- Это и есть тот “сюрприз”, о котором ты мне говорил, Томас?
- Я сейчас всё объясню, дорогая. И тебе, и сыну.
Томас Уэйн попытался взять Марту под руку, но она отстранилась и, презрительно посмотрев на мужа, направилась за ним в комнату Брюса.
========== Часть 17 ==========
Брюс Уэйн высунулся из окна своей комнаты и посмотрел вверх, на зарешеченное окно комнаты своих сводных старших братьев.
У него не было ни братьев, ни сестёр, и вдруг появилось сразу два старших брата. Конечно, оба были очень странными, но мальчику братья нравились гораздо больше, чем ровесники.
Они были яркими личностями, знали удивительные вещи, а главное, они улыбались, и Брюс, ненавидящий фальшивые улыбки и показное радушие, всем сердцем потянулся к пусть не совсем нормальным, но таким искренним чувствам.
Отец долго объяснял ему, кто такой Артур и чем он болен. Но Брюс и сам уже научился отличать Артура от Джокера, знал, как нужно было разговаривать и с тем, и с другим братом, чтобы не вызвать приступ болезненного смеха у одного и вспышки ярости у другого.
Джокер и Артур. Свобода и Радость Томаса Уэйна, как сказал однажды Альфред, и Брюсу не показалось, что он шутил.
Артура мальчику всегда хотелось вытащить на свежий воздух и поиграть с ним в какие - нибудь подвижные игры. Брюса очень удивило, что Артур не умеет играть почти ни в одну игру, кроме “путешествий”. Когда они носились друг за другом по газону и орали всякие глупости, мальчик чувствовал безграничное счастье от того, что ему не нужно было притворяться равнодушным к чужим ошибкам и вежливо улыбаться, не нарушая этикет. Артур сам смеялся над собой едва ли не чаще мальчика и Брюс, наконец, почувствовал себя не маленьким взрослым, а самым обыкновенным ребёнком.
Игра в “путешествия” Брюсу нравилась не меньше, чем другие игры. Он и Артур часто путешествовали пальцами по стенам особняка Уэйнов, и мальчик открыл для себя существование множества интересных миров, прячущихся под дорогими обоями и слоями краски.
Артур рассказывал о том, как можно прожить, питаясь одним яблоком в день и не падать в голодный обморок, набирая бесплатные упаковки сахара в кофейнях, как можно “обмануть” голод горячей водой и что можно есть гримировальные краски.
Брюс не знал, пригодятся ли ему эти знания, но очень внимательно слушал брата, объясняющего, когда, где и в какие дни нужно караулить супермаркеты, избавляющиеся от продуктов, у которых выходил срок годности, и в каких местах находятся благотворительные точки, где в крайнем случае можно получить немного еды бесплатно.
С Джокером общаться было сложнее, но Брюс уже не боялся ни изменения цвета глаз Артура с серого на зелёный, ни того, что его скованные движения вдруг становились едва ли не танцем.
Он учил Брюса странным вещам. Например, как с помощью толстого куска проволоки или обыкновенной шпильки вскрыть любой замок, как превратить цент в смертельное оружие и как можно получить удовольствие, смешивая, казалось бы, совершенно несовместимые ингридиенты, половина которых, к изумлению мальчика, имелась на их кухне. А так же объяснял, как распознавать знаки, которые гангстеры оставляли для “своих”.
Брюс понимал, что о таком не следует рассказывать родителям или Альфреду, смущался от неправильности того, чему учил его старший брат, но запоминал всё, что он говорил - на будущее.
Впрочем, Джокеру, казалось, было всё равно, выдаст его Брюс или нет.
Джокер был похож на натянутую струну. Стремительные движения, странный нежный и капризный голос, сверкающие глаза, пальцы, длинные и хищные, делали Джокера существом иного мира, иной расы и иного вида, чем люди.
Когда Джокер сидел в своей комнате на подоконнике и задумчиво смотрел на Готэм, Брюс старался не шуметь и не отвлекать его, пытаясь поймать момент, когда это нечто, изображающее человека, выдаст свою истинную суть: пошевелит каждой ресницей в отдельности, например, или оскалится улыбкой, которая растянется до ушей, и обнажит острые как иглы зубы.
