Вслед за Джоном Мертон тоже пригласил Лианну потанцевать. Приказав музыканту играть веселое, он снова вывел девушку на середину зала, но, пользуясь правом жениха, он держался с ней куда более вольно, чем предыдущий кавалер: прижимал к себе крепче, чем позволяли приличия, склоняясь к лицу девушки, шептал ей что-то на ухо, от чего она мило краснела и смеялась, украдкой целовал ее волосы. В Джоне вдруг поднялась волна неприязни к молодому Мандерли, которая перебивала и недавнее удовольствие от танца, и естественную радость за молодую влюбленную пару. Не прощаясь, он покинул большой чертог, надеясь, что прохладный ночной воздух придаст трезвости его мыслям и вернет ему утраченное самообладание. Но от смены обстановки ему не стало спокойнее. Обрывки чувств, мыслей, воспоминаний, и смутное, опасное предчувствие бродило в нем, точно закваска в чане для эля. Джон понимал, что нужно остановить это брожение, пока оно не привело к последствиям, о которых он может пожалеть, но не чувствовал в себе для этого ни сил, ни желания. Жизнь билась в нем, несмотря ни на что. И требовала своего.
========== Глава 2. Маленький, но гордый ==========
Резная барка с вырезанным на носу водяным — гербом дома Мандерли, — приближалась к Медвежьему острову. Море было спокойным, тишину нарушали только крики чаек да скрип уключин. С каждым гребком весла Лианна Мормонт менялась, становилась все более строгой и сосредоточенной. Джону, наблюдавшему за ней с кормы, она все больше напоминала ту сердитую девочку с плотно сжатыми губами, над которой никто не посмел бы смеяться, и одновременно — женщину с боевым топором и младенцем, вырезанную на воротах усадьбы Мормонтов.
А вот Мертон Мандерли, как показалось королю, чувствовал себе не совсем уютно — несмотря на то, что ему предстояло стать ее мужем, а его детям — лордами этого острова, это была земля его невесты и преданность его стойких и суровых обитателей принадлежала ей, а не ему, чужаку, поклоняющемуся южным богам. А может быть, Джон все придумал, и молодой рыцарь просто задумался о предстоящей свадьбе.
Но гордый и скупой на красоты покой этого места сейчас не действовал на Джона. Наоборот, в его душе появлялось все больше вопросов к самому себе. Зачем он здесь? Почему он так легко согласился приехать на эту свадьбу, ведь в его присутствии не было необходимости, а для того, чтобы отдать дань старым союзам, достаточно было подарить молодым какой-нибудь дорогой подарок и поздравить их? Чем он займет оставшееся до свадьбы время? И самый главный вопрос — что он чувствует к Лианне Мормонт? На что надеется? Чего боится? Почему один взгляд на нее порождает в нем такое смятение? Только привычка скрывать свои истинные чувства, воспитанная в нем сначала уделом бастарда, потом — Ночным дозором, а после десятью годами царствования, помогала Джону держать себя в руках и ничем себя не выдавать. Но душевное состояние его оставляло желать лучшего. Все, на что хватало его усилий — это отгонять от себя истинный ответ на все эти вопросы, который витал вокруг него, точно злой призрак, и лучше всего ему помогало сосредоточиться на происходящем, не смотреть на Лианну и не замечать, что каждый раз, когда он слышит ее голос или чувствует на себе ее взгляд, внутри него становится тепло.
