— А здесь у нас картины более позднего творчества художника восемнадцатого века….

Бла-бла-бла. Все, сил моих больше нет записывать имена и фамилии этих знаменитых художников имеющих историческую значимость в нашей стране и во всем мире. Что вы, не смотря на «всякое в жизни бывает», я очень хорошо отношусь к великим, но частенько не везучим и с тяжелой судьбой творческим людям, даже по памяти могу многих художников и музыкантов перечислить, но это так, под настроение и «если надо». В обыденной жизни это тоже самое, что слушать музыку одного исполнителя. Вот этот певец и музыкант мне нравится, но слушать его больше пяти песен я не могу, так как идут они почти на одной волне, потому и приедаются. А вот группу этих исполнителей, я могу слушать сутками, даже засыпаю под их песни и ничего, что родители в ужасе, просто у нас у всех вкусы разные, но мы стремимся к пониманию. В общем, это тоже бла-бла-бла. Кто-то восхищается улыбкой «М. Лизы», кто-то в восторге от «Черного квадрата», а мне больше нравятся космические картины Рериха. Почему так бывает, а не иначе это дело каждого человека по отдельности. Вот и пример. Стоит, значит, этот пример под фамилией Куприянов, и второй час внимает голосу симпатичной тетеньки лет пятидесяти, которая с воодушевлением и огромной любовью к собственной работе, примерно в миллионный раз в своей жизни пересказывает одно и тоже. Как можно с таким вниманием слушать монотонный голос искусствоведа или кто она там? Меня это усыпляет.

— Еремина, хватит спать, записывай основное.

Блин, кто спугнул мою сонливость? А, это все он, понятно.

— Знаешь что? Я твое основное уже два часа записываю. У тебя совсем с памятью проблемы? Склероз накрыл раньше времени, Куприянов?

Ткнула ему в бок ручкой, чтобы не будил, а Мишка потряс перед моим носом пальцами в бинтах и запыхтел. Обиделся? Как я рада. Все, теперь давай, не разговаривай со мной до конца экскурсии.

— У меня с пальцами проблемы, Евгения, а у тебя с состраданием. Давай сюда, сам буду писать. Больной рукой.

И тянет к тетради, свою здоровую и не покалеченную левую руку, в отличие от покалеченной неизвестно где правой. Именно по причине выхода из строя правой рабочей руки Куприянова, я делаю эти важные так сказать заметки в его тетради. Делать то делаю и замечаю, что:

— во-первых, кроме меня этого никто больше не делает

— во-вторых — я исписала почти половину тетради, и мои пальцы также плохо работают, как и у Куприянова.

И еще, я шла на экскурсию с мыслью, что ни за что на свете к Мишке близко не подойду. Пусть бы он прилюдно меня умолять начал, все равно бы не подошла. Естественно. Делать мне нечего, что ли, кроме как отпугивать от него девчонок? Они чьи, мои? Нет, вот сам с ними, пусть и разбирается. Так я думала, когда с классом входили в зал, в итоге, как только вошли, Мишка мне свои письменные принадлежности в руки «бамц» и припечатал «Еремина, выручай», даже, пожалуйста, приплел и правой ручкой забинтованной помахал, отфутболивая мои вопросы на кончике языка вертящиеся. Мол, сама все понимаешь и бровками вверх-вниз и глазками по сторонам. Видишь, Еремина, мне плохо и одна на тебя надежда, так как ты для меня безопасна в плане приставаний и надоеданий, со стороны девичий половины, а остальное сама додумывай. О да, его взгляд кота из «Шрека» был неподражаем. Вообще, зря такого котяру придумали, многие его уловкой бесплатно пользуются и еще больше народу этот взгляд подкупает. И ведь идут наивные на встречу не конкретно человеку, который коту подражает, а коту, которого изображает льстивый и ищущий себе выгоду человек.

Вот я вот Мишке не поверила, вначале, но, после того, как он с парнями из класса поздоровался левой рукой и весело о чем-то рассказывал, прижимая к груди пострадавшую правую ручонку, пришлось сдержаться и промолчать. До сих пор молчу. Молчала. Почти. Зато я очень старалась и Мишке не понять, каких усилий мне стоит не сорваться и не накричать на него.

— Ну и забирай свою писанину.

Отдаю ему его же тетрадь, но тут же ее забираю обратно. Эх, добрая я душа на свою же голову. Еще пожалею об этом и не раз.

