— Свари кашу, я есть хочу.

Смешно так брови вверх поднял и округлил глаза. Ох, совершенно не привычно его таким расслабленным и веселым видеть рядом с собой.

— Хорошо.

И сговорчивым.

— Ну и ладушки, иди, вари давай.

Махнула рукой на него и привалилась к стеночке. Потом достала телефон, вошла на свою страницу и стала лазить по группам. В общем, занималась всем, чем можно, чтобы не заснуть. Но я заснула, о чем позже чуть не пожалела. Почти.

Как хорошо и тепло, и пахнет вкусно. М-м…блинчики! Мама наверное печет, значит, пора вставать. Потянувшись и довольно улыбаясь в предчувствии сладкого воскресного завтрака, открываю глаза и…и снова их закрываю. Вместо моего белого потолка, к которому я привыкла за шестнадцать лет своей радужной жизни, пришлось уставиться в нечто не понятное и серое. Это как стенку заштукатуренную не покрасить, а сами стены сплошной кирпич и тоже весь такой заброшенный, местами побитый, но кое-где прикрытый плакатами с изображением рок-звезд или других не знакомых мне знаменитостей. Вместо люстры канделябры в стены воткнуты и даже меч в углу висит. Как у Ильи Муромца, но в миниатюре урезанной до полутора метра. Сглотнув, понимаю, что мало чего понимаю и меньше того догадываюсь, где это я так могла уснуть. Самое удивительное, что лежу под знакомым пледом и на широкой кровати, которая в этот не дострой, не очень вписывается, со своим дорогим покрывалом и бельем золотого цвета. Или это свет так играет?

— Смотрю на тебя и думаю, что же такого мне с тобой сделать?

Мрачный и серьезно настроенный детский голос девочки, откуда он доносится? О, напротив, в тусклом освещении разглядела кресло похожее на королевский трон, а в нем девчонку лет семи или около того. Хотя, с темными волосами и пристальным взглядом на смуглом лице, ее черные глаза казались неестественными впадинами и оттого жуткими, прибавляя пару лет. Или она в тени, поэтому и выглядит так? Вся в темной одежде и сидит нога на ногу, не шелохнется, как кошку поглаживая что-то лежащее на коленях.

Откинув плед сажусь ближе к стенке. В памяти мысли-таракашки на цыпочках прокрались в мой заспанный и напуганный мозг, извещая, что последнее мною запомненное это Мишкина физиономия и его обещание сварить кашу. Точно, я ж голодная и мне домой пора! Подождите, что сказал этот маленький монстр?

— Что ты имеешь в виду?

На детском лице промелькнуло довольное выражение, реально пугающее. Пора валить отсюда.

— Ну, если ты так и не определилась, то я домой.

Ножки с кроватки на…на что?! А на пушистый белый ковер! Н-да, тот, кто здесь дизайном занимался, чуток увлекся смешивая краски, настоящий талантище.

— Иди.

Девчонка расплылась в улыбке и на меня таращится. Так мозги, просыпайтесь и спасайте свою хозяйку. Быстро!

— Кто ты?

— Мое имя тебе ничего не даст.

— Понятно. Может, тогда подскажешь, где мы?

Медленно поднимаюсь на ноги и оглядываюсь по сторонам в поисках двери. Стенка, стенка, кирпичи! А дверь? А ее нет! Есть стены кирпичные, есть плакаты и афиши старые, даже дурацкий флаг не понятно какого государства размером с наш обеденный стол есть, а двери нет. Не веря вскочила и пробежалась по комнате в поисках выхода, но пришлось вернуться обратно, так ничего и не найдя.

— Что-то подсказать?

Маленькая чертовка. Выставила на показ четыре верхних зуба и теперь напоминает мне зайца с улыбкой маньяка, в предчувствии большой охоты. Кошмар, какие мысли у меня возникают глядя на нее.

— Эм…да, когда обедать будем?

Вот тебе! Что, смыло улыбочку, а? Не поняла, она ревет? Ага, как бы не так, вместо того, чтобы поразиться моему спокойствию и идиотскому вопросу, она трогательно ресничками поморгала и стерла несуществующую слезинку.

— Бедняжка.

— Кто? Я?

— Конечно. Ты еще ничего не поняла. Мне жаль тебя, но уже ничего нельзя поделать, смирись.

