«Тебе следует найти своё место в жизни, Суо. Оно есть – мы оба знаем – но не среди героев».
Для неё эти слова, сказанные не более, чем в напутствие проблемной ученице, как ободряющий толчок в спину за школьные ворота, в один переломный момент становятся почти религией. Особенной, сакральной заповедью, согласно которой Нико больше не бесполезный кусок человечины, существующий просто от того, что деньги за похороны платить никто не будет.
Для него – Айзавы – эта фраза, возможно, ничего не значит.
Суо же, благодаря им, теперь способна защитить то последнее, незначительное что всё ещё принадлежит лишь ей одной.
Потому что ничего, кроме этой единственной неугасающей искры, уже не осталось.
Как бы прискорбно это ни звучало.
ix. Kristine – The Deepest Blue (Dance with the Dead Remix)
Снаружи бушует уродский тайфун.
Нико уныло вздыхает и подпирает щёку ладонью, инертно помешивая остатки не растворившегося сахара в остывшей кофейной гуще и бесцельно пялясь в залитое дождевыми потоками окно, которое с завидной периодичностью царапают зелёные ветви деревьев, волнующиеся от порывов сильного ветра. Её рабочий день по умолчанию отменяется в такую погоду: если у девочек есть ещё какой-то шанс подзаработать, то у неё такая возможность на нуле, ибо никто из клиентов не рискнёт получить снесённой с магазина вывеской по ебальнику и вымокнуть до костей только ради того, чтобы немного прибухнуть за ураган и испорченное настроение.
Она не жалеет, что осталась дома – в конце концов, как у единственного бармена в Камелии, популярного во всём квартале благодаря умению в нужных пропорциях смешать алкоголь так, чтобы было хорошо, весело и вкусно, выходных дней у неё н е т. По крайней мере за последние два года таковых было около… четырёх, наверное. Правда даже с таким раскладом, Нико едва ли может набрать в себе слов даже на одну малюсенькую жалобу – её всё устраивает. Работа по ночам имеет довольно много преимуществ, с которыми вопрос о наличии выходных дней не встаёт настолько остро, чтобы впадать в забастовочный раж из-за их отсутствия. И в сравнении с которыми стандартное дневное труженичество обращается в один сплошной минус: начиная от количества часов свободного времени и заканчивая средним окладом. А глядя на Айзаву и на то, как он вкалывает без продыху, вынужденный спать там, где придётся, Суо лишний раз убеждается в том, что её выбор верный.
В противном случае те многочисленные, ужасающие своим разнообразием, события из далёкого от её понимания мира героев, непременно коснулись бы и её, удалённой от всей этой безумной чехарды, жизни.
«… город понёс огромные убытки в связи с недавними беспорядками, учинёнными Убийцей Героев, и до сих пор жители не в силах оправиться от этого потрясения…»
Телевизионная сводка новостей не затихает вторую неделю подряд, мусоля вдоль и поперёк трагедию Хосю, и делая Нико в разы счастливее от того, что всё это ни коим образом не затрагивает их мирный неблагополучный район.
Иногда – в те редкие моменты, когда она остаётся наедине с собой – Суо через экран зомбо-ящика смотрит на то, что происходит в мире, доступном для пронырливых сми, и начинает думать о том, сколько всего оставила позади себя.
Не жалея, впрочем, ни капли.
Потому что тогда она жила, переживая день за днём десятый круг ада и пожирая собственные страдания, словно битые стёкла. Давясь, изрезая сколотыми краями язык, разрывая в мясо глотку и желудок, выблёвывая кровавым месивом ошмётки собственных внутренностей и бесконечно проклиная тех, кому в своё время не хватило денег на грёбанную контрацепцию, в результате чего на свет появился очередной сорняк жизни.
И был ли у человека, запертого наедине с такими чувствами внутри себя, хотя бы единственный шанс стать героем?
Как бы не так.
Нико олицетворяет собой напротив – всё то, чем не должен обладать тот, кому предстоит заниматься самоотверженным спасением людей. Её неумение прощать стоит первым пунктом в списке качеств, которыми впору обладать самому настоящему злодею.
Но никак не герою.
