Почему-то вдруг вспомнились его прежние шлюхи. Воспоминания были полустертыми, смутными. Свою первую он вспомнил еле-еле. Ему было тринадцать, и он получил свои первые деньги как оруженосец. Нескольких звезд хватило на то, чтобы поесть и выпить в дешевой таверне, а за две последних служанка поднялась с ним наверх в комнату с грязной подстилкой и, не раздеваясь, легла, раздвинув ноги. Когда Сандор стал выигрывать призы на турнирах, ему стали доступны бордели получше. В конце концов, в Королевской гавани он облюбовал себе один из них — средней руки, с чистыми постелями и нестарыми еще женщинами. В свободные вечера он приходил туда, методично напивался, потом выбирал любую из тех, кто крутился в общем зале, приходил в ее комнату, и, не дожидаясь, пока она разденется, поворачивал к себе спиной и делал свое дело. В этом борделе уже знали его вкусы, и потому ни одна из тех, кому он платил, не пыталась изображать удовольствие, стонать или ласкать его.

Клиган тряхнул головой и нахмурился. Стоит тут, как идиот, думает о шлюхах, одновременно пуская слюни на Пташку, а в голову лезет всякая муть и чушь из ее глупых песенок. Просто ему хочется потрахаться, только и всего. Но вместо того, чтобы грубо разбудить ее, он осторожно приподнял край подола и потянул его вверх. Пальцы касались ее теплой кожи, и с каждым дюймом ее наготы росло его возбуждение и нетерпение, но руки его двигались все медленнее. Наконец, он задрал рубашку чуть ли не до самой шеи. Санса спала — все так же сладко и невинно, явно не подозревая, что рядом с ней изнывающий от вожделения урод. Неожиданно для самого себя он наклонился и накрыл губами чуть выступающую косточку на бедре. И тогда она проснулась.

— Ты… — раздался полувздох-полушепот. Санса открыла глаза, и увидела его, склонившегося над ней. Мгновение спустя она заметила и свою ничем не прикрытую наготу, и его возбуждение. На щеки плеснуло жаром, но полутьма комнаты сделала это незаметным, и Санса, поняв, что отступать некуда, села в постели, чтобы снять с себя сорочку. Сандор тоже выпрямился. Какое-то время они просто рассматривали друг друга — молча, не двигаясь. Наконец, Санса — робко, как всегда — протянула руку и положила ему на грудь. Пальцы скользнули вверх, вниз, по плечам, потом по поджарому боку, по твердому животу — но тут она в смущении отдернула руку. Все так же, не произнося ни слова, он придвинулся ближе, и она покорно откинулась назад на подушки, притянула его к себе за плечи, приподнялась для поцелуя, согнула разведенные ноги в коленях и приняла его в себя, чуть-чуть подаваясь навстречу.

Это было не похоже ни на одну из их прошлых ночей. Санса больше не чувствовала боли — видимо, ее тело, наконец, привыкло к происходящему. Ее неловкость и неопытность почти не мешали ей, и она испытывала — нет, не то наслаждение, о котором они, бывало, с тайным предвкушением пополам со страхом шептались с Джейни — но что-то, что было ближе к нему, чем ее ощущения в первые дни. Они как будто меньше стали прятаться друг от друга — не боялись смотреть в глаза, она не думала все время о том, правильно ли себя ведет. Теплые волны словно прокатывались по ее телу, расходясь от низа живота, и каждая последующая была все сильнее и глубже. Наконец, она услышала хриплый стон и ощутила пролившееся внутри себя семя. Тяжело дыша, Сандор приподнялся на локтях, отодвинулся и лег рядом. Какое-то время они молчали, а затем он спросил:

— Пташка… тебе все еще больно, когда я тебя трахаю?

— Нет, милорд.

— Прекрати называть меня так.

— А что если не прекращу? — лукаво улыбнулась она.

— Тогда я покажу тебе, что такое не слушаться мужа.

— Как прикажете, милорд.

— Я же велел тебе прекратить называть меня лордом — голос Сандора зазвучал сердито.

— Простите, милорд.

