За последние двадцать-тридцать минут (или целой вечности) мне так и не удалось ни немного расслабиться, ни получить хоть какого-то даже мнимого облегчения от тех же ложных знаков или наивного самообмана. Мой насильник вёл себя так, будто ничего такого ужасного со мной этой ночью не вытворял и всего лишь оказывает щедрую помощь то ли от скуки ради, то ли не пойми из-за чего вообще. Его апатичное поведение буквально ко всему и вся просто поражало. Казалось, он и меня замечал только тогда, когда ему било в голову очередной блажью припечатать меня к месту своим пронизывающим насквозь взглядом или прессануть каким-нибудь пугающим жестом, словом и с обязательно сминающей на раз близостью.
Не знаю, как мне удалось выдержать его игры с одеванием меня в явно только что им купленную одежду, но, видимо, он тоже это делал с каким-то намеренным просчётом на будущее. Хотел подменить мои последние воспоминания о том, как резал на мне блузку с лифчиком на заботливый уход от внимательного папочки? А он не думал, что для меня сейчас это были практически равноценные ощущения? Или же… как раз этого он и добивался?
По крайней мере, на купленные им вещи он точно не поскупился, пусть они и были где-то на размер полтора больше, чем требовалось, но это уже чисто излишние придирки. Он ведь не голой меня повёз и не в больничной пижаме. Да и купил он и джинсы, и майку, и "вязаную” белую кофту из ажурного трикотажа далеко не в секонд-хэнде. Пусть бирок на них и не было, но ощущением магазинной новизны при соприкосновении с кожей отдавало от них вполне себе характерной. А вот кроссовки оказались моими. Наверное, он их прихватил вместе с моей сумочкой, как что-то более-менее уцелевшее.
– Даже если эти вещи могут иметь для меня особую памятную значимость? – почему я ляпнула тогда то, что ляпнула, так и не пойму, преодолевая через силу внутренние страхи накатившим на меня возмущением.
Зато развеселила Дьявола, непонятно только чем. Тут же довольно осклабился и даже перевёл взгляд с дороги на меня, чуть повернув голову, и с ощутимым оценивающим интересом во всеподмечающих глазах прошёлся и по моему лицу, и почти по всей сжатой на пассажирском кресле фигурке.
Я и без того ощущала себя в его огромном серо-серебристом пикапе подобно недоразвитой карлицей или маленьким ребёнком, восседающем на слишком большом для него “троне”. А сейчас так и подавно, рядом с таким верзилой-бугаем, загородившим собой практически четверть всего пространства очень просторного автосалона. Правда, я до сих пор была не уверена, что это та же машина, на которой меня похищали из ночного клуба.
– Только не говори, что ты станешь переживать за теми тряпками, потому что они тебе дороги в качестве щедрой подачки от твоего бывшего хахаля.
Зря он так “вовремя” напомнил мне о Денисе. Ударило меня по голове и под дых столь жёсткой издёвкой не менее сильно, как и прочими воспоминаниями о кошмарах минувшей ночи. Тут не нужно иметь и семи пядей во лбу, чтобы сопоставить один к одному, вычислив причастность Увалова к моему похищению и без каких-либо дополнительных умственных усилий. Наверное, я просто до сих пор не хотела думать об этом, стараясь из последних сил уводить от этого свою память как можно дальше. Потому что интуитивно понимала, насколько это будет нестерпимо больно – принять без подготовки столь сокрушительный удар подорванной последними событиями психикой. Всё равно что пытаться выдержать серию наживных ранений в живот буквально, поскольку ощущения слишком схожи, особенно, когда внутри всё скручивается и рвётся самой настоящей физической болью.
Поэтому и не можешь поверить в такое до конца. Готов себя обманывать до последнего. Например, бредовой мыслью, что это чудовище могло заставить Дена пойти на предательство каким-нибудь изощрённым шантажом. Я даже нисколько не сомневалась, что именно так оно и было. Единственное… Убивало совершенно другим. Неужели оно того стоило? Отдать собственную девушку на растерзание бездушному монстру, как какого-нибудь ягнёнка на заклание…
Не удивительно, почему я не хочу думать об этом даже сейчас. Вернее, особенно сейчас!
