— Но твоя нога, она же…так, совсем меня заговорила. К тебе пришли, выйдешь?

— Нет, скажи, что я не в настроении принимать визитеров. У меня траур.

— Не груби. Там парень пришел и топчется под дверью, между прочим, он очень симпатичный, ты мне ничего о нем не рассказывала. Кто такой?

Она серьезно? Это не я открывала дверь и я понятия не имею, кто там такой. А мама хитро подмигивает мне и пританцовывает. Ох, тыж, эк ее поразил красавчик на лестничной площадке. Красав…стопэ, а кто ко мне мог придти, если все мои друзья на концерт отправились? Прислали сообщения с обещаниями все заснять и рассказать подробности, после, а кроме них нет ник…

— А он не сказал, как его зовут?

— Михаил и он такой…

Махнув рукой на маму, отворачиваюсь и падаю на стол, мыча от досады.

— Не надо о нем. Скажи, что у меня нога болит и мне нельзя ходить, поэтому я не могу выйти и поговорить с ним.

— Жень, что за глупости? Ты в школу же ходишь.

— В школу хожу, а на концерт ты меня не отпускаешь.

Всхлипнув, кулаком стираю с глаз злые слезы и хлюпаю носом.

— Не сравнивай школу и толпу фанатов. Что будет, если тебя толкнут?

Серьезно? А в школе нет толпы и меня там ни разу не толкнули. Издевается? Да в нашей школе….а, бесполезно ей объяснять, она меня не услышит.

— Мам, уйди, прошу.

Мое «Бум!» продолжило мамино «Ой!». Дверь закрылась и я осталась одна. Стрелки отсчитали еще пятнадцать минут моей убитой горем жизни.

Тук-тук-тук!

— Ты человек-паук?

Мама с неестественно-приторной улыбкой заглядывает ко мне и говорит.

— Нет, но у меня есть к тебе разговор. Думаю, он тебе понравится.

Кто? Скептически смотрю на нее, ожидая продолжения. Что это с ней, то строгая, то уговаривает, а то выступает с интересными предложениями.

— У нас был один разговор и у меня после него голова разболелась. Может не надо?

Голова, скорее всего, от крышки стола болит, но не только опилки прессованные тому виной и мама в курсе дела.

— Этот тебе понравится.

— Откуда такая уверенность?

Подозрения поползли, цепляясь за остатки разума.

— Понимаешь, тот симпатичный мальчик, что к тебе пришел, он сидит у нас в гостиной и…

— Че?! Мам, я же сказала, что…

— Чш-ш! Не кричи так громко! Они там с папой разговаривают. Так вот, вы же вместе хотели идти на концерт, но ты постеснялась признаться мне. Сказала бы сразу, что у тебя появился парень, что вы хотите погулять, сходить послушать музыку, я бы сразу тебя отпустила. Милая, не надо стесняться и рассказывать о своих чувствах мне. Я всегда тебя выслушаю и пойму.

Не помню, в каком фильме видела похожую сцену, только там оба родителя стояли и смотрели на дочь и лица у них были, как при разговоре с душевнобольным человеком. Еще фразочка эта «мы тебя слышим и мы тебя понимаем». Хм, самое главное, что мама все так представила в виде логической цепочки, и так у нее это гладко вышло, что нельзя не поверить. Поверила бы, не знай я всей правды. И с чего она взяла, что мы с ним куда-то собирались идти вместе? И еще, значит, с друзьями нельзя, а с симпатичным и не знакомым можно?

— В гостиной говоришь, сидит, с папой? Ага, счаз я выйду.

— Хорошо, пойду, предупрежу его.

Иди, предупреди, ему это понадобится.

— Ай!

Как только дверь за мамой закрылась, встала из-за стола и тут же плюхнулась назад. Забыла о больной ноге на секунду, вот и поплатилась. Отдышалась и зашагала в зал. В прихожей у нас зеркало большое висит, так вот, я в него специально не посмотрелась, знаю, что выгляжу ужасно, так пусть и Мишка меня такой увидит, это из-за него я так плохо выгляжу.

Ага, сидят и болтают с папочкой, а мамочка чаек с плюшками предлагает. Эх, мама, мама. Купилась на улыбку и глаза.

— Че пришел?

— Женя!

— Евгения!

Строгие замечания родителей пропускаю и не спускаю глаз с Куприянова. Я то, вон, вся горем подавленная и не причесанная, а он весь такой красивый, как на свидание собрался. И рубашка не рубашка, и джинсы модные и прическа, как с обложки.

