Огромная безмолвная фигура перед ней стояла, не шевелясь, и Санса занервничала еще больше.

— И еще, сир… — Она вдруг запнулась, поняв, что забыла, что хотела сказать — присутствие этого человека не то пугало ее, не то просто тревожило и лишало присутствия духа, и внутри она начала сердиться — леди Винтерфелла не должна теряться перед простым межевым рыцарем, хотя бы и победителем турнира.

Сир Флориан снова медленно кивнул и сделал рукой успокаивающий жест, точно показывая, что все понимает. Санса поняла, что разговор — если это можно так назвать — окончен, и нашла в себе силы светски улыбнуться и кивнуть ему в ответ. Она уже открыла рот, чтобы сказать что-то вежливое и отпустить собеседника и почти сделала шаг к выходу из богорощи, как вдруг он склонился к ней, быстрым, почти неуловимым движением взял ее за руку и на мгновение прижал ее к губам под капюшоном, а затем так же быстро отвернулся и пошел прочь, так и не произнеся ни звука.

Ноги Сансы будто приросли к земле, и, вместо того, чтобы вернуться в замок, она стояла, сжимая и разжимая кулаки, кусая губы и ощущая, как лицо заливает краска. Его мимолетный порыв вызвал в ней такой вихрь ощущений, что она была просто не в силах прямо сейчас идти на кухню, в солярий или еще куда бы то ни было, отдавать приказы и отвечать на вопросы. Кто он — этот человек, чье лицо она ни разу не видела, но прикосновение чьих губ она до сих пор так остро ощущала на тыльной стороне ладони? Почему он сделал это — он, кто, по его же словам, сказанным Рикону, принял на себя обет воздержания вплоть до того, чтобы не говорить с женщиной, пока не искупит неведомые грехи? За время турнира, да и до того множество мужчин целовали ее руку — простой жест учтивости с обеих сторон — так почему же от этого поцелуя у нее уши горят, как у девочки, с которой такое случилось впервые? Это были вопросы без ответов, а даже если ответ на них и был, Санса не хотела его знать. Во всяком случае, сейчас. Несколько раз глубоко вздохнув, она заставила себя успокоиться, и, подавив желание коснуться пальцами другой руки места поцелуя, Санса поняла, что пришла в себя достаточно, чтобы по ее лицу никто ничего не заметил. Что касается сира Флориана — тут ей остается надеяться на его благородство и благочестие, но все же ей почему-то казалось, что он не будет болтать об их беседе наедине.

Сандор несся через двор со всей скоростью, какую мог себе позволить, не вызывая подозрений. Хорошо хоть под капюшоном никто не может видеть его лица — он был уверен, что оно у него горит как у мальчишки, который впервые увидел голую женщину. Да он и ощущал себя мальчишкой, глупым мальчишкой. Там, в богороще, они впервые за все время, что он здесь, остались наедине, и Санса вдруг снова превратилась из живой женщины во всполох мучительно желанного сияния. Он едва слышал, что она говорила — кажется, что-то про Неда, — его хватало только на то, чтобы кивать. На самом деле он изо всех сил сдерживался, чтобы не содрать с головы дурацкую тряпку, и не рухнуть перед ней на колени, вымаливая прощение за свой обман — или наоборот, сгрести ее в объятия и целовать без остановки. И, уже когда она собралась уходить, он не сдержался. Прикосновение к ее теплой коже, даже мимолетное, почти разбило вдребезги все его намерения таиться, ждать и наблюдать за ней, стараясь угадать, что у нее на сердце. Сколько еще он продержится? Сколько еще сможет изображать из себя равнодушную каменную глыбу, в то время как его сердце начинает биться быстрее, стоит ему увидеть ее? Долго так продолжаться не сможет. Он откроется ей во всем, и тогда… Да будь что будет, гори оно все в пекле!

***

— Курятина с миндалем превосходна, миледи. Позвольте мне выразить свое восхищение столь радушным приемом.

