«Единственный способ заставить людей подчиняться – страх» − всегда говорил Виндор, и Ноктем не мог теперь это не вспомнить.

Вымуштрованный отцом стражник покорно вышел. Женщина, таившаяся за шторкой, прячущей проход в другую комнату, выбежала следом за стражником. Дверь закрылась, и стало тихо.

Лидер местных пустынников молчал, а Ноктем смотрел ему в глаза, скрепя зубами. Ему казалось, что это настоящее предательство. Он старался выровнять дыхание, но толку в этом не было, потому он решил не сдерживать больше гнев, а с жаром ударил кулаком по столу, заставляя обе чашки подпрыгнуть и, перевернувшись, разлить горячий отвар.

− Что ты здесь делаешь, Аберхара?! – буквально выкрикнул он, сдерживая желание перевернуть этот стол.

Он столько сделал, чтобы старого наставника не нашли, заставил людей рисковать и даже платить своей жизнью, а этот человек был здесь − там, где его жизнь не стоила ничего!

− Постой, Ноктем, прошу, послушай меня, − сложив вместе руки, начал Аберхара, но Ноктем только отмахнулся и схватился за голову.

Анри Рино уверял его, что наставник покинул город, что он сам лично это видел и отправил сопровождать его своих людей. Те должны были проводить его до границы. Неужели этот плут ухитрился вернуться?

− Здесь меня зовут Архара, мы с женой живем бедно и тихо. Никто не станет нас искать, и о том, кто я есть, не догадается. Я так постарел за время своего заточения, что кроме вас никто меня и не узнает, прошу вас.

Ноктем снова отмахнулся, а потом вздохнул:

− Зачем? Если хоть кто-нибудь узнает, отец вырежет весь этот квартал. Неужели вам не жаль невинных людей? Ради чего все это?

− Ради вас, − коротко ответил Аберхара. – Вам непременно понадобится дельный совет. Рано или поздно, так или иначе.

− Это именуется неповиновением, − сквозь зубы процедил Ноктем, но заставил себя выдохнуть.

Все, что произошло, не имело никакого значения пока он не выяснил, кто покушался на жизнь короля. К своему ужасу он осознал, что только что самый мудрый человек, которому он всегда верил, потерял всякую значимость. Стал словно пылью городских улиц, на которую не стоит обращать внимания.

Ноктем выдохнул, поднял одну чашку, затем вторую, сам наполнил обе отваром из чайника, молча и хмуро. Число людей, которым он когда-то доверял, из очень маленького превратилось в абсолютную пустоту. Мысль о том, что верить нельзя никому, так часто отвергаемая Ноктемом в спорах с отцом, теперь больно обожгла.

«Верить нельзя никому», − сам себе сказал Ноктем и сделал глоток.

Отвар действительно растекался по телу, принося спокойствие.

− Простите, что наша встреча стала такой, − проговорил Аберхара и только теперь посмел отстраниться от стола.

Разлитый отвар капал ему на штанину, но Ноктем лишь прикрыл веки. Ему не хотелось соглашаться с неуверенным чувством вины, вдруг кольнувшим его в висок.

Подобные вспышки гнева обычно с ним не случались, но он точно знал, что они часто бывали у его отца. Одна такая вспышка привела к тому, что по сей день его гнетет. Быть может, теперь с Ноктемом творилось что-то похожее, и он сам убивал дорогого человека, не в миру, а в собственном сердце.

Миг сомнения угас на первом выдохе.

− Я думал сам показаться вам, когда придет время, когда вам может понадобиться мой совет, хотя, быть может, уже и не понадобится, вы стали…

Ноктем жестом остановил его. Ему не хотелось знать мнение наставника, по крайней мере, не сейчас. Его сомнения меняли оборот.

− Вы знаете, почему я ищу Удахину? – спросил Ноктем, стараясь не смотреть на наставника.

− Нет, − коротко ответил Аберхара. – Он что-то сотворил?

− Да, и я вот думаю, правда ли вы об этом не знаете или врете мне сейчас? – спросил Ноктем, заглядывая мужчине в глаза.

Тот вздохнул, но глаз не отвел. Они были уставшими, взволнованными, но не напуганными.

− Вы ждали от меня безропотного повиновения? – спросил Аберхара, помедлив.

