15.25
Как только Геннадий Иванович произнес последнюю фразу, раздались аплодисменты Лучинского.
– Браво! Я был уверен: у вас получится. – Он повернулся к Кристине: – Вам понравилось?
– Вряд ли мне стоит высказывать свое мнение до того, как я выслушаю обоих.
– Почему же? Разве ваш положительный отзыв на что-то повлияет? Вам могут понравиться оба рассказа. Вопрос ведь в том, чей больше. Зато Геннадий Иванович сможет спокойно слушать меня, а не сидеть как на иголках.
– Если я скажу, что рассказ мне не понравился – не сможет.
Сердце Карпова ухнуло вниз.
– Вам не понравилось?
– Видите, Павел Борисович? – Кристина бросила на критика укоризненный взгляд. – Я еще ничего не сказала, а ваш коллега уже расстроился.
– Я вовсе не расстроился… – начал Карпов, будучи полностью уверен в обратном.
«Ей не понравилось. Это точно. И я знаю – почему».
Дело было в Лучинском. Тот закончил свой рассказ за неделю и потом то ли помогал (как уверял он сам), то ли мешал (как считал Геннадий Иванович) Карпову. Прочитав черновик «Ритуала», Павел Борисович решительно заявил, что мистический антураж требует усиления, и раздобыл где-то цитаты из древних книг вместе с обстоятельным описанием церемонии вызывания мертвых. Геннадий Иванович сопротивлялся до последнего, но в итоге позволил убедить себя включить все это в рассказ. Как и в случае с «Пирамидой», он быстро начал сомневаться в том, что поступил правильно. И теперь подтверждение этим сомнениям получено.
– …но никто не просил вас влезать со своими репликами, – закончил Карпов.
– Вот спасибо! – отреагировал Лучинский. – Не зря говорят: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. В прошлый раз я разделал вас под орех – вы обиделись. Сегодня выразил поддержку – опять не слава богу. Ладно. Продолжим…
Павел Борисович взял в руки собственную рукопись.
15.55
– «…Ведь Збигнев от рождения был глух», – закончил чтение Лучинский.
– Все? – спросил Карпов.
– Все.
– Ничего себе концовочка. Прямо мороз по коже.
– На то и рассчитано. Ну что ж, – критик повернулся к Кристине, – теперь настало время узнать…
Но узнать им ничего не удалось, потому что в этот момент раздался совсем другой голос:
– Согласен с Геннадием Ивановичем, финал весьма зловещий.
У входа, в очередной раз подтвердив свою способность неслышно появляться и исчезать, стоял Сергеев.
– Олег Михайлович? – Лучинского явно не порадовало это появление. – Мы вас сегодня не ждали, – дерзко заявил он. – У нас тут своего рода закрытый показ.
– Я в курсе, – кивнул Сергеев. – Потому и пришел. У меня тоже есть интересный рассказ в детективном жанре. Не возражаете, если поделюсь? Посоревнуемся втроем.
Олег Михайлович подсел к столику, заняв свободное кресло.
«Она ему доложила. Видимо, сразу после того, как мы с ней поговорили», – догадался Карпов. Это неприятно покоробило его. Хотя, казалось бы, почему?
– Неужели вы тоже пишете? – спросил Сергеева критик.
– А вы отрицаете такую возможность? Не удивлен. Впрочем, сейчас речь пойдет о других сочинениях.
Сергеев открыл кейс и достал оттуда маленький конверт, в который вкладывают чайный пакетик некоторые производители.
Внешний вид Лучинского при виде этого обыденного предмета начал меняться, как у снеговика, попавшего под калорифер.
– Знакомая вещь, да? – спросил Сергеев. – Кстати, как ваша рука? Я смотрю, она быстро излечилась.
Карпов ничего не понимал. Кристина, судя по всему, тоже.
– Простите… – она встала с дивана. – Наверное, мое присутствие…
Сергеев недвусмысленным жестом вернул ее обратно.
– Как раз ваше присутствие очень кстати. Прочтите. Лучше вслух.
Он достал из чайного пакета клочок бумаги, плотно исписанный убористым почерком, и протянул помощнице. Карпов нервно сглотнул. Если бы он не был уверен: оставшаяся в резерве «посылка» с запиской о террористах надежно спрятана в его вещах, то мог бы подумать, что она каким-то образом досталась Сергееву.