И это была самая настоящая удача для Суо – попасть под классное руководство Айзавы. Теперь, пережив два, наверное, самых счастливых года из всех восемнадцати возможных, она радуется этому, как ничему другому. Проницательный учитель, пусть не сразу, но разглядел за напускными искрами желания защиты справедливости ту самую «толерантность»-тире-«похуизм». Который когда-то дал ей возможность спасти из-под завала незначительную группку потерпевших, но не дал желания сделать это, из-за чего временная лицензия была просрана. Как и дальнейшее обучение в Юэй.
К лучшему, разумеется. Нико не думает, что миру пригодится такой Геркулес.
– … Ну, а поскольку в геройское реноме я не вписываюсь, – вмиг посуровевший взгляд скользит по замершим в неестественных, неустойчивых позах теням у запертой двери балкона. – Вряд ли у меня есть какая-либо необходимость относиться к вам со снисхождением. Вы так не думаете, господа?
Пальцы едва уловимо двигаются, тем самым натягивая тугие лески и опутывая пространство комнаты, подобно ловушке из паутины, где возможность свободно передвигаться есть лишь у паука, но не у его жертв, обречённых быть съеденными, если вовремя не придумают, как им высвободиться из почти смертельного плена.
– Как ты вообще поняла, что мы здесь? – натужно хрипит один из незнакомцев, в полной мере осознавая, что единственное неправильное движение лишит его конечности или даже жизни, ибо прочные лески, намертво сковывающие тело, готовы вот-вот разрезать его.
Ответом ему служит многозначительное молчание – Нико не собирается вскрывать свои карты только ради того, чтобы что-то в головах этих уродов да прояснилось. Вместо каких-либо слов, она аккуратно подхватывает со стола мобильный и переносит в руку, намеренно осторожничая с этим: чужаков на своей территории Суо не любит, и это дико выбешивает. А чем злее она становится – тем хуже даётся контроль над причудой.
Следующее мгновение это демонстрирует весьма наглядно:
Как только несколько нитей начинают шевелиться, пока она со скоростью света строчит сообщение и рассылает по всей линейке контактов, средний палец свободной руки у Нико нервно дёргается вниз. Специально или же по чистой случайности – не понимает даже она сама.
– Ах ты, сука! – болезненно вопит горе-шпион, попытавшийся выбраться из западни.
Одна из лесок впивается ему в ногу, разрывая кожу и разрезая икроножную мышцу. Камуфляж хамелеона – его причуда – тут же перестаёт быть актуальным. Не так-то просто контролировать квирк, испытывая при этом адскую боль.
– Есть у обучения в Юэй свои плюсы, – больше для самой себя, чем для наглых вторженцев, произносит Суо, игнорируя оскорбительные высказывания в свой адрес. – Преподаватели на геройском курсе с первых дней учат не колебаться, если жизни угрожает опасность…
– Да мы знакомы с тобой с тех пор, как ты ещё приютским крысёнышем была! Какая, нахуй, «опасность»? – грубо рубит её речь преступник.
И корчится, и орёт, и покрывает её грязной бранью с ног до головы. Потому что чувствуя боль, которая впивается в его плоть до кровавых брызг, заливающих пол и потолок из-за лопнувшей от натиска нитей кожи, невозможно смолчать.
Его слова, сплошь напитанные одной только фальшью, Нико не может выдержать, хотя с тех пор, как она слышала их в последний раз, прошло уже больше двух лет.
Они рвут её самообладание на мелкие-мелкие лоскуты, топят в жгучей ярости здравомыслие и нежелание портить свой мирный островок буйством нерадужных красок невзгод внешнего мира, ясно давая понять простой факт:
Ничего не забыто. И не будет никогда в жизни. О прощении и заикаться не стоит.
– Раскроешь свой поганый рот ещё хоть раз, и можешь попрощаться со своей исключительностью, Мицуру, – разгневанный взгляд нарочно проходится по дополнительной паре мускулистых рук, явно не по размеру всего остального тела, за спиной одного из старых знакомых. – Или мне лучше называть тебя Цвай? Такая теперь у тебя кличка в вашей злодейской шайке, если я правильно понимаю.
