Они думали, что краж бесплатных купонов на прокат будет немного, но обзор базы данных доставки (после того как работники хранилища поняли, что они отправляют десятки бесплатных DVD на один и тот же адрес) показал, что некоторые клиенты использовали один и тот же код снова и снова. Никто не мог сказать, сколько стоило мошенничество с купонами по стоимости доставки, но они мало что могли сделать, чтобы прекратить это, не наказав при этом честных покупателей.

Примерно в то же время Хастингс стал чаще появляться в офисах Скотс Вэлли; он признался, что разочаровался в одноклассниках, которые, казалось, больше заинтересованы в повышении зарплаты, зависящем от диплома о высшем образовании, чем в решении основных проблем в области образования.

К тому же политический активизм Хастингса стал намного интереснее. Он помогал организовать лоббистскую группу Technology Network в Пало-Алто и стал ее первым председателем. У TechNet была краткосрочная программа действий: ограничить иски акционеров против технологических компаний из-за фондовой нестабильности, расширить квоты на иностранные визы для работников высокотехнологичных компаний и провести реформы в области образования для улучшения математических и научных способностей студентов.

Вдобавок Хастингс помог написать законодательную инициативу Калифорнии, расширяющую количество чартерных школ в штате, воспользовавшись для этого влиянием TechNet. Этот шаг привел в бешенство Калифорнийскую ассоциацию учителей. Однако угроза инициативы, подкрепленной деньгами и политической мощью Кремниевой долины, вышла из многолетнего тупика в отношении чартерных школ и подтолкнула к компромиссному плану, который был принят законодательным органом Калифорнии в конце апреля – через пару недель после запуска Netflix.

Под руководством Хастингса TechNet одобрила и собрала миллионы долларов для демократов, обладающих высоким статусом, включая критикуемого президента Билла Клинтона. К концу 1998 года Хастингс мог претендовать на конкретные победы для программы действий TechNet, включая законодательство конгресса, касающееся как судебных разбирательств по ценным бумагам, так и визовых вопросов, но это того стоило. Консерваторы в молодой организации были в ярости от откровенно политической программы (больше направленной на либералов), которую привлек в группу Хастингс.

Поскольку некоторые из TechNet хотели его увольнения, у Хастингса возрос интерес к Netflix, который к тому времени привлекал внимание почти такого же количества прессы, как и TechNet. В январе 1999 года он объявил о своем уходе из TechNet, сказав, что его новый стартап требовал слишком много его внимания.

Стартап Хастингса, связанный со Скотс Вэлли, напоминал лабораторию с сумасшедшими учеными – креативное, бессистемное рабочее пространство, все еще обставленное рабочими столиками. Не было ни четкого графика, ни совещаний с согласованием повестки дня – сотрудники появлялись там тогда, когда это было нужно, и оставались ровно столько, сколько им потребуется для завершения проекта. Заседания созывались путем консенсуса – обычно за час или за два до его начала. О каждом проекте у всех было свое мнение, поскольку они слышали и видели то, над чем работали остальные.

Рэндольф раньше работал со всеми своими старшими менеджерами и знал, что они найдут свои собственные пути к достижению коллективной цели. Вместо того чтобы вести себя как господин, отдающий приказы подчиненным, он предпочитал задавать направление и тон компании, и иногда вмешиваться, чтобы привести к согласию несовпадающие во мнении отделы.

По его мнению, это были отчаянно творческие времена, поскольку общение между персоналом и руководством было настолько беспрепятственным. Рэндольф думал, что его взаимопонимание с Хастингсом заряжало энергией – они представляли собой инь и ян интеллектуального и интуитивного. Свободные и порой неспокойные дискуссии, сопровождавшие многие из совещаний персонала, придавали бодрости и имели большое значение для подтверждения наилучших идей.

Для Хастингса споры были ненужными и раздражающими. Он был не из тех, кто теряет контроль над чувствами, но тем не менее ему явно не нравилось, когда кто-нибудь ему противостоял. В ближайшие годы те, кто слишком часто не соглашался с ним, могли обнаружить, что их личный капитал сокращался, а сами они были все больше в стороне от Netflix.