− Если вы хотели остаться, стоило сказать мне об этом сразу при нашей последней встрече. – Или передать мне свое желание через доверенного человека, а не вот так.

− Я поздно понял, что не хочу оставлять вас, − признался наставник. – Простите меня, прошу. Я действительно просто хотел служить вам.

− Просто служить? Как тогда вышло, что ваш соотечественник стал убийцей короля? – спросил Ноктем. – Я в такие случайности не верю.

Аберхара вздрогнул.

− Владыка мертв? – сдавленным голосом спросил он.

Ужас в его голосе был искренним, но даже в этом Ноктем сомневался.

− Жив, − коротко ответил он. – Ваш Удахина стрелял из арбалета в шелках. Вам это ничего не говорит?

Аберхара покачал головой, находясь в искренней растерянности.

− Я клянусь вам небом над своей головой, мне не ясно, о чем вы. И о том, что Удахина должен был сделать, мне неведомо. Про деньги это я от его сестры знаю. Думал, что здесь что-то не…

Аберхара осекся, а потом окинул принца взглядом.

− Вас обвинили в этом?

− Нет, − коротко ответил Ноктем и вздохнул.

Видеть наставника сейчас ему просто не хотелось. Голова противно гудела, в висках стучала усталость.

− Вы правы, таких совпадений не бывает, но я клянусь вам…

− Не надо клятв, − остановил Ноктем. – Я больше вам не верю, но мне нужна помощь. Узнайте у сестры Удахины, знает ли она хоть что-то, а затем отведите ее в крепость, если она что-то знает, и ждите меня там, если ваши слова о службе не просто слова.

Ноктем хотел встать, а Аберхара поймал его за руку.

− Ноктем, мальчик мой, я понял только сейчас, что причинил тебе страшную боль, но тебе нельзя сейчас сомневаться, только не тогда, когда корона скоро станет твоей.

Ноктем едва не рыкнул, освобождая руку. Он не хотел эту корону, сейчас не хотел ее больше, чем когда бы то ни было прежде, а все почему-то только и ждали миг, когда она упадет ношей на его плечи. Неужели он не заслужил права стать королем без кровавых интриг и бессмысленных смертей? Мог ли он вообще стать королем, а не тираном, как его отец? У всех есть выбор – так он говорил раньше, но была ли это правда, или это только иллюзия, в которую ему хотелось верить?

Он предчувствовал, что ему придется принимать страшные решения, и это ему совсем не нравилось.

Выскакивая на улицу под мелкий дождь, зябкой моросью покрывший улицу, он быстро нашел стражников в собравшейся взволнованной толпе и дал им знать, что дальнейшие поиски бессмысленны.

Ноктему казалось, что он знает имя виновного, но он сам себе не может признаться в этом. Это было так же страшно, как признать, что его отец, тот с которым он спорил всю свою жизнь, – прав. Страх и никакого доверия – вот единственный путь крепкой короны.

Ноктему показалось, что прямо сейчас судьба открыла перед ним две двери: путь отца и путь деда. Первого ненавидели сейчас, второго убили те, кому он верил.

К счастью Ноктем привык во всем сомневаться, потому прошел мимо этого навязанного выбора.

Дождь стал сильнее, словно спешил остудить горячую голову Ноктема, только теперь он стучал за окном, ломился в него с такой прытью, что одинокие капли даже падали на пол.

Ноктем слышал их, но не спешил открывать глаза. Он сидел в своем кабинете и думал. Слова отца звучали в его голове так, словно пытались прожечь дырку в его сознании.

«Нет иного пути», − часто говорил Виндор, кричал, был недоволен сыном, а в последнее время соглашался и даже гордился им. Что изменилось?

«Твоя главная сила в том, что ты ищешь свой путь, а не соглашаешься на уже известный, − словно поддерживали спор слова Аберхары, почти забытые, а теперь восставшие в сознании. – Это трудный путь. На нем невозможно избежать ошибок, главное помнить, чего именно ты хочешь достичь».

− Чего именно, − повторил Ноктем шепотом и вдруг понял, что он уже и не помнит, что это было.

Он хотел создать сильную страну, избавить ее от тирании и… было что-то еще, утерянное в череде сложных интриг.