С сочувствием головкой поматала и вздонула. Что я должна понять?

— Та-ак, а вот отсюда подробней. И начни с тог где мы. Как я сюда попала и кто ты такая.

Как-то ноги сами подкосились от дурных предчувствий и я, плюхнулась обратно на кровать. Нет, вот ведь знаю, что наши с Мишкой встречи добром не заканчиваются и все равно иду к нему. Ненормальная. А, хотя, кто нас влюбленных поймет? Летим, как мотыльки на свет, а потом умираем.

— Ты умерла.

— Че?!

Чет сразу руки-ноги не чувствуются, отчего и мыслей не возникает подвергать сомнению ее слова.

— Смирись. Ты прожила достаточно, чтобы насладиться тем миром.

— Каким? Подожди…а мы сейчас где?

— Чистилище.

А прозвучало, как название курорта в районе Боро-Боро.

— А че так обстановку кардинально поменяли?

— Можно подумать ты была здесь раньше.

Ее противный смех режет мой слух или это шум в голове и скрежет натруженных шестеренок. Стоп. Какое к черту чистилище, если я чувствую, как бешено бьется мое сердце?! Я могу дышать и чувствовать!

— Иллюзия.

— Что?

Я не говорила вслух, откуда она знает, о чем я подумала?

— Слушай, хватит мне заливать про загробный мир и т. д, т. п., лучше скажи, как выйти.

— Хорошо. Я скажу, когда ты ответишь мне на несколько вопросов.

С чертями можно договариваться? А окна нет? А, точно, чистилище. Лучше бы я не просыпалась.

— Ха! Напоминаешь Змея Горыныча с тремя загадками. Если отвечу правильно, то попаду в рай?

Пауза, пристальный и невероятно нервирующий меня взгляд. И че она постоянно гладит там? Никак не получается разглядеть, что лежит у нее на коленях, но это точно не животное, не шевелится. Или оно мерт… брось. никаких мерт…

— В рай ты в любом случае уже не попадешь.

Вот и приговор, интересно, чем это я так и кого разгневала, что рай в моем случае не рассматривается? Может, старушку через дорогу не перевела?

— Поясни, на что я могу расчитывать со своей грешной душой?

Что ж за место такое без окон, без дверей? Ищу логическое объяснение, как-то не хочется верить в собственную смерть и потусторонний мир. Или у тех, кто в подобной ситуации оказывается, тоже такие заблуждения возникают? И дверь, должна быть дверь, даже в чистилище. Вот, вот снова навеяло запах блинчиков, как может чистилище блинами пахнуть и откуда проникает запах?

— Ты влюбилась.

Ик! Откуда она знает? А влюбляться нельзя, от этого умирают?

— Да ладно?! Я что-то пропустила, наверное, и правила в мире поменялись? Хочешь сказать, что до меня никто не влюблялся?

— Нет, не скажу. Но твой выбор оказался неправильным.

А то я сама не знаю. Ну и что, умирать?

— Допустим я с тобой согласна. Не поделишься подробностями того, как я умерла?

Спрашиваю и к блинам принюхиваюсь. Смерть и блины наводят на мысли о поминках. Вот черт, только не это! А сердце быстрее стучит, того гляди чего-нибудь перемкнет и оно остановится.

— Ты отравилась.

Буэ!

— Чем? А хотя нет, не говори, я сама догадываюсь.

Мишкина каша! Сварил гад и подмешал туда яда крысиного в отместку за чего-нибудь, а уж за что он придумает. Мало ли каких пастей я ему делала раньше, да и кружку его любимую разбила. Точно. А поцелуй его был отвлекающим маневром. Ай, глупая я, глупая. Дурой себя обозвать язык не поворачивается, помню, как бабушка говорила «о покойниках либо хорошо, либо никак».

— Значит, ты готова?

Нет, конечно.

— К чему?

— К ответу.

Не зная подробностей?

— На что?

— На главный вопрос в твоей жизни.

У меня их миллион.

— Какой?

Только не про лагорифмы, у меня с ними тоже проблемы.

— Почему ты влюбилась не в того парня.

Лучше лагорифмы.

— Думаешь, в реальной жизни так везет и все влюбляются в того кого надо?

— Нет, ты не первая.

Удивила.

— И не последняя. И че дальше?

Вот только нравоучений мне не хватало.