Мадам понимает это так же отчётливо.
Теперь – когда она наконец-то осознаёт то, что стояло за давней попыткой Нико убедить её принять крайние меры, потому что другого, более приемлемого, выхода просто не остаётся.
– Я закрываю Камелию, – женщина, к большому уважению Айзавы, твёрдо решает любой ценой обезопасить своих подопечных, которые могут стать жертвами. – … и поэтому прошу вас: сделайте всё возможное, чтобы мои драгоценные девочки остались целы и невредимы. Даже если ради этого придётся связаться с полицией – защитите нас.
Ведь на это и нацелено само существование героев.
========== X. Пан или пропал. ==========
xviii. Nothing But Thieves – Graveyard Whistling.
Совершенно не спится.
Нико тревожно крутится с одного бока на другой, стараясь одновременно с этим не потревожить измотанного Айзаву, который безмятежно дремлет рядом с ней, упираясь коленями в стенку и положив на голову подушку, чтобы заглушить посторонние шумы. Девушка честно пытается вести себя тихо и спокойно, но сон никак не приходит к её взбудораженному непонятным волнением организму, поэтому Суо неустанно мнёт в ладонях край футболки и нервно кусает губы, зубами сдирая с них тонкую шелуху сухой кожи, оставляя на языке солёный привкус меди.
Мысли хаотично носятся по черепной коробке назойливым, жужжащим вихрем, из-за чего Нико раздражённо ворочается, неуютно пристраивается и никак не может вверить сознание в объятия уютных снов без сновидений.
Лёгкие мерзко зудятся изнутри: от нервной бессонницы и желания усмирить лёгкую волнительную дрожь знатной порцией никотина. Нико силой воли отрывает взгляд от пачки сигарет, небрежно кинутой на стол рядом с компьютером, и терпеливо вздыхает. Она изо всех сил пытается не поддаться искушению, потому что впервые с того момента, как попробовала табак, хочет по собственной воле избавиться от этой единственной своей пагубной привычки.
Но разве можно надеяться на положительный результат с первого раза? Особенно, если не выкинул в мусор средство, губящее молодой организм?
Вот и Нико знает, что нет.
Её выдержки хватает ещё на лишнюю четверть часа возни, прежде чем пальцы начинают нестерпимо чесаться от желания покрутить в них тонкий бумажный цилиндр, до отказа набитый табаком.
В конце концов всё сводится к тому, что Суо мышиной поступью крадётся к столу, постоянно воровато оглядываясь в сторону кровати, бесшумно хватает сигареты и зажигалку, и выскальзывает на балкон, совершенно не заботясь о том, что может замёрзнуть – даже летом ночи частенько бывают холодны, а внешний вид девушки не располагает к прогулкам по улице.
У Нико на сердце чересчур неспокойно для такой прекрасной, наполненной умиротворением и тишиной, ночи. И от того жалкой иронией питаются любые суждения – насколько сильно абсолютный штиль вызывает дисбаланс между тревогой и спокойствием, делая значительный перевес в сторону первого: внутренности мерзко тянет бетонными глыбами вниз – прямиком к тазовым костям – а в голове вязко пульсирует глухая, монотонная боль, давящая на виски изнутри.
Нехорошо это. Особенно сейчас – накануне отъезда Айзавы.
– … Да что за чертовщина творится в моей жизни? – обречённо вздохнув, мямлит себе под нос Суо, низко опустив голову. – Только было я решила, что могу пожить спокойно, как вдруг опять случается какое-то дерьмо.
Безумная полоса – череда удач/неудач – в понимании девушки приобретает какие-то совсем уж дикие, лихие обороты и тормозить на достигнутом явно не собирается. Нико действительно хочет верить в лучшее, однако пока что в её голове складываются лишь самые худшие предположения и прогнозы на будущее.
Она неуютно ёжится и медленно подносит ко рту тёплый фильтр сигареты. Ядовитый смог стекает по горлу, вползает в лёгкие, стелется в них удушливой отравой и сливается в единое целое с сеткой сине-красных артерий и вен на изнаночной стороне.
– Ну, и чего тебе не спится в этот раз?
