Его милая Хоши. Она стояла совсем рядом, наряженная в самые прекрасные одеяния, которые только можно вообразить. Черный шелк волос, к которым он всегда мечтал прикоснуться, изящно выделял бледность ее тела. Темные, длинные ресницы подрагивали над блестящими, подобно ограненным сапфирам, очами, и взгляд девушки, наполненный священным ужасом, лишь пробуждал в Рё желание ударить ее. Ударить, и увидеть, как потекут алые капли по белоснежному фарфору нежной кожи. Как смела она быть столь красивой для другого? Дарить другому нежность своего взора? Мечтать отдаться грязному отрепью в чарующей мгле первой брачной ночи?

— Рё, — прошептала девушка в то время, как воин начал к ней приближаться, медленно делая шаги навстречу. Она попятилась назад, ища путь к отступлению, но за ней было лишь окно, через которое она навряд ли сможет сбежать в стесняющем движения наряде.

— Что, милая? — почти любовно произнес мужчина, упиваясь страхом Хоши перед ним. Она напоминала ему хрупкую бабочку, увязшую в липкой паутине голодного паука, которая продолжает трепыхаться несмотря на неизбежность своей участи.

— Не надо, — умоляюще проговорила она, даже не предполагая, отчего именно она пытается оградиться — настолько безумным выглядел стоящий перед ней воин.

— Боитесь меня, Хоши-сама? — оскалился Рё, и его слова как хлыстом ударили Хоши, приводя её сбившиеся мысли в чувства. «Где все? Где Нобу? Как он проник в дом?» Девушка понимала, что ей нужно тянуть время. Тянуть, чтобы Охотник не схватил Звезду, и она не угасла.

— Как вы меня нашли? — тихо спросила Хоши, и воин склонил голову набок, точно раздумывая, стоит ли ей отвечать.

— Кадзе, — прохрипел Рё. Его голос стал пропадать от нестерпимого желания овладеть сбежавшей невестой прямо здесь, на деревянных половицах покоев. — Где бы я ни был, я говорил, что украден императорский боевой конь. Что император, Небесный хозяин, щедро вознаградит того, что поможет его найти. Людям нет дела до людей. Едва ли кто-то обратил бы на вас внимание, не будь с вами Кадзе. Но как только вы появились в Изумо, из него бросился в путь местный пастух, прямиком ко мне. Вам не стоило здесь оставаться, — закончил воин и растянул губы в злорадной ухмылке.

Нервно сглотнув, Хоши почувствовала, как холодная стена обожгла ей спину сквозь тонкие ткани шелков. Значит, отступать ей больше некуда. Воин же, ощутив, что жертва окончательно загнана в угол, бросился к ней, и девушка сделала то, что хотела сделать, едва увидев мужчину на пороге — закричала и бросилась на него, подобно дикой кошке. В прочем, её крик тут же был заглушен грубо зажавшей ей рот ладонью. Рё резко развернул девушку спиной к себе, и заломил руки за спину, отчего та сдавленно пискнула, и отчаянные слезы брызнули из глаз с новой силой.

— Чего тебе не хватало, сука? — прошипел Рё девушке в ухо. — Я готов был дать тебе все. Бросить весь этот гребанный мир к твоим ногам! — воин перешел на звериный рев, и Хоши поняла: его не волнует, услышат его или нет. Если бы кто и мог прибежать на шум, он бы уже это сделал. Значит, она полностью во власти обезумевшего мужчины. — Я защищал тебя! Любил! А ты только и делала, что мешала меня с грязью! — Девушка с силой дернулась, в очередной попытке вырваться, но ей это не удалось, и Рё безжалостно вдавил ее в стену. Хоши пробрало несоизмеримое отвращение к воину, когда она почувствовала, как в нее упирается затвердевший мужской орган: воин упивался её страданиями, возбуждался оттого, как она трепещет и мучается в его руках, хотел, чтобы она боялась и плакала. Все было так, как он желал. — Но, дорогая госпожа, в конечном итоге ты все равно моя. И твой ничтожный женишок тебе больше не поможет, — последние фразы он прошептал с упоением и особой уверенностью, но девушка неожиданно притихла, сползая вниз. «Обморок? — не поверил мужчина, но безвольно сникшее тело лишь подтвердило догадки.

Угасающее сознание из последних сил цеплялось за действительность, но все, на что обо было способно, это молиться, но не богам, а тому единственному, кто наполнял разум девушки: «Помоги, Асаха. Умоляю, спаси меня».