— Ну, так отдавай.

— Нет. Еще в газете объявление опубликуешь, что у меня отсутствует сострадание, и я ближним не помогаю. От тебя, Куприянов, чего угодно можно ожидать.

— Ты такого плохого мнения обо мне?

Улыбаюсь ему приторно, так как высказать все, что я о нем думаю, в том числе и мое личное мнение на его счет, будет не слишком вежливо по отношению к одноклассникам и учителям.

— Еремина, Куприянов, делиться впечатлениями на уроке будете.

Вот, еще и от учителя попало. Пыхчу, но открываю тетрадочку его злополучную и ныряю с головой в прослушивание очередной биографии очередного великого человека. Минут через десять над нами сжалились и отпустили погулять. Ха, на их условиях. То есть пройтись по залам и выбрать картину, по которой к следующему уроку нужно написать доклад и строго своими словами. Пилюлю подсластили отличной оценкой в конце четверти, если мы сдадим работы вовремя. Пятерка по истории? Да я впереди всех лечу за ней. Уже практически бегу по коридору к цели, примеченной мною ближе к выходу, когда слышу учителя.

— Так, не разбегаемся. Предлагаю работу делать парами. Для вас это будет и легче и быстрее, к тому же добавит опыт в общении и решении совместных вопросов.

И тут голоса как-то разделились на «за» и «против», удивительно, что воздержавшихся совсем не было. Зато был девятый класс и одиннадцатый, в которых в отличии от нашего десятого громких возмущений не было. Я стою с теми, кто «против» чисто из принципа. Что? Сейчас подключат мне троечника и делай за него все. Так? Нет уж, спасибо. В конце концов, учитель наш не выдержал и взмахнул рукой, как волшебной палочкой дирижер.

— Тихо.

Все замолчали, но коситься друг на друга не перестали.

— Начну с того, что картин на всех не хватит, а слушать биографию одного и того же художника будет скучно и вы же первые мне об этом скажите. Для того, чтобы избежать так называемого бунта, я сам назначу для вас напарника.

Ага, по несчастью. Пока наш учитель открывал свой блокнот со списком учеников, в зале прошлась волна возмущения младших и разбавленная смехом старших. Наша золотая середина многозначительно сохраняла мирную мину при плохой игре. А я бочком, бочком приближалась к свой цели. Рерих, да! Никому не отдам. В это время в зал вошла другая группа учеников, весело и с интересом вертящих головами по сторонам. Ура, значит нас мучить закончили, раз к ним другие жерт…эм… посетители подоспели. Вон, какие свеженькие и энтузиазмом заряженные. А это у нас кто? Вау! Среди них я увидела Егора, того самого друга Мишки, с которым он меня вчера познакомил. Сегодня друг выглядел немного по-другому, как-то спокойнее и мягче, да и одет в обычные школьные брюки и свитер с рубашкой, что не вязалось с его вчерашней черной кожаной курткой. Да и прическа другая. Хм, я бы даже сказала, что сегодняшний Егор — сама правильность, рассудительность и покой. А вчерашний Егор — это полный хаос, противоречие и буйная палитра, состоящая из нескольких стихий. А этот падающий свет из высокого окна, он делает его похожим на вышедшего из книжки хорошего парня, который пришел в наш мир дарить людям радость и надежду. Эй, Еремина, стопэ-стопэ. С какого перепуга на эмоциональность пробило?! Или это два часа в культурном кругу и прослушка хорошей и правильной речи так сказываются? Бр-р, вот, что с детьми музеи и выставки делают. «Эт» конечно «гуд», но немного перебор и нагрузка для нервов. Между тем хороший и правильный сегодняшний Егор, подошел к красивой девочке с огненными волосами и обнял ее за плечи, вместе они посмеялись над чем-то своим и она его поцеловала. При всех. Не стесняясь. О-фи-геть.

— А…а, как же Лиза?

— Что?

Я вслух разговариваю? Хорошо, что рядом Куприянов со мной стоит, а не кто-то другой. Вот только вчера были мысли расспросить его о бедной влюбленной Лизе и ее почти парне, но постеснялась. Вспомнила про Варвару с длинным носом и ее судьбу горькую, вот и промолчала. Сегодня же повод для вопроса не нужен, все итак на глазах. У всех.