Весёлого гангстера Брюс вспоминал с грустью, от всей души надеясь, что он на свободе, потому что после ночи похищения отец заставил его рассказать всё, до мельчайших подробностей, и особенно долго расспрашивал именно о Джерри - как оказалось, для того, чтобы после разговора передать полиции точный портрет преступника.

Джокера отец запирал на ключ чаще всего, и Брюс мучился от мысли, что этот так любящий свободу человек вынужден сидеть в огромной, с высокими потолками, но всё же тесной для него комнате, и смотреть в окно на огни Готэма - на то, что было его

Империей, неосознанно растирая болевшие от постоянных успокаивающих инъекций сгибы локтей.

Брюс даже заступился за Джокера перед отцом, попросив его дать брату больше свободы хотя бы в пределах особняка. Отец отчитал его за то, что мальчик лез в дела, смысла которых он ещё не понимал.

Джокер, узнав об этом, погладил Брюса по щеке, едва касаясь его кожи кончиками пальцев, и улыбнулся.

- Аркхэм любого размера для меня будет тесен, Бэтмен, - сказал Джокер. - Не переживай за размер моей клетки.

Смысл этих слов Брюс понял не сразу.

Мальчик ждал долго, гадая, кто же напишет ему - Артур или Джокер.

Наконец послышался звук открываемого окна, сквозь прутья решётки высунулась рука, держащая свёрнутый белый квадратик как сигарету, и записка полетела вниз. Брюс перехватил её в воздухе, радуясь такой удаче - обычно ему приходилось сбегать вниз, доставать записку, прячась от слуг и Альфреда, и так же быстро возвращаться.

Джокер никогда не облегчал ему задачу, швыряя записки, не глядя.

Артур спускал те же записки на нитке, и Брюс понимал, что они все не попались только потому, что хотя бы два человека из их троицы соблюдали осторожность. Впрочем, мальчик считал, что Альфред знает про записки, только молчит, и эта мысль заставляла его чувствовать себя виноватым.

Куда потом прятали его записки Артур и Джокер, мальчик не знал. Сам он прятал ответы братьев в “домике - на - дереве”, понимая, что держать их дома это дополнительный риск.

“Не грусти без нас, Мышиный Король.”

Не грусти?

Отец недавно предупредил Брюса, что Артура ждёт операция - сложная и долгая, после которой он должен был навсегда распрощаться со своей сильной головной болью.

Мальчик передал слова отца Джокеру, и испугался его реакции. Джокер расхохотался - зло и дико, и смеялся до тех пор, пока его смех не перешёл во всхлип.

- Конечно распрощается, - сказал он Брюсу. - Ведь это я его сильная головная боль.

Брюс не понял, что Джокер хотел сказать этими словами, а Джокер больше не поднимал эту тему в разговорах.

И вот теперь эта странная записка. Брюс решил, что Джокер намекает на то, что он долго не увидится со своими старшими братьями после их операции и немного успокоился. Но в его душе остался червячок сомнения и мальчик как никогда пожалел о том, что он ещё мал и неопытен для того, чтобы понимать мир взрослых.

“Завтра мы идём смотреть Зорро”. - написал мальчик в ответ. - “Пожалуйста, попроси папу взять тебя с нами. Это очень интересный фильм.”

Мальчик очень хотел пойти на “Зорро” всей семьёй, с братьями и родителями, надеясь на окончательное примирение отца и мамы.

Последнее время мама почти не разговаривала с отцом, с преувеличенным вниманием интересуясь жизнью Артура и Джокера. Брюс не подсматривал за родителями, но невольно отмечал мелочи, которые его расстраивали - например, как мама отстранялась, когда папа брал её под руку, или как её глаза темнели от неприязни, когда он пытался ласково поговорить с ней.

То, что она согласилась пойти на фильм вместе с ним и отцом вселило в мальчика надежду, что после сеанса родители помирятся.

Подобраться к окну братьев было уже не сложно для него. Брюс дождался темноты, по каменным переходам забрался сначала на третий этаж особняка, потом на четвёртый, и ловко швырнул записку во всё ещё открытое окно. Ему очень хотелось заглянуть в комнату хоть раз снаружной стороны, но мальчик не стал рисковать. Окна делового кабинета его отца были совсем рядом, и отец, при желании, мог бы увидеть его сейчас, если бы подошёл к боковому окну и выглянул из него.