***

Беспросветная мгла укутала в тонкие липкие сети разум пленницы, подобно заботливой матери, спеленавшей в покрывала сонливое дитя. Она не отпускала его, прижимая к холодной костлявой груди, и пресекала любые попытки сознания вспышками прорваться в реальность. Бережно укрывая от всех невзгод, она хотела отсрочить момент, когда юная невеста всецело вернется в бренный мир и поймет, что все ее надежды превратились в прах, но кружева путины поминутно рвались. Возвращение было неизбежным.

Стук лошадиных копыт первым прорвал защиту мглы. Их звук неласково коснулся слуха, отдаваясь противным, хрустящим эхом в ушах, и девушка недовольно промычала, не желая просыпаться. Щека терлась о что-то шершавое, отчего ее неприятно покалывало, а тело покачивалось, как на беспокойных волнах. Ощущения были столь непривычными, что пробудили в Хоши инстинктивное желание скорее очнуться, и веки ее, дрогнув, медленно, с непомерным усилием, приоткрылись.

— Хм. Проснулись, госпожа, — констатировал мужской голос, и он гулко провибрировал под щекой, которую все так же продолжало покалывать.

В нос ударил запах шерсти. Аристократка тщетно попыталась собрать по крупицам мозаику из образов, но так и не смогла понять, что происходит, и кому принадлежит столь знакомый голос. Тело ее не слушалось, и она с трудом подняла глаза на говорившего, на чьем плече покоилась ее голова.

Сумерки опустились вместе с заморозками, отчего бывший еще несколько часов горячий воздух заполнился густым туманом, и он клубящимся облаком стелился по земле. Горизонт не просматривался совсем. Благо, можно было разглядеть то, что находится в нескольких шагах. Шесть вороных покорно следовали по воле всадников, осторожно ступая на твердое полотно пыльной дороги. Боевой жеребец, что провел несколько дней в стойле, смирно вышагивал, неся на своей спине хозяина и молодую аристократку. Его не заботили причины, по которым он вдруг вновь стал принадлежать Рё. Кадзе просто возвращался домой.

Девушка смотрела на покрытое щетиной лицо с едва заметными полосками шрамов и не узнавала его. Мужчина тоже смотрел на нее, но не прямо, а лишь слегка повернув к ней голову. Глаза его не выражали ничего, кроме смертельной усталости, и Хоши на мгновение даже стало жаль его.

— Вы смотрите на меня так, будто не знаете, кто я, — голос Рё прозвучал хрипло от долгого молчания.

Аристократка едва ощутимо покачала головой. Спутанное сознание начало приходить в норму, и в голове вспыхивали все новые и новые обрывки мыслей и фраз.

— Знаю. Ты — Охотник, — тихо произнесла девушка, все так же не сводя глаз с воина. Она сказала это столь прозаично и спокойно, что Рё стал сомневаться: а не пошатнулось ли душевное здоровье молодой госпожи.

— Странные вещи вы говорите, Хоши-сама. — Хоши кивнула. Конечно. Он ведь ни слухом, ни духом о пророчестве. — Кстати, — воин кашлянул, прочистив горло, — мы почти приехали. Скоро будете дома.

Аристократка апатично кивнула. Ей казалось, что она до сих пор спит, что, открыв глаза, она увидит комнату, в которой Томоко готовила её к свадьбе. Что войдет Тору-сан и покачает головой, осуждая её дрему перед церемонией. «Как безответственно, Хоши-сан! Кимоно же может помяться!» А затем она отправится в храм под веселый щебет Нобу. Её же уже совсем заждался Асаха! Должно быть, он сейчас стоит и думает: «Где же Хоши? Почему так долго?» Проснуться. Нужно скорее проснуться. Но как девушка ни пыталась жмуриться и щипать себя, сон не желал проходить.

«Не сон…» Появившаяся мысль не породила страх, боль, панику. Она просто пришла, и Хоши приняла ее, как должное. Может, Звезда, что она олицетворяла, решила просто сдаться? Принять судьбу, и не биться раненным зверем?

— Я не хочу домой, — девушка не надеялась, что она что-то изменит своей репликой. Голос её прозвучал приглушенно, словно она и не хотела, чтобы ее кто-то услышал. Рё бросил на нее настороженный взгляд, но ничего не ответил. Он напугал Хоши до глубокого обморока, когда схватил ее в доме чернокнижника, и теперь ощущал на себе вину. Не за то, что явился к ней, а за то, что не мог держать себя в руках. — Отец казнит меня, чтобы смыть позор с семьи.