Он приподнялся на локте и посмотрел на Сансу — она улыбнулась ему в ответ, и он понял, что она его поддразнивает. Санса улыбалась — ей давно не было так легко и хорошо. Почему она раньше не догадалась — улыбнуться, пошутить, рассмешить? Да, ее муж почти всегда держался угрюмо, но она же знала, что он способен оценить хорошую шутку — еще с тех пор, как он обозвал сира Бороса Блаунта «лягушкой в полоску». Санса не успела как следует додумать свою мысль, как вдруг Сандор обхватил ее за талию и втащил на себя, заставив оседлать его бедра, словно бока скакуна. Упираясь руками о его грудь, она приподнялась и поймала взгляд Клигана. Сейчас его глаза были похожи на грозовое небо, прочерченное молниями, и от его обнаженного и обжигающего взгляда по ее телу вдруг прошла странная волна — сладости, напряжения и смущения одновременно. Сердце забилось сильнее, кровь застучала в ушах, по спине побежали мурашки. Она хотела прекратить это странное состояние и в то же время желала окунуться в него целиком. Не в силах выносить это дольше, Санса напряглась, прикрыла грудь волосами и отвернулась, чувствуя, что краснеет. А спустя какое-то время почувствовала, как его руки спокойно приподняли ее, а мужское тело под ней отодвинулось. Когда она, наконец, осмелилась снова поднять глаза, Сандор уже лежал к ней спиной и как будто спал.

В паху у него все ныло от возбуждения, но куда сильнее неудовлетворенности была внутренняя боль. Да что он себе возомнил! Да, Пташка научилась терпеть его и не прятать глаз. Но как он мог даже допустить, что она когда-нибудь на самом деле захочет его, что она будет наслаждаться его ласками и будет отвечать на них не только потому, что ей так велит долг жены? Размечтался, урод. Помни кто ты есть. Не мечтай о том, чего тебе никогда не получить — ее любви и преданности. Ты — мужик, у тебя есть потребности, а она — женщина, которая может и должна их удовлетворять. Вот и все. А всю эту чушь про взаимную страсть и близость надо выкинуть из головы, или она убьет тебя быстрее, чем лихорадка от грязной раны.

Но надежда, которую он могучим усилием пытался уничтожить, не поддавалась, шептала тихим голосом где-то в уголке души — зачем ты врешь себе? Ты все равно будешь надеяться на то, что однажды добьешься ее. Все равно будешь искать в ее лице, глазах, движениях тела, вздохах ту искренность, тог огонь, который сжигает тебя, и который ты так жаждешь разделить с ней. Все равно будешь тосковать, ревновать ее ко всем и каждому и злиться, замечая ее холодность и сдержанность.

Санса не понимала, что произошло. Очевидно, что все дело в ней. Она что-то сделала не так, чем-то обидела его. Или не сделала чего-то, чего Сандор от нее ждал. Выходит, она плохая жена, ведь, будь она хорошей, муж был бы ей доволен. Даже такой муж, как Сандор Клиган. По телу снова прошел озноб — на этот раз от холода. Внезапно ощутив неуместность своей наготы, она натянула рубашку, стараясь не касаться его. Некоторое время спустя Санса поняла, что уже не заснет, и осторожно спустила ноги на пол, не решаясь позвать служанку, чтобы та помогла ей с одеванием, как обычно. Но все ее попытки не шуметь оказались тщетными — Сандор рывком почти выпрыгнул из постели, и тоже начал одеваться, стоя к ней спиной, торопливо и как-то озлобленно. Молчание — нехорошее, опасное — нарушалось только шорохом ткани и позвякиванием пряжек и застежек. Санса почти закончила одеваться, когда обнаружила, что не может сама затянуть шнуровку на спине. С внутренней дрожью она тихо спросила:

— Не поможете ли мне с платьем, милорд?

Тот посмотрел на нее как раньше — гневно, злобно, и усмешка скривила его рот:

— Что, Пташка, продолжаешь притворяться?

— О чем вы? — она растерялась. Оказывается, она уже успела отвыкнуть от злости и ярости в его глазах.

— Сама знаешь о чем. Можешь делать невинное личико сколько хочешь, но меня тебе не обмануть.