Сердце Сансы забилось быстрее, колени ослабели: вот он — миг, когда, она может и должна попытаться — больше такой возможности ей не представится. Она была рада, что Жанеи с ними в этот вечер не было — ей нездоровилось.

— О, миледи — выдохнула она — я не смею просить вас о такой милости… Но, если бы вы могли хоть как-то помочь мне, я буду готова на все ради вас, сделаю для вас все что угодно! — слова, которые произносил рот Сансы, звучали напыщенно и фальшиво, но чувства, который ей двигали, были подлинными.

Леди Дорна начала колебаться:

— Я не знаю, могу ли… имею ли я право… и должна ли. Видите ли, дорогая, вы, конечно, леди по рождению, но ведь вы здесь не совсем гостья…

— Да, миледи — Санса смиренно склонила голову. — Я покорна воле его милости короля, десницы и Малого совета. Я от крови предателя, но я клялась в верности короне и не нарушу эту клятву. И ведь сир Киван не запрещал мне выезжать из замка…

— Да, да…, но ведь вы ездили только в Ланниспорт, не так ли? И с охраной.

— Верно, миледи. Но ведь, если я отправлюсь навестить мужа, я не покину предела Западных земель, и вы сами сказали, что этот замок не так уж далеко.

Дорна Ланнистер задумчиво нахмурилась и выпятила нижнюю губу — в ее душе сочувствие и желание помочь Сансе явно боролись с необходимостью подчиняться воле мужа и его брата, пусть даже последний был уже мертв. Время ожидания показалось Сансе бесконечным, когда леди Ланнистер, наконец, вздохнула, и положила руку на плечо своей гостьи-пленницы:

— Ну хорошо. Думаю… думаю, я смогу вам помочь увидеться с мужем… Худа из этой затеи не выйдет. Но, леди Санса, если вы не оправдаете моего доверия…

— О, миледи! Я никогда не позволила бы себе подобного бесчестья по отношению к вам! — Санса говорила взволнованно, пылко и на этот раз искренне — сейчас она была до глубины души признательна второму человеку из дома Ланнистеров, который проявил к ней доброту. — Я сделаю все, как вы велите — клянусь вам в этом старыми и новыми богами, клянусь… клянусь самим Неведомым — от этого имени по спине Сансы прошел холодок, и она закончила уже тише.

— Ну-ну, что вы, дорогая, не нужно подобных клятв — леди Дорна даже немного опешила от столь бурного выражения чувств обычно спокойной и сдержанной девушки. - Вашего слова мне вполне достаточно. Сейчас уже поздно, а завтра я поговорю с сиром Бенедиктом, и мы постараемся что-нибудь придумать. А сейчас вам стоит успокоиться и идти к себе.

Санса была так взволнована, что не сразу смогла уснуть, и долго вертелась на постели, обдумывая отъезд. В голове у нее мешались мысли о том, как она увидится с Сандором после их ссоры и расставания — воспоминания об этом все еще жгли ей душу; смутные, неопределенные планы на будущее, которые позволят им ускользнуть из лап королевы и Ланнистеров и уберечь от них свое еще не рожденное дитя. Но самой неприятной из этих мыслей — Санса настойчиво гнала ее от себя, но ничего не получалось — была о том, что этим вечером дочь Эддарда Старка дала ложную клятву, которую собиралась нарушить. Это порождало в ней муки совести — в конце концов, леди Дорна была добра к ней и не заслужила такого обращения, а все полученное Сансой воспитание восставало против того, что она собиралась сделать. Но, если она останется пленницей — покорной и послушной — то не приведет ли это к тому, что ее заставят отречься от мужа, которому она также клялась в верности всеми богами? Если бы ее клятвы можно было взвесить на весах — какая выйдет тяжелее? Ответа на этот вопрос не было, и Санса заснула с тяжелым сердцем, еще не зная, что эта тяжесть теперь останется с ней навсегда.

***

Сандор сидел у очага в большом зале и потягивал эль. Вечера становились все холоднее, а дрова приходилось беречь — даже если ему не суждено здесь жить, сир Бенедикт не поставил ему никаких сроков, так что еще неизвестно, когда он покинет Клиган-холл. Руки и ноги побаливали от усталости: ощущение было непривычным для него, привыкшего к поединкам, турнирам и походам. Оказалось, что быть лордом — труд ничуть не меньший. Каждое утро, после скудного завтрака он выслушивал отчеты мейстера, потом они вдвоем решали, как лучше распорядиться имеющимися деньгами, и все равно большой мешок золотых драконов, взятый Сандором с собой из Утеса Кастерли слишком быстро становился все легче и легче.

