Он ещё не совсем проснулся. Из - за приоткрытой двери кабинета лился слабый свет лампы, и Артур зашёл в него, не думая ни о чём. Просто зашёл на мягкий свет, одной рукой придерживая спадающие пижамные штаны, а другой протирая глаза.

Томас Уэйн работал при свете настольной лампы. На столе лежало несколько заполненных листков бумаги и несколько конвертов для писем. Поблёскивающая золотом ручка Паркер тихо шуршала по очередному листу.

Увидев Артура - босого, в мятой пижаме и со спутанными волосами, который в полумраке кабинета выглядел совсем юным, Уэйн улыбнулся и на миг оторвался от своего дела.

- Можешь остаться, если хочешь. Я скоро закончу.

Если он хочет?!

Артур прошёл через весь кабинет к окнам, из которых открывался самый красивый вид в Готэме на деловую часть города. Окна были огромными - от высокого трёхметрового потолка почти до самого пола.

Артур, проигнорировав стоящие у стен невысокие кожаные диваны, сел прямо на пол перед окном.

Томас Уэйн почти автоматически отвечал на деловое письмо, перестав думать о нём в ту же минуту, как увидел сына.

Он специально оставил дверь полуоткрытой, зная, что действие лекарств закончится и Артур проснётся, и гадал, приманит ли его мягкий свет лампы.

Когда - то он сам так же вошёл в кабинет работающего отца. Проснувшись посреди ночи, он долго бродил по поместью, прежде чем увидел этот таинственный свет, и вошёл в кабинет в ожидании чуда: вдруг там привидение? Но в кабинете был только его отец, и маленький Томас навсегда запомнил и его сердитый голос, и почти болезненную твёрдость рук, когда отец нёс его в детскую комнату. Больше он не поднимался ночью на четвёртый этаж и никогда - почти до совершеннолетия - не входил в кабинет без разрешения отца.

Томас вдруг подумал, что Брюс тоже ни разу не переступал порог кабинета. От этого опрометчивого поступка удержал его Альфред, но в глубине души Уэйн был немного разочарован тем, что сын так послушно согласился с ним. Он не стал бы ругать Брюса за то, что сын нарушил традицию, желая быть вместе с отцом.

Когда они были вместе последний раз, когда просто общались, как отец и сын? Уэйн не мог вспомнить.

Зато его первенец сделал то, что не делал ещё никто. Это было отчасти незнание того, что обычно следовало за нарушение границ запретной зоны, отчасти его собственное разрешение, но Томас невольно улыбнулся, довольный тем, что его тихий и робкий сын всё же нашёл в себе смелость остаться - уже проснувшись и осознав то, что случилось.

Артур сидел на полу, смотрел на просыпающийся Готэм, и вид его зеленоватых длинных волос, на которые падал золотистый свет, вдруг заставил сердце Томаса мучительно сжаться и пропустить удар.

Устав от скучного совещания, он вышел прогуляться по маленькому парку, расположенному вокруг корпорации “Уэйн Энтерпрайзиз”. Конечно, его присутствие на совещании было пустой формальностью, но отец настоял на нём, и Томас не посмел ослушаться.

Теперь же Томас хотел вознаградить себя прогулкой за все мучения. Он едва не уснул от скуки, слушая монотонные отчёты деловых партнёров отца и мечтая о свежем ветре и вечеринке с друзьями, с которыми уже договорился о встрече.

Многочисленные секретарши и служащие его отца тоже прогуливались по парку и обедали, сидя на скамейках. Уэйн демократично здоровался с ними издалека, наслаждаясь зовущими взглядами девушек и уважительными - мужчин.

Неожиданно он остановился, заинтересованный.

Девушка сидела прямо на газоне парка - скинув туфли, и с явным облегчением вытянув изящные ножки. Яркая зелень листвы и солнечные лучи сделали её похожей на русалку - зеленоватые локоны струились по плечам, выпущенные на свободу из строгой причёски, кожа казалась переливающейся и мерцающей. Томас неожиданно почувствовал едва ли не прилив любви к ней, такой свежей и полной жизни.