– «Прошу вас позвонить по номеру… – Кристина прочла телефонный номер, – Евгению Когану и передать следующее: “Послал в журнал «Сентябрь» рассказ под псевдонимом Кевин Стинг. Обеспечь публикацию любой ценой. Все объясню позже. Лучинский”». Далее – приписка: «Приложенное вознаграждение – аванс».
Карпов и Кристина перевели взгляды на критика.
– Сие послание было опущено Павлом Борисовичем в карман халата врача, который приехал лечить его руку, – пояснил Сергеев. – Вместе с пятитысячной купюрой.
Лучинский уже оправился от первого шока и смотрел на Олега Михайловича с нескрываемой злобой.
– Похоже, врачам теперь неплохо платят, раз пять тысяч в качестве аванса его не заинтересовали.
– Данный конкретный врач, насколько мне известно, не жалуется. Как я догадываюсь, падение с лестницы – мистификация?
– Как я теперь догадываюсь, у вас и в доме есть камеры. Так что не делайте вид, будто вы этого не знали.
– Камер в доме нет. Но неужели вы думали, что по вызову приедет обычный врач «с улицы»?
Мозг Карпова быстро обработал поступившую информацию.
«Никакой травмы не было. Он все придумал заранее, чтобы передать записку! Теперь понятно, почему “ушиб” так быстро прошел. Когда же он успел?»
Геннадий Иванович вспомнил про включившийся телевизор.
«Тогда все дружно повернулись на звук. В этот момент Лучинский и опустил записку в карман врача. Не случайно он потом намекнул, что умеет быть благодарным. Я еще подумал: хвастается. Лихо придумано».
Карпова не покоробило, что критик не посвятил его в свои планы – он сам недавно поступил так же. Щеки Геннадия Ивановича порозовели по другой причине. Он внезапно осознал: в записке Лучинского речь шла об одном человеке. О нем самом. Хотя ничего не стоило добавить еще пару строк. Похоже, судьба товарища по несчастью Павла Борисовича не слишком заботила…
Карпов бросил на Лучинского красноречивый взгляд, но тот его не заметил.
– Обидно, Павел Борисович, – сказал Сергеев. – Ваша уверенность в своих силах, признаться, вызывала уважение. Кто мог подумать, что она держалась всего лишь на надежде удачно передернуть карты?
– Хватит! – Лучинский вскочил. Страх, загнанный внутрь, вырвался наружу внезапным порывом. – Хватит надо мной издеваться! Я нарушил ваш шизофренический договор? Так делайте со мной, что хотели!
Сергеев ничем не отреагировал на гневную тираду. Разве только чуть кивнул головой.
– По духу, конечно, нарушили. Но по факту – нет. Иначе я появился бы здесь не сегодня, а гораздо раньше.
Лучинский, чья энергия, не встретив отпора, ушла в пространство без следа, растерянно замолчал. Карпов тоже не понял, что хотел сказать этими словами Олег Михайлович.
– Договор запрещает вам покидать территорию усадьбы и устанавливать связь с внешним миром, – напомнил тот. – Территорию вы не покидали, связаться с кем-либо, кроме моего человека, вам тоже не удалось. А санкции против неудачных попыток сделать это мы не оговаривали. Поэтому с формальной точки зрения наказывать вас не за что. Мое личное отношение к вам после этой… чайной церемонии, конечно, изменилось, но что с того? Я могу забрать рукописи?
Переход на последний вопрос оказался столь внезапным, что ни Карпов, ни Лучинский не ответили. Сергеев понял это по-своему.
– Если хотите еще поработать над ними, передадите позже.
Не протягивая никому руки, на что, впрочем, никто и не рассчитывал, Сергеев вышел из гостиной.
Наступившую паузу все переварили по-своему. Обиженный Карпов тщетно ожидал от Лучинского оправданий – критик демонстративно смотрел в сторону. Кристина встала с дивана.
– Думаю, вряд ли у кого-то осталось желание продолжать.
Никто не возразил, и Кристина ушла.
Лучинский, словно дожидавшийся этого, резко вскочил и бросился по проторенной дорожке к бару. Достав початую бутылку коньяка, он попытался плеснуть спиртное в стакан, но горлышко выбило мелкую дробь о его край. Недолго думая, Павел Борисович запрокинул бутылку над головой.