Нико даже не шевелится, когда ей на плечи падает тяжёлый шерстяной плед, хотя она определённо не слышала, чтобы дверь скользяще открывалась за её спиной, и не ожидала, что Шота проснётся.
Бесшумно выдыхая струю дыма перед собой, Суо сильно медлит с ответом, потому что не может объяснить, по какой причине её одолевает тревожная бессонница.
Плохое предчувствие сильно играет на нервах очень плохую мелодию?
Даже сама Нико сильно сомневается в том, что она – прошедшая сквозь годы несчастливых совпадений и неудач – способна так сильно нервничать из-за какого-то смутного ощущения грядущих нехороших событий. И уж тем более ей с трудом верится в то, что проницательный (и банально не-дурак) Айзава поведётся на подобного рода сказочку.
Задумчиво мыча, девушка слегка поворачивает голову и ненатурально улыбается, неуверенно предполагая:
– … Нервы?
Герой недоверчиво хмыкает и чуть вздёргивает брови, притворно изумляясь такому неестественному, откровенно-лживому ответу.
Он же и вернётся-то совсем скоро – неделя или две, по факту, ничтожный срок, который ничего не переменит в них.
Она адекватно понимает и смиренно принимает это.
Однако здравомыслящее осознание правды ничуть не мешает чувствовать себя так паршиво, словно она отправляет мужа на передовую линию фронта.
Впервые в жизни Суо хочет вести себя, как маленькая капризная девочка.
«Не ходи». «Не оставляй меня». «Останься здесь». «Ты не можешь вот так запросто уехать». – Она твердит про себя с завидным постоянством, впрочем, предпочитая не высказывать ни единого протеста вслух. Не потому, что не хочет быть назойливой или надоедать ему, а для того лишь, чтобы не слушать девяносто девять рациональных причин, по которым Шота не может бросить всех и вся, и запереться тут, в квартире, наедине друг с другом и отгородившись от всего остального мира.
Видит бог – если бы у неё только была возможность поменять свои страхи, Нико с удовольствием бы приняла на себя боязнь высоты или темноты, или же взяла в душу фобию человеческих существ, чтобы гордо зваться социофобом. Тогда у неё, возможно, появился бы шанс отказаться от тех страхов, что терзают на клочки её и без того изорванную, мелочную душонку.
«Мне страшно быть без тебя», – безмолвно говорит Суо в надежде, что никогда не допустит оплошности и не произнесёт эти слова по-настоящему.
Лучше уж бояться чего-то реального вместо того, чтобы испытывать тупую, смехотворную и абсолютно никчёмную боязнь одиночества.
– Ничего не случится, – с абсолютно непроницаемым выражением лица и до глупости серьёзной интонацией произносит Айзава, читая Нико словно раскрытую книгу: с плохенькой интригой и самым очевидным, донельзя скучным финалом.
Девушка молчаливо затягивается, оставляя мотивы этой фразы на растерзание собственному воображению.
Она знает, что о ней заботятся – а глубже этого копать и не нужно.
Стал бы Шота совершать лишние телодвижения и просить за неё убежище у какого-то полицейского (тем более – у близкого друга Всесильного), если бы его не заботила её безопасность или же он просто создавал видимость?.. Хах! Да чёрта с два! Ему лишние растраты энергии ни к чему.
– Я не за себя волнуюсь, не пойми меня неправильно.
Суо оборачивается и прижимается поясницей к захолодевшей стенке ограждения, чтобы видеть лицо собеседника. Точнее его глаза: зрительный контакт при разговоре для неё важен так же, как жесты, мимика и прочие издержки профессиональной этики – клиентоориентированности.
– За меня уж тем более не стоит, – утвердительно заявляет Айзава, непонятно хмурясь, от чего выражение лица делается совершенно суровым и даже угрожающим в какой-то мере.
Оно и ясно. Как минимум, неприятно, когда в него не верят, как в профессионала и мужчину, способного постоять за себя.
– О, – глубокомысленно изрекает Нико, ничуть не пугаясь, но даже наоборот – отчего-то так чётко ощущая бьющуюся в сердце жилу, налитую чистым раздражением. – Так значит, ты не собираешься в случае чего храбро кидаться в толпу злодеев и получать переломы, да внутренние повреждения и доводить себя до полусмерти?