— Благодарю вас, лорд Тирион — губы Сансы послушно изогнулись в улыбке, в глубине души его похвала если и потрафила ее тщеславию хозяйки, то разве что чуть-чуть. Впрочем, они действительно расстарались на славу, менее чем за сутки сумев подготовиться к приезду высокого гостя: его покои были роскошнее комнат Рикона и ее собственных, повар превзошел самого себя в обилии и необычной для Севера изысканности еды, на стол поставили лучшие вина. Тут она могла быть спокойна, в отличие от остального. Санса по просьбе Тириона не стала устраивать пира, и они ужинали в Малом чертоге вчетвером с Риконом, Теоном и Джейни. Разговор поддерживали главным образом Тирион, с воодушевлением (Санса не исключала, что напускным) рассказывавший о делах в столице, о драконах, о своем путешествии, и Рикон, с открытым ртом и искренним любопытством слушавший эти рассказы. Она сама говорила не больше, чем того требуют приличия, Теон изредка поддакивал, а Джейни так и вовсе не поднимала глаз от тарелки и молчала. Иногда Тирион задерживал на ней взгляд, и Санса начинала ощущать себя неловко в открытом нарядном платье, ей хотелось закутаться в шаль или переодеться — а ведь не так давно куда более откровенные взгляды совершенно посторонних мужчин не только не смущали ее, а даже радовали!

— Насколько вы решили осчастливить нас своим присутствием, милорд? — вопрос, вполне справедливый от хозяйки дома, раз уж хозяин не побеспокоился о таких мелочах.

— Я пробуду здесь не более трех дней, леди Санса. Драконов опасно оставлять в одиночестве надолго. После я отбуду в Застенье, где проведу, наверное, не менее десяти дней, а, может быть, и больше, кто знает, и на обратном пути также надеюсь остановиться здесь, в Винтерфелле.

— Мы почтем за честь принять вас, милорд.

— А я почту за честь еще раз увидеть вас, миледи.

На второй день пребывания Тириона Ланнистера в Винтерфелле Санса поняла, что неосознанно избегает оставаться с ним наедине. Разумеется, она не давала ему заметить этого — с ее стороны такое поведение было бы непростительной грубостью, но долго так продолжаться не могло. Если между ней и лордом Тирионом должен состояться известный разговор, то чем скорее, тем лучше, и пригласила его взглянуть на свою вышивку.

— Оставьте нас — приказала она, входя в рукодельную, где Джейни и две девушки-служанки перематывали нитки.

Санса проследила за тем, чтобы последняя выходившая служанка плотно закрыла за собой дверь, и обернулась на Тириона: тот, стоя перед огромным пяльцами, внимательно разглядывал начатую голову второй гончей.

— Какая впечатляющая работа, миледи. Еще в Красном замке ходили слухи, будто вы весьма искусны в рукоделии, но никто не имел возможности убедиться в этом лично, а теперь я вижу, что эти слухи преуменьшили ваш талант.

— Благодарю вас, лорд Тирион — он бросил на нее быстрый взгляд разномастных глаз, и Сансе тут же показалось, что ее благодарность прозвучала слишком сухо и вымученно.

— Не будем ходить вокруг да около, леди Санса. Я всегда ценил ваш ум, и не вижу поводов сомневаться в нем сейчас, иначе вы не позвали бы меня сюда, чтобы побеседовать наедине. Во время нашей последней встречи я предложил вам брак. Тогда вы отказались по причине более чем уважительной. Теперь же, как я понимаю, вы уверились в том, что Сандор Клиган мертв, а, следовательно, вы ничем не связаны и вольны выйти замуж снова. Это дает мне надежду на то, что второй раз мое предложение будет встречено более благосклонно.

Санса кивнула и подошла к нему ближе. Против ожиданий, ее не захлестывало волнение, ожидание или страх, разве что было несколько неловко разговаривать с возможным вторым мужем, стоя рядом со столь ярким напоминанием о первом… «И любимом» — горечь снова плеснула в сердце. Разумеется, Санса знала, что, согласившись выйти замуж повторно, ей вряд ли стоит рассчитывать на любовь. И все же надежда на это — или на чудесное возвращение Сандора? — до сих пор тлела где-то в самой глубине ее души как уголек.