Среди многомиллионных вариаций судьбоносных выборов, шагов и поворотов, даже в самых дерзких кошмарных снах не могла ему привидеться та самая сюжетная ветка, в которой Нико исчезает из его жизни и бесследно пропадает из него самого.
xxvii. nothing but thieves – hanging.
Ей хочется верить в то, что на последнем издыхании жизнь всё же успеет ярко полыхнуть и в один момент истлеть на рассвете, положив начало новому дню.
Думать и даже наивно мечтать об этом гораздо легче, нежели видеть себя в собственном воображении беспомощным овощем, который лежит в отделении интенсивной терапии, захлёбываясь кровью и выблёвывая куски собственных лёгких, которые уже сейчас – когда срок ещё и близко не подошёл к смертному часу – понемногу распадаются на гнилые, вязкие лоскуты. Нико верит, что только думая о собственном подъёме даже в последние секунды жизни сможет без зазрений совести водрузить на голову импровизированную корону из фальшивого золота и выйти из игры-жизни победительницей. Ей не так уж и важно – рано это произойдёт или поздно. Лишь бы не оказаться умирающим лебедем, прикованным к постели.
Смирилась?
Да.
В общем-то, давно уже.
Она ведь и не лечилась толком никогда, чтобы надеяться на то, что эта смертельная зараза сама собой рассосётся. Хотя и это могло бы произойти – будь у неё в своё время деньги и желание всё исправить.
В гробовой тишине, занимаясь чем-то отвлечённым, Нико дышится и думается гораздо легче: она с толикой огорчения удерживает в голове мысль о том, что теперь в этом доме и в присутствии Айзавы любые шутки про смерть находятся под строжайшим запретом, как самое страшное в мире табу. Немного жаль: Суо всегда придерживается мнения о том, что если в жизни не происходит ничего хорошего, то всё плохое должно быть хотя бы немного смешным. И по факту ей плевать, если этот угол мышления безнадёжно отупевший. Хочется отпустить какую-нибудь абсолютно плебейскую шутку и жить дальше.
И хочется, и колется.
Потому что Айзава ещё не принимает этого – отторгает на бессознательном уровне адекватное понимание ограниченности времени. Это видно по нему, хотя Шота сохраняет всё то же обыденное спокойствие гробницы фараона. У него в голове не хватает места, чтобы как следует просеять полученную информацию и вытолкнуть из себя соответствующую реакцию.
– Постарайся не срываться. Даже если на этой пресс-конференции будет полно мудаков.
Она опрятно укладывает волосы мужчины, затягивает плотную удавку галстука на его шее и помогает надевать пиджак. Шота кривится от неприязни – в костюме-двойке неудобно – движения непривычно скованные и создаётся ощущение крайней ограниченности, которую его тело банально не способно вновь воспринимать, как часть зоны комфорта.
– «Если будет», – сухо усмехается он, инстинктивно расслабляясь, когда её изуродованные пальцы в царапинах и коростах напоследок приглаживают ему упрямые угольно-чёрные локоны по бокам. На фоне грядущей действительности предположительная интонация Нико звучит как минимум смехотворно.
– Всё будет хорошо, – Суо игнорирует сардонический комментарий. – Ты справишься.
Айзава мерит её взглядом, полнящимся скептицизмом и недоверием – она врёт.
Нихера уже не будет «хорошо». Они застряли. По уши.
И ты знаешь об этом, будущая мёртвая девчонка.
И ты знаешь об этом, чёрствый (нет – сентиментальный) мужчина.
xxviii. billie eilish - you should see me in the crown.
Таблоиды пестрят красочными заголовками о попустительстве Юэй.
Все экраны города заполнены изображениями онлайн-трансляции с пресс-конференции директора геройской академии и двух учителей, на которых свесили все возможные виды ответственности за инцидент в летнем школьном лагере.
Нико игнорирует всех и вся: Айзаву, который находится под прицелом объективов камер; возмущённый галдёж блеющей толпы, наблюдающей за фатальным падением одной из самых лучших в мире геройских академий; и даже изумлённые взгляды, падающие на неё.
