Лэйтэриэль сама толком не знала, чего ради её сюда занесло: это было какое-то мимолётное желание. Теперь в сгущающихся сумерках она бродила по беспорядочным улицам среди арочных колоннад и высоких кипарисов.

Нужно было искать место для ночлега, но вместо этого она устроилась в какой-то таверне, часть столиков которой стояли под увитой вьюнком крышей веранды, открывающей вид на обрыв, высокий каменный мост и соседний «берег».

Эльфийка устроилась за одним из крайних столиков. Заказав неизвестный ей напиток странной густой консистенции, сливочный виноградный мусс с кусочками фруктов, как сообщил хозяин, девушка стала наблюдать за посетителями. Здесь были очень голосистые и эмоциональные люди. Они запросто могли затеять гулянье с песнями и плясками, но вместе с тем легко начинали ругаться, вспыхивая, как сухое сено от искры в жару.

Когда девушка начала поглощать порцию сушёных фруктов, на веранде появился чудаковатый мужчина лет сорока в измятой одежде, заляпанной цветными пятнами.

— Вэнс, пройдоха, можешь сразу разворачиваться, дармовой выпивки ты не получишь! — зычным голосом сообщил хозяин, тут же заметивший нового посетителя.

— Да ладно тебе, Тадео, продам картину — тут же верну, — сиплым голосом рассмеялся тот.

— Твою мазню никто не покупает, — хозяин вышел из-за стойки, многозначительно уперев руки в бока. — Проваливай, пока по шее не получил.

— Налейте ему, я заплачу, — в приступе альтруизма произнесла Лэйтэриэль.

Мужчина радостно обернулся к девушке, а хозяин тут же возразил:

— Не стоит, леди, он тут постоянно клянчит. Без выпивки, может, когда-нибудь займётся нормальной работой.

— Леди желает меня угостить, делай, как велено, — любитель выпивки тут же беззастенчиво устроился напротив девушки. — Ты моя спасительница! Я в благодарность нарисую твой портрет.

— Не слушай его, — шустрый хозяин неприветливо бухнул перед незадачливым художником тяжёлую кружку, — он кошмарно рисует.

— Что б вы тут понимали, — буркнул пройдоха тому в спину. — Я — Вэнсэн, премного рад знакомству.

— Лэйтэриэль, — улыбнулась девушка, рассматривая его лицо более внимательно. Впалые щеки, лёгкая небритость, тёмные волосы до плеч небрежно собраны на макушке, а в карих глазах необычный блеск. — Значит, художник?

— Ага, — Вэнсэн торопливо глотнул вина и цапнул несколько кусочков фруктов, — правда, большинство считает, что я напрасно мараю бумагу. Но я же не виноват, что у них не достаёт ума, чтобы оценить мои работы. Слушай, — он встрепенулся, — а я бы действительно написал твой портрет. Нездешняя?

— Можно и так сказать, — Лэйтэриэль нетерпеливо фыркнула: знал бы он, сколько раз ей приходилось подобное слышать, — путешествую.

— О? Наверное, многое повидала, — часть об опасности путешествий он благоразумно опустил. — А здесь первый раз?

— Да нет, — рассеянно качнула головой эльфийка, — уже была, давненько, правда.

— И что же на этот раз привело?

Лэйтэриэль с недоумением уставилась на художника. Тот спрашивал с безмятежным видом и вообще его, кажется, куда больше интересовало содержимое тарелки, но вопросы звучали как-то… правильно.

— Слушай, а ещё не угостишь? — он помахал у неё перед носом уже полупустой кружкой. Девушка кивнула, и Вэнсэн позвал хозяина.

— Дайте ему целую бутылку, — попросила эльфийка.

Тадео осуждающе покачал головой, но заказ исполнил.

— А ты щедра! — радостно произнес мужчина. — Но я ведь с тобой не расплачусь.

— Покажешь мне свои картины, — Лэйтэриэль пожала плечами, запустив руку в блюдце со сладостями.

— Так чего мы ждём? Идём, — он залпом допил остатки из кружки, достав откуда-то тетрадь, вырвал оттуда страницу, ссыпал в кулёк сушёные фрукты и подхватил бутылку. — Чего здесь торчать и смотреть на их скучные морды?..

Эльфийка наблюдала за этим зрелищем, чуть вздёрнув брови. Он ещё и голодный, наверное.

