— Ты прячешься за этим «милордом», думая, что это слово — щит, который закроет тебя от меня.

— Ни от кого я не прячусь.

— Врешь — уже второй раз за один день. Ты боишься, меня, Пташка.

Он повернулся к ней, и в темноте Санса не могла видеть его глаза, и это вправду напугало ее. Надо было как можно быстрее нарушить это молчание, в котором время замедлялось, а воздух наполняло предвкушение чего-то одновременно страшного и сладкого.

— Я не думаю, что наш брак — случайность - медленно произнесла она.

— Почему? Если бы в тот день мальчишка не вздумал подшутить над твоей родней, или если бы лорд Тайвин оказался поблизости, моя голова уже давно гнила бы на пике, а твоя хорошенькая головка согнулась под тяжестью короны.

— Я верю, что боги заботятся о нас, и что у каждого у нас есть своя судьба.

— Маленькая Пташка продолжает чтить богов, да? После всего, что ты видела, все еще веришь, что Отец справедлив, а Матерь милосердна?

— Не надо говорить со мной как с ребенком, сир. Да, я верю в богов.

Темная фигура рядом с ней хрипло рассмеялась.

— Волчица показывает клыки? Посмотрим, как сильно ты кусаешься, девочка. Что до богов — ты же северянка, верно? У вас там молятся деревьям, при чем здесь Семеро?

— Мой отец был северянином, но матушка выросла в Речных землях, и принесла с собой веру Семерых — к горлу, как всегда при воспоминании о родителях, подкатил ком, голос задрожал.

— И ты молишься и тем, и другим, надеясь, что хоть кто-то услышит. Может, так и надо… Эй, ты что? Плачешь?

Санса замотала головой, чтобы не выдать себя. Только не перед ним, не перед этим ни во что не верящим, ненавидящим все озлобленным человеком, с которым она теперь связана на всю жизнь!

Тень придвинулась, а затем она очутилась в его объятиях. Грубая ткань дублета колола щеку, и, вдохнув ставший таким знакомым запах — шерсти, кожи, пота, лошадей, вина и его собственный, — поняла, что успокаивается. Руки Сандора по-прежнему держали ее, макушкой она ощущала его дыхание.

— Все еще боишься меня, Санса? — почти прошептал он.

— Нет — ответ прозвучал приглушенно.

— А сейчас? — мозолистые пальцы привычным жестом ухватили ее за подбородок и подняли лицо кверху.

— И сейчас нет.

— А теперь? — Сандор придвинулся так близко, что она могла почувствовать запах пряностей и меда в его дыхании.

— Нет. А ты боишься меня?

— С хрена ли мне тебя бояться?

— Кто знает — она тоже понизила голос, и что-то в его ответе открыло ей, что она угадала правильно, а еще — что сейчас он в ее власти, как тогда, в ночь битвы при Черноводной, только сильнее.

— Как странно — каждый раз, когда мы с тобой возвращаемся с турнира, разговор сворачивает на какую-то хрень — Сандор говорил мягко, неторопливо, и даже скрежет металла о камень в его голосе был почти незаметен.

— Может, все дело в звездах?

— Может быть. А может, в вине. Или в том, что мы с тобой здесь одни.

— Я никому не рассказала.

— Что не рассказала?

— Твою тайну, Сандор.

Руки сжали ее крепче.

— Боялась, что я убью тебя? — с этими словами он одной рукой отбросил с плеча ее волосы и легонько поцеловал Сансу в шею.

— Да. И нет. Я чувствовала, что ты доверился мне, и поэтому молчала.

— И все же ты боялась — теплые, чуть липкие мужские губы продолжали осторожно касаться ее — подбородок, щека, висок.

— Ты меня пугал.

Он резко отодвинулся от нее и смотрел сверху вниз, тяжело дыша. Санса, повинуясь все тому же чутью, подняла руку, и погладила щеку Сандора. Он стоял все так же молча, не шевелясь, и Санса поняла, что это ее рука удерживает мужчину — от чего? От того, чтобы отпустить ее или от того, чтобы продолжить поцелуи? А чего она сама хочет сейчас?