Она целенаправленно шагает вперёд, минуя застывший на месте человеческий поток. Улыбаясь крашенными в цвет вина губами так ослепительно и обольстительно, что кажется, будто сегодня только её праздник. Настолько счастливо и прекрасно, что прохожие сворачивают шеи, оборачиваясь ей вслед.
Они не так далеки от истины, ведь сегодня у неё и впрямь победный марш – Суо обязана быть неподражаема и обворожительна в этот вечер.
Леди в Красном – пёстрый ураган, который переворачивает вверх дном мрак улиц отравленного лицемерием города – бодро шагает по вечерним проспектам, гордо расправив плечи и высокомерно задрав подбородок.
Набойки шпилек с каждым шагом гулко бренчат по асфальтированной дорожке, ведущей прямиком к полицейскому участку. Нико крепко держит в руке чёрный клатч, где лежат лишь ключи от квартиры, помада и телефон. Ничего лишнего. Никаких доказательств или улик, которые можно было бы предъявить.
Суо плевать чуть больше, чем просто полностью – ей поверят. Таким вещам доказательства, как правило, не нужны.
Нико идёт против канонов и правил: в полицию не приходят при параде – нет повода.
Но Суо ведь приходит за своей справедливостью. За тем, чтобы воспользоваться честным законом для собственной выгоды. Чем не повод?
У неё имеется в запасе парочка вещей, которые, несомненно, достойны того, чтобы достичь ушей полицейских.
Начиная с этого момента и заканчивая финалом, Нико будет носить на своей голове корону. Встречая начало и конец с гордостью.
Хватит с неё плаваний по течению.
Комментарий к XIV. Гордость ходячего мертвеца.
Да. Запорол. Мне всё нравится. В пизду хороший сюжет.
Хорошая музыка, слова и секс - вот, что важно в этой работе.
До встречи в финальной главе.
========== XV. Падение дьявола. ==========
xxix. The Black Keys – So He Won’t Break.
Нико везёт.
Единожды в жизни случайность поворачивает Удачу к ней лицом, а не тем, чем та крутит перед её лицом обычно, и Суо, если честно, мало понимает – смеяться ей, плакать или всё вместе и сразу. Разумеется, внешне на ней никак не сказывается это замешательство и волнение: руки не дрожат, уголки губ не демонстрируют горькие складочки сардонической усмешки, да и сам внешний вид свидетельствует скорее об обратном – о титаническом спокойствии и гордом превосходстве. Даже траурный чёрный кажется цветом торжества, а не трагедии.
Айзаву в некотором роде поражает эта её почти паранормальная способность – держаться. Не отчаянно хвататься за любую соломинку, которая поможет сохранить трезвость и поддерживать здравие мыслей, а с гордостью нести любое возложенное бремя. Держать себя на порядок или два выше, чем остальные люди, события или бесконечные кик-ауты, которые мироздание посылает ей по непонятным причинам. Изредка сгорать, перегорать, но раз за разом восставать из пепла.
Нико восемнадцать и за это время жизнь уже успела не единожды пройтись катком по её существованию.
Она молодая девчонка, но взращённый ею самой шарм взрослой женщины и гордость сломленного, но собранного по осколкам, человека вынуждают окружающих уважать и преклоняться. Они даже не заметят, как она обведёт их вокруг пальца, и по собственному желанию будут потакать.
Нико – манипулятор. Даром, что ни сама она, ни кто бы то ни был, не знают об этом.
– Только сегодня, – дозволительно шепчет Тсукаучи Макото – сестра служителя закона – подсовывая Суо под нос зажигалку.
Айзава, почему-то, уверен, что Нико не притронется к сигаретам. Он понятия не имеет, на чём основывается подобная убеждённость, но чувствует скупой укол разочарования в самом себе, когда девушка вытягивает из портсигара тонкий табачный цилиндрик и медленно обхватывает фильтр губами, оставляя яркий след от помады на нём.
Мимо них полицейские ведут к автомобилю закованных в цепи правосудия злодеев, и Суо изо всех сил наслаждается этим зрелищем, не позволяя себе ни секунды жалости или сомнений. Эти сучьи твари платят по счетам за весь тот ущерб, что был нанесён ей и её девочкам – только и всего. Око за око, да зуб за зуб как говорится.