Да, он мог теперь не тревожится — крестьяне не умрут зимой с голоду, хотя им придется сильно затянуть пояса. В замке еды тоже хватит, хотя и еле-еле, и новых слуг нанять не получится, так что всем троим придется работать не покладая рук. Он и работал — охотился, помогал чинить поломанную мебель, дома и изгороди, отстраивать сожженные амбары и сараи, делать рыбные садки в речке, подновлять сам замок, наконец. Кроме этого он старался каждый день выезживать свою лошадь, чтобы не застаивалась и подолгу тренировался с мечом, копьем, топором и молотом во дворе, чтобы не забывать, кто он в первую очередь.

Из своей маленькой детской спаленки Клиган переселился в бывшую спальню матери, пользовался ее солярием и даже потратился на единственную дорогую вещь для себя — заказал у хорошего плотника в Ланниспорте кровать: достаточно длинную, чтобы вытянуться на ней во весь рост, достаточно широкую, чтобы вместить двух таких мужчин, как он, и достаточно прочную, чтобы выдержать любые постельные утехи. О последнем Сандор старался не думать — Пташку к нему не отпустят, на это можно не рассчитывать. Отвлекаться на какую-нибудь деревенскую бабенку или шлюшку из города ему больше не хотелось — с этим было покончено, так что оставалось работать до упаду, чтобы усталость заглушала похоть — или помогать себе рукой, когда желание не удавалось побороть. Похожие друг на друга дни постепенно сливались в один, и время отмеряли только письма от Сансы, которые ему приносил мейстер. В них она писала о всяких глупостях, которые сами по себе были тем самым светским чириканьем, которое он терпеть не мог, но это были строчки, написанные ее рукой — и Сандора грела мысль, что Санса тратила время, чтобы написать все это для него.

Вот и сегодня мейстер как обычно принес ему запечатанный красным сургучом лист и, как обычно, оставил «милорда» одного, уже выучив его привычки. Сандор сидел на стуле у очага с кружкой домашнего эля и растягивал удовольствие, предвкушая тот миг, когда он взломает печать и погрузится в чтение, мысленно рисуя себе, как его жена сидит за столом, и, склонив свою красивую голову, быстро и аккуратно водит пером по листу. И, может быть, в это время она думает о нем — о своем Псе, который здесь, за много лиг от нее, ждет от нее вестей. Наконец, он допил эль, отставил кружку в сторону и распечатал письмо. На этот раз оно было коротким, но Сандору потребовалось прочитать его трижды, прежде чем он до конца осознал написанное. Ровным четким почерком на листе дорогой бумаги было выведено:

Дражайший супруг!

Сир Бенедикт Брум по приказу леди Дорны Ланнистер согласился на некоторое время отпустить меня к вам в Клиган-холл. Меня будет сопровождать отряд домашней гвардии Ланнистеров, и, милостью богов, я надеюсь прибыть к вам на следующий день после того, как ворон принесет вам это письмо. Я жду нашей встречи с нетерпением.

Преданная вам,

Санса Клиган.

«Я жду нашей встречи с нетерпением». Эти слова снова и снова звучали у него в голове. Санса. Его Пташка. Она приедет. Она — слабая, робкая, запуганная — сумела обвести вокруг пальца и подозрительного сира Брума, и эту клушу леди Дорну. «Седьмое пекло» — с веселым и растерянным смехом вырвалось у Клигана — «с кем же это я связался?». У него едва не кружилась голова: после их ссоры, его недоверия и сомнений, ее слез и холодности, после того раза, когда она нечаянно унизила его вырвавшуюся наружу страсть к ней — он все равно надеется на лучшее. Это Санса — ее письма, ее внимание, ее приходы в тюрьму, то, что она добровольно отдала ему свое девичество, и то, что она сумела вырваться из Утеса ради него — это она подарила ему эту надежду. Безумную, невозможную, глупую — но живучую. «Все мужчины дураки и рыцари, когда дело касается женщин» — вдруг всплыло в памяти Клигана. Что это, откуда? Да не все ли равно?