После долгого молчания Сандор сказал совсем другим голосом:

— Пальцы у тебя совсем ледышки, леди-жена. Залезай в повозку, нам пора возвращаться.

Остаток пути оба они не проронили ни слова, и только засыпая рядом с тихо похрапывающим Сандором, Санса ощутила укол разочарования от того, что волшебство, овладевшее ими под звездами, снова растаяло, ничем не закончившись.

========== Глава 14. Хлеб ==========

Следующую неделю Сандор провел в постели. Санса старалась не отлучаться от него, и эта была самая тяжелая неделя с тех пор, как она лечила его после бичевания у септы Бейелора. Иногда ей даже хотелось, чтобы он потерял сознание. Тогда она поняла, что есть люди, не созданные для безделья и покоя, и оставаться долго на одном месте для них – пытка. Сандор Клиган оказался именно таким, и теперь, когда он вынужден был лежать целыми днями, его и без того тяжелый характер стал и вовсе невыносимым. Она молчала и старалась угодить ему – а что ей еще оставалось? Он ворчал, ругался, требовал одну за другой бутылки вина, снова ругался, не желал пользоваться ночным горшком, а упрямо хромал в нужник, держать за стену, и скрипя зубами от боли, и отказывался следовать указаниям мейстера. Так продолжалось уже четвертый день, когда она, наконец, не выдержала и расплакалась прямо посреди его очередной тирады о том, как его затрахало лежать и не двигаться, как ему противна еда, питье, постель и вообще, пусть весь гребаный мир катится в трижды трахнутое седьмое пекло.

Увидев ее слезы, Сандор резко замолчал, и просто смотрел на нее, а чувство вины уже начало когтями рвать его душу – что, во имя семи преисподних, он делает? Как он себя ведет? Он, всегда в глубине души считавший себя лучше галантных рыцарей? Клиган вспомнил данное самому себе обещание накануне их свадьбы – «Никто ее не обидит», и вот теперь сам нарушил ее. Вина уже сжигала его изнутри, но его язык, минуту назад извергавший изощренные ругательства, теперь словно онемел.

- Пташка…

- Простите меня за эту слабость, она скоро пройдет.

Он дернулся, словно его ударили.

- Я… - слова застряли в горле.

Санса посмотрела на него внимательно, и вытерла слезы.

- Если лорд-муж разрешит мне, я выйду ненадолго подышать воздухом. А вы съешьте ваш обед, пока он не успел остыть.

Сандор принялся жевать свинину, которая показалась ему безвкусной, но после пары кусков он отшвырнул вилку. Злость на себя самого была такой сильной, что требовала немедленного выхода. Не думая, он попытался встать, но ногу и ребро прострелило так, что он снова рухнул на постель, выдав заковыристое богохульство. Он знал, что будет дальше – Пташка освежится, успокоится, наденет свои доспехи, и вернется сюда, вежливая и холодная, как кусок льда. И это сейчас, когда они только-только начали доверять друг другу, сближаться. На смену злости пришло отчаяние – он все время разрушает все, что она создает.

Когда-то он не представлял, что будет делать с Сансой, оказавшись связанным с ней брачными клятвами, а теперь понял, что уже не представляет жизни без нее, и желание добиться ее… расположения снова завладело им с дикой силой. Но как это сделать? Он готов убить любого за один ее ласковый взгляд, но что-то подсказывало Сандору, что его маленькой жене нужно совсем не это. Тогда что? Лгать себе не было смысла – он знал, что: ласка, забота, нежность, защита. Но разве он на это способен – мясник, убийца, Пес Ланнистеров? Разве он знает, как отличить нежность от похоти, заботу от тирании, ласку от насилия? В нем все это выжгли, когда ему было семь, и с тех пор он хорошо умел только одно – убивать. Но она – это жизнь, а не смерть. Либо он сумеет добиться ее, либо погибнет. Другого пути нет.