…

– Василий Ильич, ты ужо сбереги дочку, ей только шестнадцать минуло, возьми с собой троих лучших богатырей и езжайте с княжной в Новгород, за стенами укроетесь – князь Муромский, Юрий Ярославович, – поднял усталое лицо на богатыря, – эх, чую, это расплата за грех мой давний.

Минувшая седмица нелегко далась князю. Закрытые городские ворота, усиленная стража, вооруженное войско, не смогли защитить жителей. Издали очевидцы видели огромную черную волчицу, лютующую на улицах да дворах. И с каждой ночью жертвы находили все ближе к княжьему терему. И было их все больше. Будто терем был центром, притягивающим злость и ненависть черной гостьи.

…

– Как же я оставлю тебя, даже для охоты, ладушка, – молодой князь Муромский нежно взял в руки ладонь жены, – ты ж вот- вот родишь мне наследника-богатыря, али дочь красавицу.

– Поезжай ужо, сокол мой ясный, – княгиня тепло улыбнулась, приложив руки князя к своему большому животу, – добудь мне оленя али вепря трудом охотницким.

…

– Спускай, – крикнул князь выжлятникам (охотники, ведущие на поводках свору гончих псов Прим. автора) – вишь, как разлаялись, вепрь видать матерый в кустах засел.

Собаки сорвались со сворки и исчезли в лесу. Внезапно раздался дикий визг. Лай усилился. Охотники бросились в кусты. На небольшой полянке, спиной к вырытой под корнями огромного дуба норе, стояла крупная волчица. Шерсть вздыбилась на загривке. С оскаленных клыков капала слюна, желтые глаза глядели яростно и одновременно отчаянно. Три лучших гончих лежали поодаль в последнем издыхании.

– Ах, ты ж падаль, – взвился от злобы князь, и выхватил охотничий топор – лучших гончаков мне погубила.

– Постой, княже, негоже эдак. Велес (древнеславянский бог – покровитель животных Прим. автора)) не простит. Погляди – придержал за руку его выжлятник. Позади волчицы выползли из норки на свет божий несколько малых волчат. Голубые глазки смотрели на гостей доверчиво и удивленно.

– Не перечь, – выдернул руку князь, – все едино – убью.

Охота не удалась. На оставленной княжьей свитой полянке, рядом с убитой волчицей лежали шесть серых комочков. Будто сок лесной земляники густо запятнал пушистую шерстку.

…

Богатыри втроем с трудом стянули с Василия застывшего медведя. Меч прошел насквозь, пробив густую шкуру на спине. Но и Василию досталось. Удар мощной лапы разорвал на плече кольчугу и располосовал плечо. Кровь из рассеченной клыком щеки уже начала подсыхать. Княжна спрыгнула с повозки и, поднявшись на цыпочки, чмокнула богатыря в щеку.

– Спасибо тебе, сердечное, дядька Василий, вовек службы твоей не забуду, – и тут же рванулась обратно к повозке, ковыряясь в тряпках, – дозволь рану твою перевязать.

– Не пойму, зачем «сам» на княжну то бросился, – покрутил ус Василий, – никогда ранее на людей не нападал, мирно с нами жил. Нападает он, только когда лес свой защищает.

Где-то в невдалеке раздался тоскливый волчий вой. Ему вторил другой, от реки. В глубине чащи, в полосах густеющего вечернего тумана, мелькнули серые тени.

На лес падала вечерняя сырость. Потянуло зябким низовым ветерком. Тревожно шуршал сосновыми кронами недобрый лес.

– Живее, – подгонял всех Василий, – здесь избушка есть недалеко, там на ночь укроемся.

…

Ленивый огонек скупо освещал толстые бревенчатые стены небольшой избушки. Снаружи что-то тихонько потрескивало. В небольшое окно любопытно заглядывала бледная луна. Богатыри сидели в полном снаряжении, с мечами в руках.

– Поспала бы, княжна, а богатыри сон твой охранять тут будут, глаз не сомкнут, а я – Василий глянул в окошко на луну, – снаружи посторожу. Час Волка приближается.

Все приумолкли.

– Дядька Василий, а что это за Час Волка? – спросила княжна Елена, укрываясь плащом.

– Самое злое время в ночи, княжна, – ответил Василий, – серые сумерки не дают в этот час человеку пса от волка отличить. И тут вот и вылазит наружу вся нечисть, что в лесу густом живет, да добычу себе ищет, теплого тела жаждет, значит.

