Его страшные сияющие глаза закрылись, руки, обнимающие Томаса за шею, ослабли, и одна рука безжизненно скользнула вниз.
Уэйн унял бешено стучащее сердце только в машине, поместив свой страшный груз на заднее сиденье и накрыв его вторым пледом.
До самого дома он не мог отвести взгляд от зеленоволосой головы Артура, каждый миг ожидая повторения случившегося.
Уэйн едва подавил в себе внезапную вспышку ревности, которая изумила его самого.
Кем был этот Джерри, и почему его сын ждал именно его?
========== Часть 3 ==========
Комната его сына.
Комната? Это была комфортабельная палата - с решётками на окнах и сложным дверным замком.
Располагалась комната на четвёртом этаже особняка Уэйнов, сразу же за деловым кабинетом Томаса Уэйна - и, хотя Альфред и высказался в свойственной ему лаконичной манере, что дети могут шуметь и помешают вам работать, сэр, Томас настоял на том, чтобы расположить Артура (и Джокера, конечно же) именно в этой комнате.
Как можно ближе к себе.
По сути, их будет разделять только одна стена.
Чтобы всегда чувствовать Артура рядом. Следить за ним. Слышать его.
Конечно, стена была достаточно толстой, чтобы не пропускать звуки. Но Уэйн мог услышать, как хлопает входная дверь, или как в комнате падает что - то крупногабаритное и тяжёлое…да мало ли что он мог услышать.
Звуки выстрелов, например. Или крик боли.
Свет был приглушен, и Томас поднимался по лестнице в полумраке, упорно игнорируя наличие удобного лифта.
Уэйн и сам не знал, почему решил нести Артура сам. Ждал ли он, что его сын опять откроет глаза и скажет что - нибудь? Возможно, но не это было главной причиной.
Он хотел почувствовать их единство, хотел проверить свои чувства. Как это, нести на руках своего первенца, преданного им и брошенного жить в нищете и горе? Как это, нести сумасшедшего убийцу, который танцевал на разбитой машине и рисовал себе улыбку собственной кровью?
В новостях многое не показали, но у Уэйна были свои люди на телевидении. И свои фотографы и информаторы.
Артур пошевелился. Один из пледов соскользнул с него, и Томас замер - но Артур только положил голову на его плечо и слабо улыбнулся.
Игра ли теней сделала своё дело, или сладкий запах лекарств, исходящий от Артура, но Томас Уэйн испытал чувство дежа вю - он так же поднимался по этой лестнице и так же нёс дорогой для себя груз, испытывая вину и…радость?
Зелёные волосы Артура щекотали его шею, его губы пахли болезненной сладостью, и Томас вспомнил светлые и вьющиеся локоны Пенни, её томное, нежное лицо, полуприкрытые блестящие глаза и сладкий запах вина, которым он опоил её в тот вечер, наполняя и наполняя её пустеющий бокал.
Много ли нужно девушке, чтобы опьянеть?
Она была такой желанной и покорной, такой по - детски доверчивой в его объятиях. И в постели она доверилась ему, веря в то, что сказки про Золушек сбываются, что прекрасный принц Томас Уэйн заберёт её в свой волшебный замок и они будут счастливы, вместе и навсегда.
Наивная секретарша, ещё не испорченная большим городом девушка из забытого Богом маленького городишки, медленно и с достоинством умирающего вдали от цивилизации.
- Я беременна, Томми - сказала она ему, заливаясь румянцем, - ты рад?
Рад?! Отец чуть не убил его за эту связь. Пенни была лишней на их празднике жизни. Томаса ждала карьера, пост директора в корпорации отца и красивая девушка голубой крови, предназначенная отцом ему в жёны, умная и прекрасная. Истинная леди. Он уже начал ухаживать за Мартой, она благосклонно принимала его ухаживания, будущее казалось светлым и таким…правильным.
Он не мог смотреть, как гаснет её улыбка, как уголки губ Пенни опускаются вниз - первый удар по её наивной вере в него и в их общее счастье.
Кажется, он пытался ей что - то объяснить, давал ей деньги, уговаривал, умолял. Томас уже не помнил, что он ей говорил. В памяти остался только дрожащий розовый полумесяц её губ, и широко распахнутые глаза. Глаза ребёнка, которого незаслуженно обидели, причинили боль.
