— Именно это я и делаю.

— Что? — он не расслышал.

— Я спрашиваю мужчину, которого люблю — любит ли он меня?

Джон сглотнул и отвел глаза. Промолчи, твердил ему разум. Промолчи, сведи все в шутку, прекрати разговор, и беги, беги от нее подальше, пока еще можешь, пока ты не совершил непоправимого, дурак! Но вместо этого он все-таки посмотрел на нее — сияние ее взгляда обжигало — и, сглотнув, ответил:

— Любит. Всем сердцем.

========== Глава 4. Кровь не вода ==========

Не отрываясь друг от друга, они опустились на мягкую густую скользкую траву, но, будь это голые камни, вряд ли они бы это заметили. Лианна легла на спину, подставив лицо и шею поцелуям, а Джон одной рукой обнимал ее за шею, зарываясь пальцами в шелковистые темные пряди, а другой жадно, порывисто ласкал ее тело, так доверчиво и искренне откликавшееся на его прикосновения. Он забыл обо всем что было, не думал о том, что будет — в этот миг имело значение только настоящее, в котором он обнимал женщину, которая сейчас владела всеми его мыслями, чувствами и им самим без остатка.

Оторвавшись от ее губ, Джон посмотрел в серые глаза, которые сейчас сверкали ярче звезд, улыбнулся и поцеловал кончики ее пальцев, которыми она провела по его щеке и губам, а затем Лианна снова притянула его к себе и поцеловала первой, и этот поцелуй уничтожил в нем последние остатки благоразумия. Погладив ее шею, он поцеловал сначала ямку над ключицей, а потом кожу у самого выреза. Тем временем его рука скользнула вниз по талии и стройным бедрам, он потянул вверх подол ее темного шерстяного платья и нижнюю сорочку. И, хотя под платьем на ней были бриджи для верховой езды из тонко выделанной, кожи, он почувствовал, как она вздрогнула и крепче обняла его. Пальцы Джона коснулись тонкой полоски между краем бриджей и тканью платья. Ощущение теплой гладкой незащищенной кожи обожгло его желанием, но в то же время странным образом отрезвило.

Резко оторвавшись от Лианны, он приподнялся на руках и посмотрел на нее. Она была прекраснее, чем когда-либо — румянец на щеках, сияющий взгляд, розовые губы,

припухшие от его поцелуев, белая стройная шея с несколькими темными родинками, разметавшиеся по земле волосы, упругие полукружия грудей под платьем. Медленно, очень медленно, сквозь пелену не утихавшего желания, до него начало доходить, что он только что чуть было не сделал. Девушка, которая лежит сейчас на земле с задранным подолом и следами его поцелуев на своем теле — чужая невеста. Она дала слово другому мужчине, что выйдет за него замуж, а он — еще немного, и он бы обесчестил ее, и неважно, хотела ли она того же или нет. Джона прошиб холодный пот — он, всю жизнь презиравший Таргариенов за их гордыню и уверенность, что им позволено больше, чем простым смертным, оказался ничем не лучше их, и, в конечном счете, ничем не лучше собственного отца.

Лианна, уловив перемену в его настроении, тоже села, одернула юбки и пригладила волосы, а потом вопросительно посмотрела на него.

— Что случилось?

— Этого не должно было быть. Нам нельзя было делать это. Я чуть было не совершил непоправимую…

— Ошибку? — голос Лианны прозвучал хлестко, как удар бича. — Так твои слова, объятия и поцелуи, все это ты считаешь ошибкой? А любовь, о которой ты говорил мне только что — это тоже ошибка, как и я сама?

— Нет, Лианна. Даже если бы мне пришлось молчать до последнего вздоха, я бы и тогда не пожалел, что встретил тебя. Это счастье, о котором я не мог и мечтать — полюбить кого-то по-настоящему, всей душой.

Лианна, слушая его, невольно подалась вперед и наклонилась к Джону, но тот, взяв ее за плечи, мягко удержал девушку.