Слуги у ворот деревянной усадьбы Мормонтов — древнего и мощного сооружения, но все же недостаточно большого, чтобы называться замком — встретили короля с поклонами и простодушным, но сдержанным гостеприимством. Ему отвели лучшие комнаты, а за столом посадили на почетное место, в то время как хозяйка замка и сир Мертон сели ниже. Джон почувствовал себя неловко — ему вовсе не хотелось причинять кому-то неудобства, но еще один урок, усвоенный им за эти десять лет, гласил: не нарушай установленный порядок без серьезной причины. Когда-то, только став королем, он думал, что чем ближе он будет к народу, тем больше его будут любить, но со временем он понял, что простые люди, помимо милосердия, не меньше ценят в монархе его величие, и его отсвет как будто падает на их бедные и скудные жизни и возвышает их в собственных глазах. Так что, как бы ему ни было это неприятно, он носил корону, когда предпочел бы обойтись без нее, и принимал дорогие подарки от людей, которых терпеть не мог, и на пирах сидел на первом месте, поглощая еду и питье под пристальным взглядом сотен глаз, и по дороге в септу благословлял младенцев, которых ему подносили матери, и теперь Джон тоже знал — вздумай он сесть наравне с леди Мормонт, ее люди скорее оскорбились бы этим, чем обрадовались. А вот она, возможно, его бы и поняла — при мысли о внутреннем родстве с Лианной, которое он почувствовал еще на корабле, его сердце забилось быстрее, и Джон сосредоточился на еде и на том, чтобы его лицо оставалось спокойным и невозмутимым.
После ужина сир Мертон предложил партию в кайвассу. Лианна покинула их, сославшись на усталость от долгой дороги (в которую Джон не поверил), и на необходимость переговорить с мейстером (что больше походило на правду), но игра не принесла ему ни малейшего удовольствия. Наоборот, на протяжении всего времени, что он просидел с Мертоном за доской, внутри него нарастала неприязнь и раздражение. Тот на правах будущего хозяина пробовал раз или два завязать с королем светскую беседу, но видя, что король становится все более мрачен и угрюм, вскоре оставил эти попытки, и игра шла почти в полном молчании.
Джон проиграл, и это окончательно испортило вечер. Коротко попрощавшись с сиром Мертоном, он покинул большой зал, и, пока старый слуга, медленно идя впереди, вел короля к отведенным ему покоям, растравлял себя мыслями о том, что уже совсем скоро Мертон станет законным мужем Лианны, и будет по праву сидеть с ней рядом за пиршественным столом и спать в одной постели ночью, целовать, касаться, зачинать с ней детей… Он остановился как вкопанный, а старик, видимо, будучи туг на ухо, продолжал ковылять по коридору со свечой в руке. Джон, наконец, понял, почему так зол на Мертона Мандерли, и почему ему так тяжело видеть их вдвоем. Это была ревность. Он ревновал Лианну, это было неразумное, безудержное, темное чувство. Но тогда это может означать только одно — что он влюблен в нее. Да, так и есть — он влюблен. Страстно, безоглядно, как мальчишка. Потрясение было так велико, что он едва не расхохотался в голос. Влюблен! Он, вдовец и отец, доживший до седых волос в бороде, не устоял перед чарами двадцатилетней девушки, которую он помнил еще ребенком. Как это могло случиться? Почему? Ведь он почти не знает ее? Да что толку задавать вопросы, на которые нет ответов? Важно другое: что он будет с этим делать. Джон тяжело вздохнул — он знал ответ. Но от этого нахлынувшая на него радость от осознания того, что он снова любит, снова живет, исчезла. Сможет ли он, хватит ли у него сил? Не имеет значения. У него нет другого выбора. Слишком много раз он поступал против долга и чести, пора положить этому конец.
========== Глава 3. Купание ==========
Чем ближе становился день свадьбы сира Мертона и леди Лианны, тем больше времени Джон проводил за пределами замка, в полном одиночестве бродя по острову — верхом или пешим. Он прошел его вдоль и поперек, выучил и запомнил все большие и малые тропы, закоулки, чащи, деревеньки, заповедные бухточки, поляны, заросли и пустоши. Постепенно из множества тихих уголков он выбрал несколько, которые нравились ему больше других и большую часть времени между трапезами проводил там. Конечно, так было не всегда — иногда сир Мертон предлагал королю поохотиться вместе или составить ему партию в кайвассу, и Джон понимал, что его отказ будет выглядеть неучтиво, но, сидя за доской напротив соперника, он ловил себя на том, как хорошо было бы сейчас сидеть на берегу моря, пытаясь найти покой и умиротворение в тишине и одиночестве, вместо того, чтобы мучить себя ревностью и несбыточными надеждами.