- Перестань, - сказал его отец. - Не будь наивным. Не факт, что это будет твой ребёнок. Обычная история, Томас. Эти девушки знают, что делают, ложась в постель с богатыми мужчинами. Ваша связь зашла слишком далеко, но всё ещё можно исправить. Доверься мне, и она тебя больше никогда не потревожит. Доверься мне, сын.
- Сэр? - Альфред поднял упавший плед и положил руку на плечо хозяина - Всё в порядке, мистер Уэйн?
Мистер Уэйн, бледный, с выступившими на лбу каплями пота, посмотрел на дворецкого глазами предельно уставшего человека, заглянувшего в глубины Ада.
- Фамильные призраки, Альфред. - Томас странно улыбнулся, и Альфред невольно подумал, что это была не улыбка его хозяина, а улыбка Джокера, злая и безжалостная. - Мой грех не забыт.
Вот он, грех - положил голову на его плечо и улыбается в своём страшном сне, - напичканный наркотиками и болеутоляющими препаратами сын Пенни, обезумевшей и опустившейся любовницы богатенького негодяя, играющего с человеческими судьбами, как с мячиками для гольфа.
Уэйн стремительно поднялся по лестницам на четвёртый этаж, внёс Артура в его (и Джокера, не забывай об этом) комнату и положил на кровать, мучаясь чувством дежа вю.
Вот сейчас его сын, как Пенни когда - то, откроет глаза и протянет к нему руки, ожидая объятий…
Но Артур остался лежать в той же позе, в какой Уэйн положил его, - совершенно безучастный ко всему, как кукла. На его лице теперь не было даже улыбки, и Уэйн подумал, что профессор и правда знал своё дело. Всё сработало как надо, и теперь у него и Альфреда было несколько свободных часов до того момента, как Артур очнётся.
- Альфред, как ты считаешь, нужно его… - Уэйн запнулся, подыскивая более мягкое слово, - привязать?
Альфред считал, что нужно избавиться от сумасшедшего сына хозяина сейчас, когда он находится в счастливом нигде . Он мог бы сделать это, и Артур (а так же Джокер) отправился бы на небеса к своей матери.
- Думаю, это будет не лучшим началом вашего…второго знакомства, сэр, - дипломатично ответил дворецкий. - Незнакомая обстановка и так его напугает. Доверьтесь мне, я решу проблему, если она возникнет.
Решу проблему. Доверьтесь мне.
Прошлое торжествующе возвращалось. Но не сам ли он впустил это прошлое в свой дом? Внёс его в свою жизнь собственными руками?
Пей свою чашу до дна, - подумал Томас Уэйн. - Пей, а когда она начнёт пустеть, тебе нальют ещё. Как ты когда - то наливал и наливал глупенькой наивной секретарше, которой сломал жизнь.
- Постарайся обойтись без насилия, Альфред. - твёрдо сказал Томас. - Это мой сын, и он болен. Никакого насилия - только если иначе будет нельзя.
Никакого насилия? Альфред приподнял бровь, раздумывая о нормальности хозяина, но только вежливо поклонился ему и вышел, унося оба пледа.
Мой сын.
Кого ты называешь сыном, подумал Уэйн, - Артура, который смущался заговорить с тобой в туалете элитного кинотеатра, или убийцу, танцующего на машине среди толпы подонков, разносивших Готэм?
Они оба - мой сын. И Артур, и Джокер.
Томас выключил свет, и тут же включил его снова. Артур должен спать ещё много часов, но вдруг действие препаратов закончится раньше, и он очнётся в темноте?
Один, в незнакомом месте. В запертой комнате.
Интересно, в палатах госпиталя всегда горит свет, даже ночью, или это была любезность со стороны профессора по отношению к своему пациенту, оказавшемуся сыном почти мэра Готэма? Наверное, всегда, - должны же санитары видеть, что творится с их подопечными.
Какие странные мысли приходят ему в голову.
Томас Уэйн осторожно закрыл дверь комнаты своего сына и два раза повернул ключ в замочной скважине, чувствуя бесконечную усталость, сильное желание выпить виски или джина и странное удовлетворение от того, что Артур находится в полной его власти.
Отец не позволил бы мне поступить так, если бы был жив, неожиданно подумал Томас, глядя на ключ, лежащий на его ладони.
