Наконец, уже перед сном, она села за стол, положила перед собой чистый лист заморской бумаги, перо, чернила, и задумалась об ответе. Ее письмо прочитают, в этом можно не сомневаться — а значит, придется скрывать то, что она хочет сказать на самом деле, и надеяться, что Сандор сможет догадаться. Письмо заняло у Сансы немало времени, ей пришлось выбросить несколько черновиков, но, в конце концов, все было готово. Перечитывая его, прежде чем запечатать, Санса удовлетворенно улыбнулась — как знать, может быть, эта переписка примирит их скорее, чем разговор лицом к лицу, и поможет обоим лучше понять друг друга на расстоянии. В ту ночь она спала мирным глубоким сном без сновидений.

***

День выдался холодный, ветреный, но сквозь тучи иногда проглядывало солнце. Сандор в полном одиночестве завтракал в большом зале. От усилий, которых требовало пережевывание перезрелой репы, уже начинало ломить челюсти, да и мучиться животом ему придется как пить дать. Впрочем, жаловаться нечего, хорошо, что в замке и деревне вообще осталась хоть какая-то еда.

При свете дня замок выглядел более грязным и запущенным, чем в его первый вечер здесь. Вчера они с Леннартом осмотрели все кладовые, а потом мейстер уже без него обошел каждый деревенский дом и записал, сколько кто может отдать из припасов. Положение в Клиган-холле было не ахти. Пшеницы осталось мало, овса и того меньше, ячмень остался только посевной. Мясо дезертиры съели все, до последней курицы, а значит, в деревне теперь не было ни яиц, ни молока, не говоря уже о вине, фруктах и сыре. В кладовых у временного лорда была только репа да лук — и то, что запасов этих хватило бы до конца зимы, Сандора нисколько не радовало. Григор, чтоб его в пекле сгноили, даже не подумал позаботиться о еде, дровах, хворосте и всем остальном. А теперь всем этим придется заниматься ему, Сандору. Да уж, не хотел он тратить свои турнирные деньги, но ничего не поделаешь, иначе он здесь умрет с голода.

Больше всего его злила не необходимость думать обо всей этой хрени, а то, что, как бы он ни старался, эта земля все равно достанется кому-нибудь другому — надушенному лорденышу, домашнему рыцарю, который сумел выслужиться или младшему сыну, который приедет сюда на все готовое, а его, законного наследника, вышвырнут пинком под зад. Так какой толк делать хоть что-то? Не проще ли купить несколько бочек вина в Ланниспорте и напиться до бесчувствия, до отупения, до того, что перестаешь ощущать тепло, холод, ход времени и собственное тело? Так, по крайней мере, он не будет чувствовать ни злости, ни одиночества, ни тоски.

Его мысли прервало неловкое покашливание. Мейстер стоял в дверях, и от одного его вида — смущенного и виноватого — репа встала комом в горле.

— Прошу прощения, что прерываю вашу трапезу, милорд. Вам письмо.

— Давай сюда.

Леннарт мелкими шажками приблизился и протянул Сандору свиток. Интересно, от кого оно? Сир Бенедикт отзывает его назад? Или решил порадовать очередными приказами, в случае невыполнения которых голову Клигана насадят на пику? Письмо было запечатано знакомой печатью из красного сургуча со львом, но, когда Сандор развернул бумагу и начал читать, то почувствовал, как губы растягиваются в неуместной улыбке, и с трудом подавил ее. Дочитав письмо, он свернул его и сунул за пазуху дублета, после чего кивнул мейстеру, отпуская его, и вышел из зала.

Он шел по двору, и не сразу заметил, что насвистывает какую-то глупую песенку, то ли «Медведя и прекрасную деву», то ли что-то еще. Во дворе мальчишка-слуга чистил и драил, сгребая мусор и лошадиный навоз, и Сандору стоило больших усилий не улыбнуться ему, хотя губы уже покалывало от попыток сдержаться. И странное дело — день как будто стал светлее, а свежий воздух приятно обдувал лицо.

