Он шагнул было к окну, но едва не потерял сознание от слабости. На губах снова показалась кровь.

Джокер заставил Артура встать и подойти к зеркалу. Артур в ужасе уставился на свою левую руку, тянущуюся к его лицу.

- Нет, пожалуйста!

Джокер хихикнул, провёл пальцем по его губам и нарисовал на них кровавую улыбку.

- Я хочу всего лишь потанцевать с тобой.

Артур в зеркале увидел себя, изогнувшегося по воле своего невидимого партнёра и отвёл глаза, вспыхнув, будто увидел что - то стыдное.

- Не заставляй меня делать это, пожалуйста.

- Тебе же нравится, когда тебя заставляют, Радость, - Джокер усмехнулся, и Артур сделал очередное танцевальное па.

- Нет! - он попытался вырваться, но Джокер только сильнее стиснул кисти его рук, и Артур зашипел от боли, покорно продолжив танцевать.

- Нет? - удивился Джокер. - А мне показалось, ты просто таешь, когда Уэйн прикасается к тебе. Когда швыряет тебя на кровать, как вещь. Правда, в этом что - то есть?

Ещё одно сложное па. Артур уже не чувствовал ни рук, ни ног - ими управлял теперь Джокер, да и сознание его улавливало только сигналы, помогающие держать хоть какую-то связь с реальностью.

Его палата. Кровавые брызги со стен уже отмыли, постельное бельё тоже было чистым, без единого пятнышка. Лампа светила ровно и ярко, в нос ударили знакомые запахи водорослей и сладкой цветочной пыльцы, но Артур почувствовал не радость от возвращения. Он почувствовал леденящий ужас от того, что вернулся в Аркхэм. Он хотел…домой.

- Кстати, о папе. - Джокер нежно провёл пальцами по прутьям решётки на маленьком окошке двери палаты, за которым застыл в отчаянии Артур. - Знаешь, мне тоже стало интересно, как это, жить с человеком, который не бьёт тебя головой о батарею. Я постараюсь выяснить, какой предел у его терпения. Всё ради тебя, Радость.

Джокер посмотрел на себя в зеркало и довольно улыбнулся. Артур в ужасе бился в бронированную дверь палаты, разбивал руки и лицо в кровь о зарешеченное окно, и это было…приятно до отвращения.

Глупый, слабый Флек, мамочкина (а теперь и папочкина) Радость.

Джокер заставил его заткнуться, брезгливо снял тряпки, которые нацепил на себя Артур, и, открыв шкаф, достал один из костюмов, тёмно - красный, с золотой искрой.

Конечно, его бледное лицо с чёрными кругами под глазами не улучшало общий образ, но в целом вид в зеркале Джокеру понравился.

Как жаль, что нельзя сбежать прямо сейчас.

Он внимательно осмотрел решётку на окне и презрительно фыркнул. Обыкновенный замок, обыкновенное крепление решётки. Возни было минут на двадцать, не больше.

Но Артур мог помешать в самый неподходящий момент. Он ещё цеплялся за свои бредовые фантазии о добром могущественном отце, игнорируя здравый смысл, ещё надеялся на что - то, и Джокер решил подождать ещё немного. Он наберётся сил, а Флек распрощается со своей аутической мечтой о семье. Ради этого стоило ещё помучиться, стоило подождать своего часа.

Джокер ещё раз полюбовался собой в зеркале, лёг на кровать и закрыл глаза, “включив звук” Артуру, который давился рыданиями, сидя на свежевымытом полу в своей камере, в госпитале Аркхэм, и рисовал нездешние цветы на полу кровавыми отпечатками ладоней.

Это беспомощное, отчаянное рыдание и кровавые цветы так успокаивали.

Джокер уснул со счастливой улыбкой на лице.

Проснувшись, Артур еле успел стереть с пола все кровавые пятна, оставленные им вчера, до прихода Альфреда.

Переодеться он так и не смог. Попытка повесить в шкаф валяющуюся на полу рубашку и брюки тоже провалилась. Руки тряслись так, что Артур чуть не посбивал остальные вешалки с костюмами в шкафу, поэтому он ограничился тем, что просто сложил все вещи на одну из полупустых полок.

Кое - как убрав напоминание о вчерашнем кошмаре, Артур с трудом привёл себя в порядок, снял пиджак и стал закатывать рукав, зная, что дворецкий обязательно попросит его сделать это - ровно за минуту до того, как в замке двери его комнаты повернулся ключ.

