Ноктем дернулся.

− Знает язык? Откуда кто-то может знать язык?

− Это не диво, ваше высочество, − спокойно сообщил Аберхара, сложив руки внутри широких рукавов. – Когда вы были совсем маленьким, держать в услужении уроженцев Хафрата стало очень модно. У нас как раз погибло несколько оазисов, и люди искали способ выжить. При дворе у каждого аристократа хотя бы недолго, но был кто-то с моей родины. Мальчику в те годы могли нанять няню из пустыни или кормилицу. Если она задержалась в доме надолго, пытливости ума было бы достаточно, чтобы выучить язык.

В голосе наставника не было укора, но сам Ноктем понимал, что тот был прав. Даже сам Ноктем мог выучить язык пустынников, если бы только захотел этого.

Подумав немного, он жестом дал понять Аберхаре, что тот должен следовать за ним, вышел и обратился к смотрителю, ждавшему его с покорностью рядового слуги.

− Отведите нас в любую пустую камеру, чтобы мы могли поговорить наедине, − приказал он.

Смотритель вопросов не задавал, а просто поспешил выполнить приказ и открыл дверь совсем рядом.

− Тут вас никто не услышит, − заверил он.

Ноктем кивнул и зашел первым.

Здесь было темно. Высокие окна этой камеры выходили во внутренний двор, такой маленький и мрачный, что во время ливня свет почти весь исчезал, так и не добравшись до этого места.

Когда дверь закрылась, Ноктем спросил:

− Вы можете мне сказать, с кем дружила моя матушка за год-два до своей смерти?

Аберхара знал о том, что с ней стало. Именно к нему пришел маленький Ноктем и, вытирая слезы кровавыми руками, сказал когда-то: «Отец сошел с ума. Он убил маму, и теперь мне за все это отвечать». Он иногда бывал очень глупым мальчиком.

− Я могу назвать несколько имен, − ответил пустынник, − только это точно не будет весь список.

− Может быть, вы назовете нужное имя.

Ноктем смотрел на стену, наблюдая, как в щелях меж камней сочится вода и делает темно-серый непроглядно черным.

− Эмилия Брендбор, − начал перечислять Аберхара. – Эльвира Нортей. Кристин де Берви. Матильда Рино…

− Жена Вильяма Рино и младшая сестра герцога Унгая? – уточнил Ноктем.

− Да, это что-то меняет? – все же спросил Аберхара с явным волнением.

− Это меняет все, − неуверенно ответил Ноктем, открыл дверь и приказал: − Арестовать моего секретаря Анри Рино. Делайте с ним что угодно, но через час я хочу знать, что он признался в причастности к покушению!

Приказал и тут же закрыл дверь, отступая назад в камеру. Его трясло. Он понимал, что доказательств у него нет, но никто кроме Анри не мог это совершить. Кто-то его подставлял? Нет, в это Ноктем не верил.

− Скажите мне, − начал он, изгоняя дрожь из голоса. – Вас кто-то убедил остаться?

− Нет, − ответил Аберхара и тут же усомнился: – Все же разговор с одним юношей повлиял на мое решение. Он сказал, что настанет время и я буду вам нужен, и я действительно подумал, что это так.

− А ведь я отправил старика Доуля вывести вас из города, − со вздохом сказал Ноктем.

− Доуль был, а еще молодой человек. Он сказал, что помогает вам во всем, имени не назвал.

− И он наверняка знал, где вы, потому и…

Ноктем не договорил, прошел по камере и вдруг спросил совсем о другом:

− Если бы вы знали, что я столкнулся с тем, что мое слово для кого-то ничего не значит? Что с моими приказами не стоит считаться, а отец во многом прав: страх мешает людям отступать от своего слова, какой бы совет вы дали мне?

− Я уже давал вам нужный совет, − невозмутимо ответил Аберхара. – Чужая неверность и бесчестность не делает ваш путь неверным. Увы, но никто не может знать наверняка, как его милость отразится на человеке, но глядя на эту реакцию и воздавая по заслугам, можно…

Ноктем остановил его жестом, давая понять, что все понял, сделал еще несколько шагов и спросил снова:

− Я не знаю, чьим советам стоит верить, что тогда?