Ложась спать, Брюс подчеркнул карандашом завтрашнее число.

Двадцать шестое июня.

========== Часть 18 ==========

Джо Чилл был счастлив в тот момент, когда его жизнь оборвала пуля тридцать восьмого калибра. Револьвер Принца преступного мира уже стал такой же Легендой, как и его владелец, но, умирая, Джо не мог похвастать на том свете тем, что его пристрелил Джокер.

Стрелял Джерри Ли Рэндалл, правая рука Джокера. Несколько минут спустя забрызганный кровью револьвер был положен перед его владельцем.

Хаос, творящийся в Готэме, был для Джо счастливой возможностью заниматься всеми теми вещами, которые он так любил - грабежами, убийствами и просто бессмысленным вандализмом, который не приносил денег, но зато приносил ему ощущение вседозволенности и насыщения жизнью.

Джо восхищался Джокером. Этот человек был для него кумиром - независимый, свободный, владеющий целым Готэмом и одновременно не владеющий ничем. Джокер был идеальным. Везде, где он появлялся, жизнь расцветала новыми красками - яркими, как он сам. Джокер был воплощением свободы и анархии.

И надо же было случиться такому, что мерзавец Томас Уэйн, которого Джо Чилл мечтал убить, похитил Джокера из Аркхэма как раз в тот момент, когда его люди уже разработали план по его освобождению!

Разумеется, Джо не поверил утверждениям Рэндалла о том, что Джокер является сыном Уэйна. И не он один не поверил. Люди роптали, злились, и только уверенность в том, что Джокер действительно находится в поместье Уэйнов, а не где - то ещё, спасала этот особняк от последствий справедливой ярости и мести “клоунов”.

Джокер появился и исчез снова. Люди снова стали ждать его возвращения, и Джо это, наконец, взбесило.

Почему никто из гангстеров Джокера не может пристрелить эту надменную гадину, Томаса Уэйна? Джокер был нужен всем повстанцам Готэма, нужен был здесь и сейчас. Так почему никто не может убрать Уэйна и поставить точку в этом деле?

Увидев Томаса Уэйна, выходящего из кинотеатра с красивой женщиной и мальчишкой, Джо понял, что его час пробил.

Вот она - великая минута славы. Никому неизвестный вор и грабитель Джо Чилл станет Легендой наравне с Джокером, вернув его Готэму навсегда.

Кровь Томаса Уэйна была не голубой, а красной, как у всех, и пули входили в его тело, не встречая никакого сопротивления.

И только - то? Великий и всемогущий Уэйн оказался обыкновенным человеком из плоти и крови, а не высшим существом.

Стреляя в женщину, Джо смеялся - и стук бусинок её разорванного жемчужного ожерелья о мостовую красиво оформлял его радостный смех.

Ему было всё равно, кем была эта женщина.

Джо прицелился было в мальчика, всмотрелся в его лицо и опустил пистолет. Убивать ребёнка, которого Джокер назвал своим братом и целую ночь таскал за собой по городу, он не собирался.

Счастливый Джо Чилл, считающий, что люди Джокера встретят его овацией, развернулся и ушёл в туман, ни разу больше не обернувшись на маленького мальчика, оставшегося стоять у тел своих убитых родителей.

Люди Джокера встретили его овацией.

Ровно через два часа после убийства Томаса Уэйна и его жены он был убит выстрелом в упор.

Джерри с тревогой смотрел на босса.

Казалось, Джокер не понял, что произошло. Рэндалл положил перед ним револьвер и сообщил о смерти Томаса и Марты Уэйн, а так же о том, что он, Джерри, лично застрелил их убийцу.

Стреляя в Джо Чилла, Джерри испытывал двойственное чувство. С одной стороны, он одобрял действия этого парня, избавившего Джокера от выбора - семья или Готэм. Но с другой - этот человек посмел без приказа поднять руку на родителей Принца преступного мира Готэма, а такое не прощалось никому.

Людей волновало состояние босса, который пугал всех своим молчанием и созерцанием пустоты, и Джерри мучился сомнениями, не повредил ли босс окончательно свою и без того нездоровую голову.