И в этой медленно, но динамично меняющейся картине и, соответственно, меняющемся восприятии, наверное, и была одна из прелестей горных восхождений! Примерно то же самое чувствуешь, когда взлетаешь на самолете, – объекты, которые ты видел, находясь на земле и по отдельности, вдруг видишь с высоты и все вместе.
Но на самолете всё происходит быстро, а при восхождении картина меняется медленно, давая вдоволь насладиться всеми своими ракурсами… При этом важно, чтобы всё это сочеталось с физической нагрузкой, – ты как бы сам своей силой менял окружающий пейзаж, и всё более и более открывающаяся и расширяющаяся перспектива наполняла сознание всё более и более сильными эмоциями и удовлетворением, которые являлись как бы своеобразной наградой за каждый покоренный метр высоты!
Так мы и стояли на краю скальной террасы и, разинув рты, наслаждались неописуемой картиной, состоявшей из замшелых валунов под ногами, причудливо изогнутых альпийских сосен и горной речной долины, уходящей вдаль на 18 километров и закрывающейся высоким горбом хребта Пшекиш с его вершиной-тюбетейкой.
Для полноты картины не хватало только парочки горных озер, но их с лихвой заменяла река Белая, живописно извивавшаяся по своей долине.
Терраса продолжалась немного дальше, но там валуны уже начинали плясать в беспорядке над практически отвесным склоном, и лазить там без альпинистского снаряжения и страховки было опасно.
Некоторые из этих камушков, кстати, держались с виду весьма непрочно и могли сорваться… Действительно, среди местных ходили слухи, что такое периодически на этой горе случается. Интересно: не из-за таких ли вот любопытных, как мы? Хотя вряд ли – камни срывались в основном по ранней весне, во время резких зимних оттепелей или сильных дождей, когда либо таял расперевший трещины лед, либо когда довольно мягкий песчаник размывало водой…
Происходило это, однако, крайне редко, и никто, по счастью, до сих пор от камнепада здесь не пострадал и не погиб. Правда, рассказывали, что однажды откололась такая здоровая глыба, что смогла докатиться до подножия, проломив по пути все деревья и кусты, каким-то чудом еще не расколовшись о своих собратьев; затем перелетела через дорогу, пропахала огород одного из хамышинских участков, снесла полсарая и плюхнулась в реку.
Неизвестно, так ли всё было на самом деле, но что-то подобное наверняка происходило, и не раз, так как пара-тройка здоровенных глыб в реке под горой действительно валялась.
Мы продолжали стоять и любоваться видом – так бы и остановились здесь на обед, если бы не желание подняться еще выше! Иван уже направился было обратно, но тут вдруг неожиданно повернулся и спросил: «Ну что, Володь, фотографировать будешь?»
Твою ж… зачем напомнил?! Надо же, я уже во второй раз забывал выхватить фотик перед красивым видом! Неужели начинаю излечиваться от этой гаджетной фотомании? Иван, впрочем, был прав: добросовестно налюбовавшись видом, сделать так же добросовестно пару-тройку фото было уже совсем не грех! Поэтому, задержавшись еще на 10 минут, мы сделали несколько снимков, каждый на свой гаджет, ну и конечно, неизменное селфи.
Покинув террасу, пошли дальше по основной тропе, которая некоторое время шла вдоль склона горы, чтобы затем нырнуть на вершину. Окружающий пейзаж не переставал удивлять! Теперь прямо от тропы устремлялись вверх отвесные, гладкие, как бетонная стена, скалы, которые были увенчаны ступенчатыми карнизами, а внизу попадались глубокие и низкие ниши… Если вы были в Хаджохе в ущелье ручья Мишоко и вам показывали стоянку древнего человека, то здесь, немного меньших размеров, но попадалось то же самое – в этих нишах вполне можно было укрыться если не от холода, то от дождя точно. Но вот скалы закончились, и тропа завернула круто вверх, делая последний виток перед вершиной.
Мы, собственно, хотели попасть даже не на вершину (она была наверняка закрыта деревьями), а на самый верхний скальный уступ, который приметили еще внизу и с которого уже ничто не загораживало вид. И вот, наконец, мы вылезли на правую (ту, что ближе к реке) вершину горы! На ней был густой сосново-лиственный лес с довольно густым подлеском. Уже не помню, куда дальше уходила тропа, но напрямую к краю она не вела, поэтому, чтобы выйти к скальным уступам, нам пришлось продираться сквозь подлесок. Усилия наши, впрочем, были вознаграждены: мы выбрались на обрамленную всё теми же альпийскими соснами каменную площадку, с которой описанный ранее вид открылся наконец во всей своей широте и во всём своем великолепии!
