да идите вы. – Лучинский вытер губы тыльной стороной кисти. Этот жест не вязался с его натурой, но Геннадий Иванович догадывался – истинную натуру критика ему еще предстоит узнать.

Павел Борисович, забрав бутылку, направился к лестнице.

– Только один вопрос, – остановил его Карпов. – Когда вы писали записку, вам было на меня просто наплевать, или сочли, что одну жертву Сергееву лучше оставить?

– А вам какой вариант больше нравится?

Не дожидаясь ответа, Лучинский пошел наверх. Похоже, ответ Карпова был ему неинтересен.

Геннадий Иванович посмотрел на рукопись, лежавшую на столике.

«Чего ждать? Пусть забирает».

Собрав листы в стопку, он отправился искать Сергеева.

16.10

В этой части дома Карпов до сих пор не был ни разу. Дверь столовой, откуда в день их совместного ужина появилась Кристина, вела в еще один обширный зал, по размерам не уступавший гостиной. По стенам здесь висели картины. Судя по всему, из дорогих. Впрочем, откуда взяться в этом доме дешевым работам? Геннадий Иванович невольно засмотрелся на одну из них, изображавшую рассвет на морском побережье южного городка, как вдруг услышал из-за одной двери громкий голос Кристины.

– Ты мог хотя бы сказать мне обо всем заранее.

– Крис, я просто не хотел грузить эту разборку на тебя, – ответил Сергеев. – Вот и все.

«Ты? Крис? Интересная помощница…»

Новые обстоятельства застали Карпова врасплох. Тем временем, разговор продолжался.

– Ой ли? А по-моему, ты хотел еще раз проверить, отдаю ли я себе отчет в том, насколько эти люди достойны своей участи.

– Кристина, милая…

«Еще и милая?!» – Геннадий Иванович подошел поближе.

– Хватит, Олег! Мне вполне достаточно того, что ты рассказал об отце. Раз уж я согласилась тебе помочь, то не передумаю. Хватит во мне сомневаться.

– Я и не сомневаюсь. Мне просто действительно захотелось еще раз показать тебе, какие это люди.

«Люди?» – Карпов с запозданием сообразил, что его поставили на одну доску с Лучинским.

– Прости меня, – добавил Сергеев. – Ты же знаешь, как я тебя люблю.

В разговоре за дверью наступила пауза. Воображение быстро объяснило ее причину.

«Наверняка, целуются».

Геннадий Иванович разумно предположил, что ни Сергеев, ни Кристина не будут рады, если узнают, что он стал свидетелем их разговора, и на цыпочках вернулся в столовую. Про рукопись он даже не вспомнил.

19.30

Лучинский не вышел из своей комнаты к ужину. Видно, упился до беспамятства. Карпов тоже пришел в столовую с опозданием. Новость о… неформальных отношениях Кристины с Сергеевым его огорошила и немного раздосадовала. Хотя, казалось бы, какое ему до этого дело? Кто она? Сторож-надзиратель. Но думать о том, что Кристина и Сергеев близки, Геннадию Ивановичу было неприятно. Во всяком случае, видеться сейчас с Кристиной ему не хотелось. Но та, слава богу, и не появлялась. Во второй половине дня перед глазами чаще мелькали ее безмолвные ассистенты. «Дроны» явно были высланы хозяйкой на внеочередное дежурство. Кто бы мог подумать, что при всем этом Карпов и Кристина окажутся в столовой практически одновременно?

За стол они сели молча. Здороваться было глупо – виделись, а говорить никому не хотелось.

Геннадий Иванович все же выдавил из себя:

– Добрый вечер.

Кристина ответила тем же.

Ужин прошел в тишине, но, когда Карпов собрался уходить, Кристина сказала:

– У вас нет причин чувствовать себя виноватым.

– Кто вам сказал, что я чувствую себя виноватым?

– Ваш внешний вид. Он довольно красноречив.

«На этот раз проницательность тебе изменила», – подумал Геннадий Иванович. Виноватым он себя не чувствовал точно, хотя говорить об этом не стал.

– Кстати, если вам интересно, ваш рассказ мне понравился больше.

– Серьезно? – Это признание застало Карпова врасплох. – Спасибо.

«Жаль, Лучинский не слышал», – подумал он и, не без некоторой надежды, стал ждать продолжения.

Но его не последовало. Геннадий Иванович допил кофе и встал из-за стола.

– Всего доброго.

– Всего доброго.

Идя к выходу, Карпов был уверен, что Кристина его остановит. Собственно говоря, где-то внутри он на это даже рассчитывал. Но расчет не оправдался.