Когда Томас опустился на траву рядом с незнакомкой, не жалея свой дорогой светлый костюм, девушка посмотрела на него сердито - не узнавая и сердясь, что он посмел нарушить её уединение. Вблизи она не потеряла своей свежей прелести, и Томас представился, радуясь, что послушал отца и не проигнорировал дурацкое совещание, которое привело его к такому вот удачному завершению рабочего дня. Девушка улыбнулась без малейшего страха, услышав его имя, и протянула руку - не для пожатия, что удивило Томаса, а для поцелуя, будто была не секретаршей, а леди его круга.

- Меня зовут Пенни, - сказала она. - Пенни Флек. Приятно было познакомиться с вами, мистер Уэйн.

Томас Уэйн со вздохом отложил ручку в сторону. Следует проверить, что он написал, и переписать письмо заново, но не сейчас. Он был просто не в состоянии больше работать.

Артур немедленно обернулся на его вздох и на стук ручки о поверхность стола, и стал настороженно рассматривать отца сквозь спутанные пряди волос.

Томас Уэйн выключил лампу, подошёл к Артуру, и, к его удивлению, сел на пол рядом с ним.

Несколько минут они сидели молча. Затем Томас Уэйн протянул руку и обнял Артура за плечи.

- Ты похож на свою мать.

Он тут же мысленно обругал себя за эти слова. Не самое лучшее начало для откровенного разговора.

- Я её убил. - Артур опустил голову и весь сжался, ожидая, что ладонь отца на его плече сожмётся в кулак или вцепится в его волосы.

- Мои операции не всегда проходили безупречно.- Голос Уэйна был спокойным, и рука его, обнимающая за плечи сына, даже не дрогнула. - Бог знает, сколько людей я убил.

- Вы…ты делал это не специально! - Артур прикусил губу, чтобы не разрыдаться. Почему отец не понимает, что он хочет сказать?! Вот сейчас поймёт, и возненавидит его. - Я специально задушил её, я хотел её убить и убил!

- Это я её убил. - Так же спокойно сказал Уэйн. - И чтобы я больше никогда не слышал от тебя эти слова.

- Я её убил. - упорно повторил Артур.

Томас вздохнул, развернул его к себе лицом и встряхнул - не сильно, но Артур понял, что отец начинает сердиться.

- Ты всего лишь больной человек, за которым не было надлежащего ухода. В смерти Пенни виноваты те, кто этот уход тебе, жизненно нуждающемуся в нём, не обеспечил. Так как по всем человеческим законам я должен был сделать это и не сделал, смерть твоей матери - моя вина. И я последний раз повторяю, - чтобы я больше никогда не слышал от тебя эти слова. И не смей спорить со мной, ты…мальчишка.

Он ни в чём не виноват?!

Артур захохотал, с ужасом думая о том, что он сейчас всё испортит этим дурацким смехом, больше похожим на вой. Он смеялся и смеялся, даже не пытаясь задушить этот смех, и от слёз смех звучал как крик какой - то странной ночной птицы, никогда не видевшей солнечного света.

Томас Уэйн обнял его. Когда Артур справился с душившими его нервными спазмами и прижался к нему, тихо всхлипывая, Уэйн провёл ладонью по его шее, запустил пальцы в зеленоватые волосы и заставил сына посмотреть себе в глаза.

- У тебя опухоль. Когда ты поправишь своё физическое здоровье и будешь готов к операции, я вылечу тебя. Обещаю.

Мысль о том, что он поступил правильно, забрав Артура из Аркхэма и сделав его своим законным сыном, окончательно окрепла в его сознании.

- Иди в свою комнату и постарайся уснуть. - Уэйн погладил сына по голове и осторожно, но твёрдо отстранил его. - Это не совет, а приказ. Ты ещё слишком слаб, чтобы так долго находиться вне постели.

Артур покорно встал и пошёл к двери. Лицо у него было изумлённое и измученное, и Томас не сомневался, что его сын уснёт, едва коснувшись головой подушки.

- Папа?

Уэйн обернулся. Артур стоял в дверном проёме, выпрямившийся, изящный и чужой.

- В том, что я убил Мюррея в прямом эфире я тоже не виноват?

- Нет. - Томас тяжело поднялся с пола и посмотрел на сына сверху вниз с высоты своего немалого роста. - Ты не виноват, Джокер. Это тоже моя вина.

- Если я снова убью, ты тоже скажешь, что это твоя вина? - голос у Джокера был томным и звенящим, и его глаза сверкнули из - под каштаново - зелёных прядей с вызовом.