– Бывшего?.. Как легко и быстро вы расставили всех по желаемым для вас местам. – как бы тяжело и больно мне не было всё это говорить, но проигнорировать его грубой подколки у меня никак не получилось.
И опять эта жёсткая усмешка, но хотя бы без буравящего меня взгляда.
– Так ты нацелилась и дальше встречаться с тем, кто даже не моргнув глазом и без мучительных раздумий, подложил тебя под другого, опоив перед этим своей же рукой?
– А это не ваше дело. И… куда вы меня везёте? – сказала та, кто без единого звука или маломальского протеста залезла в машину к собственному насильнику и даже позволила тому застегнуть на себе ремень безопасности.
Не поздно ли я спохватилась, наконец-то обратив внимание на панорамные картинки за окошками и лобовым стеклом, пытаясь определить на глаз, где мы сейчас находимся и в каком направлении едем? На центральные улицы что-то не похоже, хотя и кажется чем-то смутно знакомым, что тоже ещё не факт. Солнце тоже, скорей всего, с самого утра не вылазило из-за свинцово-серого навеса облаков, лишая возможности определиться визуально и со временем, и со стороной света. Только если успеть где-то заметить дорожный указатель или разглядеть название самой улицы, если, конечно, мне это что-то даст.
Неужели фраза “отвезти меня домой” была воспринята мною буквально?
– Я же не говорила вам, где я живу.
– Для меня такие нюансы несущественны. Так что, да. Я знаю, где ты живёшь.
Могла бы и догадаться, хотя бы после его ранних слов о том, что моя сумочка находится где-то у него. Там ведь и мой сотовый, и кошелёк, а про его тесное знакомство с Денисом можно и не вспоминать.
– С кем живёшь, откуда приехала, где учишься и на каком факультете. Ну и, соответственно, с кем до сего момента встречалась.
– Но мы ведь едем сейчас не на Запад?
– Тебя это так сильно смущает?
– А что, не должно?
Не нравилось мне это всё. Ох, как не нравилось. Мало меня колотило до этого, так ещё и сейчас приложило сверху новыми впечатлениями с обострившимися стократно страхами?
– По настоятельным рекомендациям врача, тебе волноваться противопоказано. Только полный покой и восстановительный отдых, желательно в лежачем положении.
– Пожалуйста… Прошу… Я… честно… я никому, ничего не расскажу… П-пожалуйста… п-п… п-по…
– Ну ты чего, Воробушек? Я же ничего с тобой не делаю. Ти-ихо, глупенький. Всё хорошо.
Я даже не смогла дёрнуться, потому что уже была на грани либо опять отключиться, либо окончательно сойти с ума. А может это моё тело отреагировало защитной прострацией на прикосновение его руки, скользнувшей по моему лицу утешительным жестом от ласкового папочки. Пусть я и ощущала мягкое тепло мужских пальцев, снимающих с моей щеки дорожки обильных слёз, но это максимум, что я чувствовала. Всё остальное – как в кошмарном сне, в виде поплывшей картинки из окружающего меня реала.
– Мы просто едем домой. Где ты хорошенько отдохнёшь, заживёшь и будешь, как новенькая.
– З-зачем я вам?.. Ч-что?.. Что вы собираетесь со мной делать?
– Тебе сейчас надо думать не об этом. По хорошему счёту, тебе вообще ни о чём не нужно думать. И стараться не нервничать, не волноваться. А то давление подскочит и всё такое?
– Серьёзно?.. И как мне не нервничать и не волноваться?
От подобного цинизма хотелось скончаться прямо на месте. Да мне и без того казалось, что ещё немного и вот-вот отдам богу душу. Я вообще не представляю, как после такого можно выжить или не свихнуться? Не знаю, где и как умудрилась найти сил на все свои вопросы. Меня же трясло, как на электрическом стуле, а глаза беспрестанно заливало нескончаемым потоком самопроизвольно льющихся слёз. Неужели я ещё на что-то рассчитывала, особенно после того, что со мной сделали прошедшей ночью?..
– Просто не нервничай и не накручивай себя. Что-то мне подсказывает, девочка ты сообразительная и не станешь делать того, что может мне не понравиться. Тем более, всякого рода там недопустимые глупости. Постарайся расслабиться и не думать о плохом. Плохие мысли – злостные предвестники плохого самочувствия.