− Тогда вам нужны не советы, а время, чтобы принять свое решение.

Ноктем обернулся и посмотрел на наставника:

− Если я решу стать таким же тираном, как мой отец, или, быть может, даже хуже, что вы будете делать?

− Если вы решите, что даже так вам нужны мои советы, я буду рад вам им дать, − ответил Аберхара, склонив голову.

Ноктем снова отвернулся.

− Спасибо за помощь и дельный совет, а теперь уходите, − сказал Ноктем, понимая, что ему нужно время.

Канелия рухнула поперек кровати и смотрела в потолок, думая об угрозе принца. Она не сомневалась, что он способен запереть ее, быть может даже не в спальне. Она столько раз видела, как он перевоплощается, что не сомневалась: он способен на все. В мораль Ноктема она тоже не верила. Принц следовал неким правилам в угоду себе самому. За этими правилами стоял расчетливый ум, немного дисциплины и упрямства, но не было там морали. В чувствах Ноктема Канелия не сомневалась, только ей казалось, что собственной любовью он может пожертвовать, если речь зайдет о делах государства.

В груди у нее заныло от воспоминаний о его словах. Стать женой, вернуть себе имя. Принцесса Астора – королева Тиндора. Смешно.

Она повернулась на бок, поджала колени к груди и замерла. Дождь за окном навевал дремоту. Это усиливало действие лекарств. В первые сутки после ранения стражникам всегда давали такие отвары, что клонили в сон. Местный лекарь считал, что это лучший способ пережить самую сильную боль. Только травяные таблетки, которые пила Канелия, явно мешали этим лекарствам действовать в полную меру.

Что ей делать, она не знала. Любить всем сердцем боялась, повторяла свою клятву и сама в нее не верила, а потом уснула, даже не заметив.

Ей казалось, что за окном все еще идет дождь, дверь ее комнаты отворяется, и стражники в черном приходят за ней.

Она ничего не спрашивает, знает, что ее поведут к королю. Почему-то на ней вместо штанов длинная юбка, а перед выходом она пудрит носик, словно уже не рыцарь, а просто игрушка короля.

− Я готова! – объявляет Кен.

Старший стражи почему-то качает головой, а она презрительно фыркает. Этот человек с юных лет верен королю. Он был не то его дружкой, не то сыном его камердинера, кто теперь уже разберет? Канелия разбирать не хотела.

Она вышла из комнаты и шла вперед сама, словно это она вела стражу вперед как лидер, а не пленница.

Двери королевской спальни отворились, и стало очень тихо. Воздух словно сгустился. Не та спальня была перед ней. Над широкой дубовой кроватью висели рога оленя. На одном из них был завязан зеленый бант. Это Канелия решила их украсить. Мама тихо посмеялась в кулак, а ругать ее не стала, даже оставила такое украшение. Шерстяное покрывало прятало и одеяло и подушки, но даже теперь Канелия помнила, как похрустывает накрахмаленное белье и щекочут щеку вышитые гербы королевской семьи. Она любила забираться к маме в постель, а та никогда ей не запрещала этого. Обнимала, целовала в макушку и даже рассказывала о делах, только Канелия никогда не слушала.

Вздохнув, Кенли шагнула к постели. Тогда двери за ее спиной захлопнулись. Она вздрогнула, обернулась и увидела короля. Виндор Ройдо Тиндор стоял перед ней в окровавленной рубашке и смотрел прямо в глаза.

− Это ты во всем виновата. Он умер из-за тебя.

Канелия сразу поняла, о ком он, и снова обернулась.

Спальня была не та. Пустая светлая комната, кровать с балдахином, а в ней человек, накрытый простыней с головой. Канелия не хотела верить, что это действительно Ноктем. Она кусала губы, сорвала простынь и не нашла тела, только окровавленный меч.

«Это мой шанс!» − решала она, схватила оружие и вогнала лезвие в грудь короля. Оно вошло слишком легко.

− Ты сумасшедшая, − сказал Ноктем, и она вдруг поняла, что король перед ней другой. Они так похожи, что в полумраке она убила не того.

− Ты никого не спасла, только погубила.

− Это сон! Я должна проснуться! – закричала Канелия, уставшая уже убивать наследника Тиндора в своих кошмарах.