Вскоре после прихода Хастингса на совещании сотрудников он объявил без какой-либо преамбулы о своем желании руководить Netflix и что он и Рэндольф будут соучредителями компании. По побледневшему лицу второго некоторым из присутствующих стало ясно, что либо Хастингс не обсуждал с ним эту идею, либо «вывалил» ее на Рэндольфа незадолго до совещания.

Затем Хастингс обратился к Лизе Батталье Райс, менеджеру по персоналу, которую Рэндольф недавно нанял из Borland, и уволил ее перед своими потрясенными коллегами, сказав о том, что он хотел бы привлечь к сотрудничеству Пэтти Мак-Корд, своего давнего менеджера по персоналу из Pure Atria. Мак-Корд удалось сгладить его худшие оплошности в Pure Atria, и люди, которые знали Хастингса, полагали, что она была чем-то вроде органа, ответственного за эмоции, который был нацелен на предотвращение его отчуждения среди сотрудников (в основном неинженеров), плохо реагирующих на его беспочвенные замечания и резкую критику.

Много лет спустя Хастингс часто упоминал в интервью о том, что в Netflix ему посчастливилось исправить ошибки, сделанные им в качестве молодого генерального директора в Pure Atria. Те уроки включали в себя безжалостное устранение бюрократических привычек, которые замедляли гибкость и фокусировались на одной или двух ключевых концепциях, но, по-видимому, не распространялись на его более заботливое отношение к сотрудникам.

И все же Хастингса никогда нельзя было назвать подлым человеком. Его постоянство в поиске всего самого лучшего в сотрудниках и действии в интересах компании снискало ему восхищение и лояльность. Это было так, будто все, включая человеческие взаимоотношения, сводилось к математическому уравнению. Хастингс держал сотрудника, который бросал ему вызов или раздражал его до тех пор, пока компании не приходилось хорошенько заплатить за увольнение этого человека.

В отличие от любезного Рэндольфа, которому не нравилось критиковать своих менеджеров за упущение бюджетных показателей и сроков дедлайна (не говоря уже об увольнении давних коллег), казалось, что Хастингсу не достает гена, отвечающего за сочувствие.

Его новые коллеги в Netflix заметили, что, наряду с его гениальностью и столь необходимой решимостью, Хастингс привнес опасный уровень процесса и формальности, из-за которого начали угасать непринужденная креативность и веселый настрой маленькой компании.

Крис Дарнер, выпускник Нью-йоркской школы кино, нанятый Рэндольфом в качестве менеджера по продукции, был поражен разницей в тоне и подходе к клиентам с тех пор, как в Netflix стало доминировать «левое полушарие мозга».

«Компания перестала быть футуристической утопией, в которой люди играли на флейте на холме, поскольку они решили, что им необходимо играть на флейте на холме, и [мы бы сказали], «Рид, было бы неплохо, если бы у нас на холме были флейты и единороги?», – вспоминал позже Дарнер. «И Рид бы ответил: «Давайте просто поставим туда акустическую колонку и картонного единорога». По его мнению, это – то же самое, что и настоящее».

Однако для растущего контингента инженеров-программистов Хастингс был рок-звездой, боссом с харизмой, который был способен собрать вместе самых умных людей, которых он только мог найти, и настроить их на продуктивную конкуренцию друг с другом. В то время как творческая семья Рэндольфа собиралась вокруг него, Хастингс сравнивал компанию с профессиональной спортивной командой, в которой игроки выигрывали дополнительное время на поле исключительно за свои заслуги. Одни считали эту аналогию вдохновляющей, а другие – удушающей.

Концепция генеральных директоров «двое в коробке» призывала Хастингса взять на себя инженерную работу компании (веб-сайт, серверную инфраструктуру и механизмы выполнения). Рэндольф осуществлял контроль над дизайном веб-сайта, обслуживанием клиентов и приобретением контента.