— Не надо. Так будет только больнее. Я всю жизнь старался поступать по чести, и, хотя у меня немного ее осталось, я не хочу, чтобы мое бесчестье навредило тебе.

— Честь? — Лианна снова разозлилась — О, да, мужчины так любят говорить о чести, только расплачиваются всегда женщины. Ты не думал о том, что уж коль скоро я была готова отдаться тебе, то была готова и принять последствия? А ты пытаешься решать за меня, как будто я ребенок! Отпусти меня!

Джон опустил руки и покачал головой.

— Я не решаю за тебя. Но ты дала слово, и из-за меня едва не нарушила его. И за это мне нет прощения. А что касается платы — то никто не знает, похитил ли принц Рейегар мою мать или она сбежала с ним по своей воле, взял ли он ее силой или по любви — знаю только, что они страна заплатила за это годами войны и многими тысячами жизней, включая их собственные. Я не хочу повторять его ошибку.

— И ты готов ради чести, ради мира и спокойствия людей, которые даже не узнают об этом, отказаться от всего?

— Да — это была ложь, не был он ни к чему готов, но не мог сейчас сказать это Лианне. Ни к чему ей знать.

— Даже несмотря на боль? На разлуку?

— Думаешь, мне не больно? Думаешь, у меня не разрывается сердце от одной мысли, что я никогда не смогу прикоснуться к женщине, которую люблю, и которая любит меня, не смогу назвать ее своей открыто, разделить с ней дни и ночи? Но другого выбора у нас нет, Лианна. Потому-то я и говорил, что-то, что произошло сегодня, было ошибкой. Возможно, промолчав, мы облегчили бы друг другу будущее, но теперь уже поздно, и нам придется с этим жить, и за это я прошу тебя простить меня.

Джон криво, болезненно улыбнулся и встал с земли, протягивая руку. Она сделала вид, что не заметила ее, встала сама и пошла к лошади, не оборачиваясь, но, уже схватившись за луку седла, вдруг вернулась и бросилась ему на шею, покрывая поцелуями его лоб, щеки, губы, подбородок, пытаясь этой отчаянной последней вспышкой страсти убедить, покорить, изменить его решение — и в первые мгновения Джон ответил на ее поцелуи — не мог не ответить. Но тяжесть ответственности — за нее, за королевство и за себя — не дала ему поддаться ей окончательно, и спустя какое-то время он нежно отстранился, а потом крепко обнял Лианну, прижимая к себе, запоминая на всю жизнь ощущение ее тела в его руках — рост, очертания, запах, упругость груди и бедер, и вкус ее губ, и напоследок поцеловал ее сам. Этим поцелуем он снова признавался ей в любви, клялся в верности и одновременно словно запечатывал некую дверь, которую они оба никогда не будут иметь права открыть.

Лианна поняла это, и, когда он разомкнул объятия, взглянула на него долгим взглядом, в котором было все — и любовь, и отчаяние, и последняя безумная надежда — а потом все же отвернулась, вскочила на лошадь и, вонзив ей шпоры в бока, пустила галопом и поскакала прочь.

========== Глава 5. Вопрос ==========

После этого разговора Джон вернулся в усадьбу Мормонтов, не замечая ничего вокруг. Он еще чувствовал на своих губах сладкий вкус ее поцелуев, а пальцы еще помнили ощущение ее кожи. Он мотал головой, точно конь, одолеваемый слепнями, пытаясь отогнать слишком свежие воспоминания и заменить их мыслями о том, что он поступил правильно и честно, но лицо Лианны, ее взгляд, полный отчаяния, не давали ему почувствовать себя правым. Всю ночь он проворочался в своей постели, пытаясь найти ответ на вопрос, правильно ли он поступил, но ответ не приходил, и Джон с тоской думал, что никто другой также не даст его. Как и много раз прежде, он остался наедине со своей совестью. Тогда она говорила ему, что делать, и как, и сурово обличала, если он поступал вопреки ее голосу — а сейчас молчала, впервые подчинившись голосу сердца.