В конюшне было тихо, тепло, и чисто. Немного пахло сеном, соломой и лошадьми. Сандор рассеянно потрепал лошадь по морде и уселся на сваленные комом в углу старые попоны. Он ощущал себя странно, и это заставило его спрятаться здесь ото всех с кусочком бумаги. Он достал письмо из-за пазухи и перечитал, теперь улыбаясь уже во все лицо, благо тут никто не мог его увидеть:

«Дорогой супруг,

Благодарю вас за присланное письмо и за известия о вашем здоровье. Исполняя вашу просьбу, пишу вам в ответ. Я здорова и всем довольна, и ничто меня не огорчает и не тревожит, кроме вашего отсутствия и того, как мы расстались. Остаюсь, с надеждой на ваш ответ и ваше возвращение,

Ваша жена Санса».

Сандор несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул. Всего несколько строк, а его уже распирает от глупого абсурдного веселья. От того ли, что их последняя ссора не давала ему покоя, или от того, что в глубине души он не надеялся на ответ? И если она ответила, может быть Пташка все-таки что-то к нему чувствует, а если так — он может позволить себе впервые в жизни — надеяться? Сандор позволил себе еще некоторое время предаваться этим приятным и глупым мыслям, но дела не могли ждать, придется покинуть свое убежище и снова изображать из себя сурового лорда и хозяина.

С тех пор их переписка стала постоянной, хотя и не очень частой. Сандор отвечал каждый раз, хотя и очень кратко, и Санса порой сердилась, что он так мало говорит о своей жизни в родовом замке. Сама она писала от раза к разу все более длинно и подробно — о себе и леди Дорне, о погоде, вышивке, охоте, да и просто обо всем. Порой ей самой это казалось чепухой, глупым чириканьем, но Сандор каждый раз просил в ответных письмах писать подробнее, и она старалась.

Так прошло четыре недели. Недомогание Сансы становилось то сильнее, то слабее, но до конца не проходило. Каждый день она говорила себе, что пойдет к мейстеру, и каждый день откладывала, сама не зная почему, может быть, надеясь, что все пройдет само собой. Сонливость она списывала на приближающуюся зиму, приступы тошноты — на плохого повара, на запахи не обращала внимания. В своих письмах к мужу она об этом тоже не упоминала, не желая его тревожить, тем более, что он, находясь десятки лиг от нее, все равно не смог бы ничем помочь. Однажды вечером, после того, как ее стошнило только что съеденным ужином, Санса твердо решила, что завтра же сходит к мейстеру Холворту. Вдруг она и правда серьезно больна? Любопытно, о чем он будет ее спрашивать. Наверное, о том, что она ела и пила в последнее время, всегда ли ее лунные дни случаются через равные промежутки. Санса задумалась, и вдруг поняла, что крови у нее давно уже не было, последний раз — еще до того, как Сандора посадили в темницу.

Понимание приходило к ней медленно, охватывая, точно дрожь на холодном ветру. Колени внезапно ослабели, и она села на кровать. Все то, что по отдельности ничего не значило, вместе могло означать только одно — она носит ребенка. Ребенка Сандора. Его сына или дочь. Санса почувствовала себя счастливой. Ей удалось, у нее все получилось. Если она родит своему мужу ребенка, их уже не смогут разлучить. На короткий сладкий миг она забыла все, не имело значения, что они — заложники без титулов, денег и земель, что вокруг идет война, что зима приближается, что будущее неопределенно и может таить в себе какие угодно беды и опасности — главным было то, что у них будет дитя.

Но упоение счастьем было очень недолгим — из глубин памяти, точно мутный осадок, поднялись предостережения Черной Рыбы. Он прав, Санса — единственный выживший потомок Эддарда Старка, она наследница Винтерфелла и Севера, и ее ребенок, от кого бы он ни был — тоже. Знатные лорды в высоких замках продолжают играть, и она, Санса Клиган, и ее неродившееся дитя — все еще фигуры в этой игре. «Что же мне делать?» — снова и снова спрашивала себя Санса. Теперь она боялась мейстера, зная, что он сообщит леди Дорне, боялась леди Дорну, потому что она не утаит ничего от сира Кивана, боялась сира Кивана, потому что он непременно сообщит обо всем королеве Серсее, и пусть никто из этих троих, кроме королевы, не желает ей зла, для них семья Ланнистеров и ее выгоды всегда будут важнее какой-то заложницы с ребенком.