…

Василий вышел в ночь и прижал дверь спиной. Зябко повел плечами. В ближайших кустах что-то треснуло. Край полной луны начало заволакивать тучами. Серо-черный бархат тьмы стал вязко разливаться между сосен. Пришел Час Волка. Снова раздался волчий вой. Тоскливый, заунывный. Прямо за ближайшими деревьями. Ему отвечали звериные голоса за хижиной и где-то сбоку. Василий выдохнул и поднял меч.

Внезапно в хижине раздался жуткий крик, шум борьбы. В дверь изнутри заколотили и все затихло. Василий рванул на себя дверь и отшатнулся. На пороге, на задних лапах, стояла огромная черная волчица. Из пасти капала свежая кровь. Вот только глаза у нее были не звериные, а зеленые, как у Елены. Страшный оборотень наклонил мощную голову к повязке на плече Василия, понюхал. И рванул прямо через лес в сторону Мурома. За ним, обтекая хижину серым грозным потоком, ринулись волки.

…

Посмотри в себя. Ты ведь не совершал неправых дел? За твоим окном сгущается ночь. Что там шуршит? Наступает Час Волка.

– Ой, тятька, гляди – подкова!– маленькая Танюшка вьюном соскочила с телеги и побежала вперед лошади.

Аким задумчиво почесал бороду, но запрещать не стал. Уж больно любил он младшенькую. А Танюшка уже радостно забиралась на телегу, почти не измазавшись в дорожной грязи и довольная, протягивала отцу найденное сокровище.

– Мамка говорит, что подкова в доме – к счастью, а эта – очень красивая, можно нам ее взять? В горнице повесим, над входом.

Подкова и впрямь была необычной. Меньше лошадиной, изящная, мастерски сделанная, почти не стертая, из какого-то матового металла. Аким, как и любой крестьянин, немного разбирался в металле. Это точно не железо, но и не драгоценный металл. Так, видать сплав какой.

– Ладно, дочка, бери. Но наперед деду Василию покажем, как домой возвернемся, а позволит – уж так и быть – приладим над входом.

…

– Подкова, конечно странная, больно ладная какая-то, но вредного ничего не чую, – дед Василий отдал подкову обратно.

Дед Василий, несмотря на свои года, был мужиком статным и широкоплечим. Седой, как лунь, узловатые пальцы, кустистые брови. Говаривали, что в молодости он богатырем служил у князя, да не сладилось у него с князем чего-то. Зим пять назад пришел он из лесу, замерзший и голодный. Остаться до весны спросился, да и полюбился всем хуторянам. Упряжь починить, али свистульку ребяткам выстрогать, корову полечить аль у бабы роды принять – все у него ладилось. В травах да в заговорах понимал, а уж мудрости в нем было через край. Сказки да былины детям сказывал так, что и взрослые мужики да бабы заслушивались. И еще нечистое чуял, да обман. Потому и советовались с ним хуторяне во всем.

– Деда, а тятька сказал, что если ты дозволишь, то приладим подкову над входом на удачу, – Танюшка, похоже, твердо решила довести дело до конца.

– Вот егоза, – погрозил дед Василий пальцем, – люд крещеный на удачу не уповает, – на Бога только, да на себя, – но приладить, пожалуй, можно. Не на удачу, а от нечисти, как оберег сильный.

– А как простая подкова от нечисти дом бережет? – слюбопытничала Танюшка.

– А о том история есть старинная, – дед Василий пригладил бороду.

Все домашние мигом побросали свои дела да расселись рядком, предвкушая интересную сказку.

–Давным-давно, в земле Аглицкой, – начал Василий, – жил капеллан Дунстан, ну поп по-нашему. И дал ему Бог умение металл ковать, кузнецом, значит, прослыл знатным. Денег за работу свою не брал, да люди благодарные в казну церковную подносили, кто что мог. И прознал о мастере таком дьявол, ну черт их аглицкий, значит. А черт, известное дело, тоже подковы на копытах носит. Приходит, значит, дьявол, к Дунстану и просит подковы для него сделать, цену высокую сулит. Ну, священник и говорит, что не пристало де ему деньги дьявольские брать, но и отказать просящему вера не позволяет.

– И сговорились? – Танюшка аж извертелась вся от интереса.