На даче Луна ещё прозрачна и бледна. Но розовеет пепел небосклона — И золотится берег. Уж видна Тень от узорной туйи у балкона. Пойдём к обрывам. Млеющей волной Вода переливается. И вскоре Из края в край под золотой луной Затеплится и засияет море. Ночь будет ясная, весёлая. Вдали, На рейде, две турецких бригантины. Вот поднимают парус. Вот зажгли Сигналы – изумруды и рубины. Но ветра нет. И будут до зари Они дремать и медленно качаться, И будут в лунном свете фонари Глазами утомлёнными казаться. С обрыва
Стремнина скал. Волной железной Здесь плоскогорье поднялось И над зияющею бездной, Оцепенев, оборвалось. Здесь небо ясно, – слой тумана Ползёт под нами, как дракон, — И моря синяя нирвана Висит в пространстве с трёх сторон. Но дико здесь. Как руки фурий, Торчит над бездною из скал Колючий, искривлённый бурей, Сухой и звонкий астрагал. И на заре седой орлёнок Шипит в гнезде, как василиск, Завидев за морем спросонок В тумане сизом красный диск. Океаниды В полдневный зной, когда на щебень, На валуны прибрежных скал, Кипя, встаёт за гребнем гребень, Крутясь, идёт за валом вал, — Когда изгиб прибоя блещет Зеркально вогнутой грядой И в нём сияет и трепещет От гребня отблеск золотой. Как весел ты, о буйный хохот, Звенящий смех Океанид, Под этот влажный шум и грохот Летящих в пене на гранит! Как звучно море под скалами Дробит на солнце зеркала И в пене, вместе с зеркалами, Клубит их белые тела! Дия Штиль в безгранично-светлом Ак-Денизе. Зацвёл миндаль. В ауле тишина И тёплый блеск. В мечети на карнизе, Воркуя, ходят, ходят турмана. Пригретый лаской солнечного света, Сегодня в полдень слаще и грустней, Задумчивей, чем прежде, с минарета Пел муэдзин… И всё следил за ней. Дышал он морем, тонким ароматом Садов в цвету, теплом небес, земли… А Дия шла по каменистым скатам, По голышам меж саклями – к Али… К Али? О, нет. На скате под утёсом Журчит фонтан. Идут оттуда вниз Уступы крыш по каменным откосам И безграничный виден Ак-Дениз, Она уж там. Но весел и спокоен Взгляд карих глаз. Легка, как горный джинн, Под шелковым бешметом детски-строен Высокий стан… Она нальёт кувшин, На камне сбросит красные папучи И будет мыть, топтать в воде бельё… – Журчи, журчи, звени, родник певучий! Она глядится в зеркало твоё. Граф П. Бутурлин Крымские песни I На мягкой синеве полуночных небес, Как семь алмазов, искрятся стожары; В объятьях тёмных гор, где дремлет тёмный лес, Лениво грезя, замерли Байдары. Исчезла жизнь, и сон – и вечный сон царит; Лишь только изредка в дали туманной, В таинственной дали, протяжно прозвучит Обрывок песни жалобной и странной. II О, верно, верно, вы давно забыли Тот славный вечер у Гурзуфских скал! На небе тучки алые застыли, — Недвижные, как будто ветер спал, — И в бледном море, где волна дремала, Румяный отблеск их играл, Как розовый отлив средь бледного опала… Казалось, сумерек сиреневая тень Мрачила, летний, не осенний день! Сидели мы, где плющ и виноград покрыли Когда-то с гор скатившийся обвал, Где а́йвы плод благоухал И жёлтый дрок так дерзостно сиял. Сидели мы одни, о чём-то говорили… И по небу скользил тончайший серп луны… Вы всё забыли, нет сомненья, (Он так давно померк, тот вечер упоенья), И я забыл, как забывают сны, Наш тихий спор без увлеченья, Да понимал ли я, что милые уста Шептали в этот час, – час нежный, как мечта? Мне слишком хорошо всё помнится блистанье Той молодой луны, плодов благоуханье, И жёлтый дрок… и ваша красота! III Бледное море под бледным дождём! Грустен сегодня напев твой смиренный; Нет ни угроз, ни отчаянья в нём: Точно печали поры отдалённой (Блёклые грезы о блёклом былом!) Вспомнило море… Старое, старое, полузабытое горе!.. О, и в душе сиротливой моей Старое горе опять пробудилось, — Прежде, – давно, – на весне моих дней, Пышной надеждой оно засветилось… Нет и следа от потухших лучей! Ропщет ненастье! Старое, старое, полузабытое счастье!.. |