Бросив на стол несколько монет, девушка последовала за художником, и не подумавшем о том, чтобы притормозить. Вэнсэн, между тем, самозабвенно начал разглагольствовать о том, как в этом мире, и Дорвинионе в частности, тяжело жить художникам, об их сложных отношениях с окружающими и так далее. Судя по всему, этот монолог ему приходилось часто произносить.

Художник вёл девушку мимо уже закрытых лавок в сторону городских окраин. Не прошло и получаса, как они оказались перед не вызывающим доверяя довольно обшарпанным двухэтажным домом, стоящем под раскидистой липой.

— Дом, милый дом, — провозгласил художник и толкнул незапертую дверь.

Первый этаж оказался скорее жилым, чем рабочим. Из крошечной прихожей наверх вела деревянная лестница, отсюда же можно было попасть в гостиную-спальню, в которой тут и там валялись стопки набросков, рядом же была кухня, которой, кажется, не особо и пользовались. А вот второй этаж оказался полностью отдан на откуп рабочим нуждам. Кажется, Вэнсэн даже от чердачных перекрытий избавился, чтоб сделать потолок выше. В комнате царил беспорядок. У одной из стен лежал тюфяк с одеялом и подушкой, всё остальное пространство занимали ящики, самодельные стеллажи, холсты, несколько мольбертов разной величины (один и вовсе сломанный), бумага, замызганные тряпки, свёрнутые и уложенные стопками картины, кисточки и карандаши, банки с красками и заляпанные дощечки-палитры, а в воздухе стоял характерный запах.

Вэнсэн начал зажигать свечи в фонариках, которых здесь было огромное количество. Постепенно свет выхватывал всё больше подробностей, но взгляд Лэйтэриэль был прикован лишь к одному самому большому полотну у стены. К затянутому облаками серому небу вздымался непроницаемо чёрный монолит башни. Вокруг неё по безжизненной долине растекалось белое марево осаждающих, разбавленное цветными пятнами полотнищ. Их было неизмеримо больше, за их спинами призрачно реяли далёкие огни, вселявшие в них отвагу и чувство собственной правоты. Но башня стояла незыблемо. Потому что она должна стоять. В ней было какое-то безразличие к окружившим её и усталая обречённость. Что-то незримо поддерживало её. Какая-то… нет, не истина — потому что истины нет — идея и смысл.

Картина была не завершена, да и рисовал Вэнсэн довольно своеобразно — не прорисовывая мелкие детали, больше пятнами и набросками. Но почему-то от этого Лэйтэриэль куда отчётливее понимала, что здесь изображено.

Эльфийка стала рассматривать другие картины. Пусть не на всех, но на многих угадывались сюжеты истории, пусть и изображённые весьма причудливо. Пожалуй, всю их красоту действительно сложно оценить, если не понимаешь, что именно изображает художник. Порой у него в центре внимания была всего лишь одна деталь, а всё остальное оставалось размытым наброском. Даже немногочисленные портреты выглядели странными: объятые огнём лица, смазанные черты, непропорциональные части тела. Пожалуй, стало понятным, почему прочие называют его работы мазней. Но это была вовсе не мазня.

— А где ты берёшь… — Лэйтэриэль взяла в руки рисунок, на котором посреди изумрудных взбесившихся волн возвышался белоснежный маяк. Она уже видела его прежде. — Идеи?

— А ты можешь видеть, да? — довольно произнёс Вэнсэн. Эльфийка вопросительно обернулась. — Ну, иначе бы ты не простояла полчаса, пялясь на одну недоработанную картину.

— Скорее, просто понимаю, о чём они, — качнула головой девушка, положив на заваленный стол рисунок маяка.

Лэйтэриэль вновь вернулась к большому полотну, с трудом преодолевая желание провести рукой по чёрному монолиту башни.

— А почему так расплывчато?

— Как вижу, — художник достал откуда-то кружку и стал вытаскивать пробку из бутылки. — Вообще, смех в том, что я вроде понимаю, что изображаю, но не знаю, что. Ни имён, ни названий, ни дат. Просто события.

— Это История, — тихо произнесла Лэйтэриэль. — Кажется, самая объективная версия из всех, что мне попадались.

— Ну, не знаю, — справившись с бутылкой, он наполнил бокал и, приблизившись, подал его девушке, — она какая-то чужая. История.