— Привет, Жень.

— Угу.

Нервничая, сцепила пальцы за спиной, но выражения лица не меняю. Да, я не довольна и че?

— Мы можем с тобой поговорить?

— Угу.

Кивнув головой, показываю на выход из квартиры.

— Женечка, дочь, зачем выходить? Мы с папой на кухню пойдем, чай поставим, а вы говорите. Окей?

Окей? С каких пор моя мама так говорить стала? Ладно, мама с папой сбежали, а мы с Мишкой стоим в большой комнате и буравим друг друга пристальными взглядами.

— Че те надо?

— Не чекай, сколько раз повторять?

— Ни сколько, не утруждай себя. Говори, че приперся и иди куда шел.

Ухмыльнувшись, Мишка руки в брюки и ко мне направился. Наклонился ближе и расплылся в лучезарной улыбке. Знаю, за этим последует гадость.

— Какая ты страшная и жалкая. Не хочешь умыться и макияж подправить?

Сволочуга поганая. Что б у него прыщ на языке вылез от таких комплиментов.

— А ты? Давно ли сам с тональным кремом распрощался?

— Я и не пользовался им, я носил очки. Да и твой кулачек не нанес мне большого вреда, так, маленькое пятнышко было.

Ах, ты ж, не задумываясь, размахиваюсь и целюсь точнее, наверняка. Секунды понадобились мне, чтобы дотянуться до Мишкиной физиономии, а ему и того меньше, чтобы поймать мою руку, скрутить ее за спину и прижать меня, прыгающую на одной ноге, к стенке.

— Не дергайся и не кричи. Там твои родители. Будешь пищать, они прибегут и придется объясняться с ними.

— Вот и расскажешь им, как руки мне заламывал.

— И о том, что ты меня бьешь не первый раз, тоже рассказать?

— Я…

— Бьешь.

— Че…

— Не чекай.

Стоит не моргнет, а мне дышать тяжело. Чего так таращится, будто я ему что-то обещала и не выполнила. Потом руки убрал, я свободна, а он отошел в сторонку и поднял с кресла свою куртку. Порылся в кармане и вытащил что-то. Чем-то мне не понятным, оказался билет.

— Я пришел к тебе с миром, а ты так не хорошо меня встретила.

— Ну и не приходил бы.

— Чш-ш.

Из-за моей мамы, которая я уверена, стоит у двери в кухню и подслушивает, приходится говорить шепотом. Об этом и Куприянову известно.

— Откуда ты знаешь, что я собиралась на концерт идти?

— Слышал, как ты ныла кому-то по телефону, что тебя мама не отпускает. Вот, решил придти на помощь, а тут ты, да еще и с кулаками. Нормально общаться совсем не умеешь, как и разговаривать?

— Отвали.

— М-да, вопрос снимается. Так что, идем?

— С тобой?

Стою и ушам своим не верю. Что мне с ним на одном концерте делать?

— Ну, видимо твоим друзьям у родителей доверия нет, раз не отпустили с ними, почему так обстоят дела я и спрашивать не буду, зная тебя. А вот со мной, отпустят.

— У меня хорошие друзья, в отличии от некоторых.

Че вот брови свои вверх задирает? Стоит себе, красуется и выеживается. Вот, рукав рубашки отодвинул и на часы посмотрел. Блестящие, дорогие, наверное. Пальцем в циферблат ткнул и вопросительно на меня смотрит.

— Если не успеем, это будет не моя вина.

Что делать? Идти в его компании совсем не хочется, как и упускать возможность. А что, если…точно…с ним уйду из дома, а там…правильно, так и сделаю.

— Не выйдет.

— Че?

Глазки свои прикрыл, пальцами переносицу сжал, тяжко вздохнул и выдохнул.

— Я говорю, что у тебя не выйдет сбежать от меня во время концерта. Либо ты идешь со мной и ведешь себя хорошо, либо я иду один. Нет желания стоять и отчитываться перед твоими предками.

— А?

Разинув рот от такой наглости и напористости, стою, молча и взираю на Куприянова. Диктатор, блин.

— Вот и отлично. Беги переодевайся, умывайся и волосы причесать не забудь. Да, никаких юбок коротких, не хочу отвлекаться, на разборки с неадекватными парнями, которые будут к тебе приставать.

— Ко мне? К страшной и жалкой?