17 июня

02.35

– Карпов! Карпов!

Геннадий Иванович проснулся. Кто-то тряс его за плечо. Спросонья он не сразу понял – кто именно. Наконец, в глазах прояснилось, и он увидел над собой лицо Лучинского. Тот был полностью одет и, похоже, сильно пьян. До сих пор опьянение критика всегда выражалось лишь в том, что он, вне зависимости от количества выпитого, становился более откровенным и язвительным. Но сейчас Павел Борисович выглядел совсем иначе. Кудрявые волосы, и так жившие своей жизнью, торчали во все стороны, будто Лучинский готовился сыграть роль Ярило или египетского бога Ра.

– Проснитесь, Карпов! Я ухожу.

– Что? – Геннадий Иванович привстал. – Уходите? Как это? Почему?

– Потому что вы были правы! Все это – грязный фарс! Никто не собирается нас убивать. Им нужно только поиздеваться над нами, унизить, втоптать в грязь. Они любуются тем, как безропотно мы исполняем их приказы, как дрожим от страха перед угрозами. Но больше я не доставлю им этого удовольствия. Я ухожу. Прощайте.

Лучинский двинулся к выходу.

– Подождите!

Карпов попытался вскочить с постели, но запутался в одеяле. Пока он наспех натягивал на себя одежду, Павел Борисович ушел далеко. Догнать его удалось лишь во дворе. Ночная подсветка прорисовывала не только окружающую растительность, но и решительно направлявшуюся к воротам фигуру.

– Постойте! С чего вы взяли, что они ничего нам не сделают?

Лучинский обернулся.

– С чего взял? Да если бы все было всерьез, они ни за что не простили бы мне трюк с врачом. Если бы все было всерьез, они бы уже закопали меня где-нибудь в лесу. «Формально вы ничего не нарушили…» Как же!

– Но если вы все же ошибаетесь…

– Если ошибаюсь, они меня так просто не возьмут. Я не последний человек в городе! Завтра же подниму на ноги таких людей, что этот Сергеев полетит в Лондон впереди самолета! Но я не ошибаюсь. Вот увидите. Это все блеф! Дешевый блеф!

Лучинский бросился к воротам. Детекторы, поймавшие движение, зажгли свет.

– Стойте! – крикнул Карпов. – Хорошо, пусть вы правы, но сейчас ночь, вы пьяны…

Если бы Геннадий Иванович не произнес двух последних слов, возможно, ему и удалось бы остановить критика, но теперь…

– Пьян?! Вам не нравится, что я пьян? Так не смотрите! Идите обратно в дом! Пляшите под их дудку! Теперь Кевин Стинг – это только вы! Желаю успеха!

Лучинский нажал на кнопку у ворот. Те послушно поехали в сторону. Из небольшого домика-сторожки вышел охранник. Он лишь наблюдал за происходящим, ни во что не вмешиваясь.

– Не делайте этого! – в последний раз крикнул Карпов.

Но Павел Борисович уже выскочил в образовавшуюся щель. Оказавшись снаружи, он повернулся и развел руки в стороны.

– Эй! Видите меня? Я здесь! Я наплевал на ваш вонючий договор! Что теперь вы со мной сделаете? Убьете? Ну, давайте! Вот я! Я жду! Где же вы?! Не хотите? Так идите к черту!

Критик убежал в темноту.

Карпов растерянно смотрел на распахнутые ворота. Наверное, их нужно закрыть. Возможно, кого-нибудь привлекли громкие крики.

Из дома вышла наспех одетая и явно встревоженная Кристина. Геннадий Иванович повернулся к ней.

– Лучинский ушел. Я пытался отговорить, но он меня не послушал.

– Успокойтесь, вы ни в чем не виноваты. Здесь каждый сам за себя. Кто хочет уйти – уходит. Вы знаете.

– Да. Знаю, – ответил Карпов. – Только хотел бы я знать – что именно.

02.55

Лучинский убежал недалеко. Часто дыша, он остановился посреди дороги и огляделся по сторонам. Пустынные улицы были погружены в темноту. На общественный транспорт в это время рассчитывать не приходилось. Значит, надо ловить машину. Павел Борисович ощупал карманы и удовлетворенно кивнул. Он всегда гордился тем, что даже в пьяном виде способен на трезвые мысли. Идея покинуть коттедж родилась внезапно, но, несмотря на это, бумажник оказался на месте. С деньгами все было в порядке. На Мальдивах Лучинский истратил немного. Правда, большую часть наличных составляли доллары. Но кто из «бомбил» откажется от валюты?