От таких наблюдений и фантазий Брюсу снились кошмары, но мальчик таил их даже от матери, боясь того, что его братьев снова запрут.
Отец и так долго не подпускал его близко даже к Артуру.
Неделю Брюс общался с обоими братьями через дверь - сидеть, прислонившись к ней спиной и слушать стало его едва ли не любимым занятием.
Встревоженная его поведением мать поговорила с отцом, и тот выпустил, наконец, Артура.
После того, как мальчик честно рассказал, что Артур пытался удержать Джокера от побега и похищения, мама стала относиться к нему без той неприязни, которая всё ещё была заметна на её лице, когда разговор между родителями шёл о Джокере. Она даже улыбнулась Артуру пару раз, поблагодарила его за попытки спасти её сына и сделала то, что почему - то никак не хотел делать отец - пригласила Артура за их общий стол на завтраки, обеды и ужины отныне и навсегда.
За первым же семейным совместным завтраком Артур почти ничего не смог съесть, в ужасе рассматривая фамильные серебряные ложки, вилки и ножи, пытаясь понять их назначение и смысл их разного размера.
Брюс, стараясь незаметно сползти пониже на своём стуле, пнул Артура под столом по колену и жестами предложил повторять за собой, надеясь, что его действия останутся незамеченными.
Заметил их только всевидящий Альфред: впрочем, дворецкий сделал вид, что происходящее его не касается, и мальчик со спокойной совестью стал обучать Артура пользоваться столовыми приборами.
Через пару дней Артур приноровился следить за действиями мальчика и копировать их, а потом у него всё стало получаться само собой, что очень удивило отца, кажется, до этого случая считавшего своего старшего сына очень трудно обучаемым человеком.
Один раз Артур удивил даже самого Брюса своей начинающей проявляться внутренней свободой. Во время обеда он набрал в ложку кашу, повернул её на тарелке на манер катапульты и нажал на ручку. Как раз в это время поднявший голову Брюс получил содержимое ложки в глаз, что не остановило его от того, чтобы быстро сообразить, что произошло и ответить Артуру тем же, с достойной лучшего применения меткостью.
Несколько минут Томас Уэйн переводил взгляд с одного сына на другого, а потом приказал Альфреду вывести обоих вон из столовой.
Альфред выполнил приказ. Когда он отворачивался, чтобы вернуться к хозяину, Брюс заметил на его губах улыбку, которую невозмутимый дворецкий не смог сдержать. Да и самих братьев хватило только до середины коридора. Посмотрев на измазанные физиономии друг на друга, Брюс и Артур одновременно расхохотались, одинаково согнувшись и стирая с лица остатки пищи.
Брюс испугался было, что у Артура сейчас начнётся приступ, но его брат просто смеялся, и этих болезненных всхлипов, так пугающих мальчика, не было.
Джокер не ел вообще.
Казалось, он никогда не чувствует голод. На еду Джокер смотрел равнодушно, словно это были муляжи настоящей пищи, и он знал об этом.
Пальцы его складывались так, будто между ними должна была находиться горящая сигарета. Не находя её, Джокер сжимал пальцы так, что они белели, а на его ладонях оставались красные полумесяцы от ногтей. Казалось, что и боль он не чувствует, истязая себя равнодушно и даже как - то брезгливо, словно это обычное человеческое тело было виновато в том, что душа из другого мира выбрала его своей временной оболочкой.
Как то раз отважившийся погладить его по спине Брюс сильно испугался, когда Джокер вскочил с перекошенным как от боли лицом, словно младший брат сильно ударил его, а не приласкал. Мальчик с ужасом понял, что Джокер вовсе не равнодушен к боли - он просто не понимает разницу между лаской и ударом.
Этот вывод заставил Брюса проплакать пару ночей, но зато он научился тому, как двигался Джерри Рэндалл. Научился его плавным, спокойным движениям и отточенной осторожности пальцев.
Теперь Брюс мог поймать бабочку в полёте так, что с её крыльев даже не осыпалась бы пыльца, и Джокер невольно стал искать общества своего младшего брата, чьи движения больше не причиняли ему неприятные ощущения.