Некоторое время мы стояли молча… Наш инструктор, как всегда, очнулся первый и дал команду на обед. Что ж, перекусить на вершине горы, да еще с таким видом было самое то! Мы достали нашу провизию, и Иван принялся ловко шинковать прямо в руках хлеб, колбасу, овощи и сыр, делая бутерброды и овощную нарезку с мастерством заправского шеф-повара.
Мы же с Александром, развалившись на скале, бессовестно продолжали любоваться видом, ожидая, пока Иван всё приготовит. А я к тому же усердно работал затвором фотоаппарата, на этот раз смалодушничав перед своей «гаджетной» болезнью. Когда же совесть у нас с Александром наконец проснулась от восторженного забвения и мы нехотя потянулись, чтобы помочь нашему командиру, тот, усмехаясь, уже протягивал нам бутерброды и подвинул пакет с нарезанными овощами.
Подъем на гору Монах был, даже по трекинговым меркам, не особо тяжелый, но есть хотелось страшно! Часы показывали уже около пяти вечера, сухой паек, съеденный мною еще рано утром в поезде, давно переварился, а ребята вообще, кажется, со вчерашнего вечера не ели.
В общем, мы с жадностью набросились на еду. Свежеиспеченный местный хлеб, местные колбаса и адыгейский сыр, овощи, выращенные под жарким солнцем Краснодарского края, – всё это уплеталось с добросовестно нагулянным аппетитом, на вершине горы и с видом на освещенную лучами вечернего солнца долину. А довершал гармонию легкий горный ветерок, приятно обдувавший наши разгоряченные после подъема лица. Бесполезно, в общем, даже русским языком описывать всю эту гамму ощущений – те, кто был, понимают и так, а те, кто не был, не поймут, пока сами, своими ногами, не поднимутся в горы!
Наполнив наконец свои пустые желудки, мы с чувством выполненного долга развалились на скале и, ожидая, пока еда уляжется, продолжали любоваться видом. Ненадолго скрывшийся в облаках хребет Пшекиш опять открыл нам свою лысую вершину, превратившись на этот раз из предмета созерцания в предмет обсуждения. Как было бы здорово и туда когда-нибудь подняться! Мы, правда, сначала ошибочно приняли Пшекиш за Черный Шахан – гору, которая находилась в том же направлении… Тогда еще сомнения у меня вызвали альпийские луга на вершине – на Северном Кавказе они начинаются на высоте от 1700 до 1800 м, а высота Шахана (это я знал) – всего 1350 м, и вершина его была, судя по спутниковым снимкам, покрыта лесом! Соответственно, как-то мало он походил на лысую громаду, которую мы наблюдали!
Перепроверив потом по карте, я убедился, что это был действительно не Шахан, а Пшекиш, на который было бы совсем не лишним в будущем прогуляться. Почему? Судя по той же карте и найденным описаниям, Пшекиш был самой великолепной и удачной обзорной точкой всего региона. Дело в том, что горная часть Адыгеи представляет собой как бы равносторонний треугольник, вершинами которого являются три основных горных массива: Фишт-Оштеновский, Большой и Малый Тхачи (включая Чёртовы Ворота) и массив горы Чугуш.
Уникальность же Пшекиша заключалась в том, что он расположен аккурат посередине этого треугольника с небольшим смещением в сторону Тхачей. Поэтому, даже еще не побывав там, нетрудно было вычислить, что с его вершины высотой почти 2300 метров можно увидеть сразу все горные достопримечательности Адыгеи. При этом подходящая высота и оптимальное расстояние до каждого массива позволяли рассмотреть с Пшекиша все детали местного горного ландшафта даже сквозь летнюю дымку.
Но это были фантазии на будущее. Пока же целью похода были покорение горы Фишт и разведка его еще не хоженых нами окрестностей. В последний раз окинув взглядом окружающую панораму, мы пошли обратно… Иван хотел напоследок всё-таки добраться до вершины горы, но, походив туда-сюда, мы с огорчением убедились, что прямой тропы туда через седловину нет, а продираться по скользким камням через жесткий подлесок, да еще неизвестно куда, не было уже ни времени, ни желания – через два часа должно было стемнеть, и нам нужно было торопиться со спуском, если мы не хотели в темноте сломать себе шеи, ибо фонарей, кажется, с собой не брали.