Вошедший Альфред вежливо поздоровался, доставая очередной шприц. Удивлённо приподнял бровь, отметив “смену имиджа” своего подопечного. Его рука со шприцем застыла в воздухе, и Артур посмотрел туда, куда был направлен взгляд дворецкого, уже зная, что увидит.

На покрывале - там, где лежала ночью его (его ли?) голова, были пятна крови. Не очень большие пятна, но Артур весь сжался, не зная, как отреагирует дворецкий на то, что он испортил явно дорогую и новую вещь.

- Сэр, - Альфред приподнял лицо Артура за подбородок, скользя взглядом по свежим порезам на щеках после бритья, бледному лицу и черноте под глазами, - Вам было нехорошо ночью?

Нехорошо?!

Артур рассмеялся бы, но побоялся, что заплачет. Нервы и так были на пределе.

Нехорошо? Болело всё. Голова, желудок. Руки, которые Джокер сжимал с неконтролируемой силой. Пальцы, которым пришлось за ночь несколько раз выкручиваться в неестественном для них направлении. Болела спина. Джокер нагибал его так, что Артур каждый раз ждал прощального хруста сломанных позвонков. Даже глаза болели от слёз - настоящих, и тех, которыми рыдала его душа.

- Можете прилечь, - не став дожидаться ответа, сказал Альфред, и осторожно закрыл иглу шприца колпачком. - Я сейчас позову мистера Уэйна.

Артур зажмурился от ужаса, представив себе допрос, который устроит ему отец.

- Не надо, Альфред, - попросил он. - Мне уже лучше.

Но разумеется, его никто не стал слушать.

Позже, уже чувствуя себя почти нормально, Артур не раз задавал себе вопрос - предвидел Джокер то, что произошло потом, или все его действия были чистой импровизацией?

Томас Уэйн не стал его допрашивать. Посмотрев на сына, Уэйн приказал дворецкому принести кейс, а Артуру велел раздеться.

Пока Артур пытался расстегнуть пуговицы на жилете дрожащими пальцами, Альфред вернулся. Уэйн поставил кейс на комод, открыл его, и Артуру хватило одного взгляда на сверкающее хромированной сталью содержимое, чтобы потерять сознание. Его нервы просто не выдержали ожидания очередных мучений.

Этот случай смог сделать то, чего Артур не мог добиться никакими просьбами.

Его перестали запирать.

Пару дней Артур, чувствовавший себя слабее новорождённого котёнка, большую часть времени лежал в полусне, а передвигался, только держась за стену.

На третий день оказалось, что все таблетки, которые он готовился любым способом извлекать из своего организма, были отменены личным приказом Уэйна.

Количество внутривенных препаратов возросло в четыре раза, но Артур чувствовал себя почти счастливым, понимая, что ему больше не придётся мучиться, избавляясь от таблеток.

И было ещё одно последствие его кошмарной ночи с Джокером - последствие, ради которого Артур прошёл бы все мучения заново.

Томас Уэйн, этот страшный и недоступный человек, живущий в небесных сферах, деловое расписание которого не имело ни одного свободного часа, целых два дня провёл у постели своего сына.

Взгляд его, обычно ледяной и серьёзный, выражал…грусть?

Впрочем, Артур убедил себя, что это ему показалось. Мало ли что может привидеться из - за высокой температуры.

Может быть, ему и правда было очень плохо?

В любом случае его мечта почти сбылась. Отец пожертвовал своими делами ради него, прикосновения его рук больше не были болезненными и пугающими, и - Артур даже улыбался, думая об этом - Томас Уэйн очень резко и холодно ответил кому - то по телефону, повысив голос: ” - Я уже сказал вам, что не приеду. Проведите встречу с избирателями без меня. Мой сын серьёзно болен, и я останусь с ним, даже если потеряю все их голоса.”

Этой нечаянно услышанной фразы было достаточно, чтобы Артур простил, наконец, Томаса Уэйна за тот страшный удар в туалете кинотеатра.

========== Часть 11 ==========

На третий день проснувшийся рано утром Артур зашёл в кабинет своего отца, забыв предупреждение Альфреда о том, что к рабочему кабинету Томаса Уэйна нельзя даже приближаться.